затем последовала в Лондон, куда мы, по ее мнению, удалились: однако квакерша заверила ее, что ей ничего не известно о наших передвижениях — кстати, это была истинная правда. В заключение квакерша советовала ей угомониться и перестать выслеживать, точно воров, людей с таким положением в обществе, как наше; раз я не проявляю желания ее видеть, говорила она, то никакие силы не вынудят меня к такой встрече; между тем ее назойливость может лишь окончательно меня рассердить. Такими-то речами она пыталась ее утихомирить. Мне же она высказала надежду, что эта молодая особа не станет больше причинять мне беспокойства.
Примерно тогда же Эми и рассказала мне о своей поездке в Гринвич и намерении утопить и убить мою девицу во что бы то ни стало, чем, как я уже говорила, привела меня в неописуемую ярость, и я прогнала ее прочь, так что она уехала, даже не соизволивши меня известить, куда или хотя бы в какую сторону держит путь. Я же, по размышлении, поняла, что отныне лишилась помощницы и наперсницы, и что, не считая моего друга квакерши, мне не от кого теперь получать сведения: так что я была в большой тревоге.
День за днем я ждала и гадала, все еще надеясь, что Эми одумается и вернется, или хотя бы подаст о себе какую-нибудь весточку; но прошло десять дней, а от нее — ни слуху, ни духу. Я вся извелась и не знала покоя ни днем, ни ночью. Что мне было делать? Ехать в город, к квакерше я не смела, боясь нарваться на это несносное существо, мою дочь; с другой стороны, живя в деревне, я была от всего отрезана и не знала, что происходит; наконец я надумала попросить мужа послать карету за квакершей, сказав, что очень по ней соскучилась.
Когда она приехала, я не смела ее ни о чем расспрашивать и не знала, как подступиться; но она сама тотчас принялась мне рассказывать, что девушка приходила к ней три или четыре раза, пытаясь узнать что-либо обо мне; она так ей досаждала, что квакерша в конце концов даже немного на нее рассердилась и прямо ей сказала, чтобы та не пыталась меня разыскать при ее (квакерши) посредстве, ибо даже если бы она что и знала, то не стала бы ей рассказывать; после чего та на некоторое время оставила ее в покое. Однако, продолжала квакерша, я поступила неосторожно, послав за нею собственную карету, ибо у нее есть основания думать, что она (моя дочь) следит за ее дверью днем и ночью: да и не только за дверью, а за каждым движением квакерши, за каждым ее приходом и уходом; ибо девица была полна решимости меня выследить и не щадила никаких усилий и, по мнению квакерши, даже арендовала комнату где то поблизости от ее дома.
Но у меня едва хватило терпения ее выслушать, так жаждала я расспросить ее об Эми; когда же она сказала, что ей ничего о той неизвестно, я была совсем сражена. Невозможно и выразить все тревожные мысли, которые одолевали меня; Главное же — я без конца корила себя за опрометчивость, с какою прогнала столь верную душу, которая столько лет была мне не только служанкой, но и доверенным лицом, и не только доверенным лицом, но и преданнейшим другом.
Я не могла также не думать о том, что Эми известны все мои тайны; что она участвовала во всех моих интригах, что во всем, что я делала и дурного, и доброго, она принимала самое деятельное участие, и что с моей стороны это, кроме всего прочего, весьма опасный шаг; я обошлась с ней жестоко и невеликодушно, тем более, если вспомнить, что все ее вины происходили от ее привязанности ко мне и чрезмерной заботы о моем благополучии; теперь мне оставалось лишь уповать на то, что эта самая ее любовь ко мне и великодушная дружба удержат ее от того, чтобы отплатить мне злом за то зло, что я причинила ей: ведь я была целиком в ее власти, и она легко могла меня погубить совершенно.
Все эти мысли смущали меня несказанно, и я просто не знала, что и предпринять. Я уже стала совсем отчаиваться когда-либо ее увидеть, ибо вот уже более двух недель, как она меня покинула: а поскольку она взяла с собою все свои пожитки, а также деньги — а их у нее было немало — то у нее и не было причин возвращаться; никакого адреса, куда она переехала, никакого намека, в какой части света ее разыскивать, она не оставила. Беспокоило меня также еще одно обстоятельство, а именно, что мы с супругом порешили щедро вознаградить Эми, не принимая в расчет тех денег, какие она могла отложить сама; но мы не успели поделиться с нею нашим намерением, так что у Эми. было еще одной причиной меньше вернуться ко мне.
Все это вместе взятое — беспокойство, причиняемое мне девчонкой, которая шла за мной по пятам, как гончая собака, напавшая на горячий след и потом потерявшая его, все это, говорю, вместе с исчезновением Эми заставило меня принять решение как можно скорее ехать в Голландию: там, и только там, думала я, обрету я желанный покой. И вот однажды я сказала своему супругу, что боюсь, как бы он не рассердился на меня за то, что я ввела его в заблуждение, и что я сама уже начинаю сомневаться, будто забрюхатела: а раз так, сказала я, и поскольку вещи наши давно уже уложены и все подготовлено для отъезда в Голландию, то я готова ехать с ним в любой день, какой он назначит.
Супруг мой, которому было все равно, ехать ли или оставаться, предоставил все это на мое усмотрение: я же, поразмыслив немного, начала собираться к отъезду. Но, увы! — я пребывала в крайней нерешительности. Без Эми я была как без рук: она была моим управляющим, она следила за моей рентой (то есть за процентами с моего капитала), она вела счета, — словом, занималась всеми моими делами: без нее я не могла ничего — ни ехать, ни оставаться. Меж тем в это самое время случилось одно происшествие, касавшееся до Эми и напугавшее меня так, что я уехала — и притом без нее — в величайшем смятении и ужасе.
Я уже рассказывала, как ко мне приезжала квакерша и сообщила, что моя дочь ведет за нею неусыпное наблюдение и что она днем и ночью следит за ее домом. В самом деле, та приставила шпиона, который так успешно за нею (квакершею) следил, что она и шагу не могла ступить без того, чтобы той не стало известно.
Это стало слишком ясно, когда на другое утро после приезда квакерши (которую я оставила у себя ночевать), к моему несказанному удивлению, у моего домика остановилась наемная карета, в которой я увидела мою дочь. По счастливому стечению обстоятельств — хоть во всем прочем они складывались весьма для меня несчастливо — муж в то самое утро велел заложить карету и укатил в Лондон. Что до меня, то я не знаю, как только у меня душа с телом не рассталась; я так была поражена, что не знала, ни что сказать, ни как поступить.
Находчивая квакерша, однако, сохранила присутствие духа и спросила, нет ли у меня знакомых среди соседей. Я ответила ей, что да, совсем рядом живет дама, с которой я сдружилась и была на короткой ноге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Примерно тогда же Эми и рассказала мне о своей поездке в Гринвич и намерении утопить и убить мою девицу во что бы то ни стало, чем, как я уже говорила, привела меня в неописуемую ярость, и я прогнала ее прочь, так что она уехала, даже не соизволивши меня известить, куда или хотя бы в какую сторону держит путь. Я же, по размышлении, поняла, что отныне лишилась помощницы и наперсницы, и что, не считая моего друга квакерши, мне не от кого теперь получать сведения: так что я была в большой тревоге.
День за днем я ждала и гадала, все еще надеясь, что Эми одумается и вернется, или хотя бы подаст о себе какую-нибудь весточку; но прошло десять дней, а от нее — ни слуху, ни духу. Я вся извелась и не знала покоя ни днем, ни ночью. Что мне было делать? Ехать в город, к квакерше я не смела, боясь нарваться на это несносное существо, мою дочь; с другой стороны, живя в деревне, я была от всего отрезана и не знала, что происходит; наконец я надумала попросить мужа послать карету за квакершей, сказав, что очень по ней соскучилась.
Когда она приехала, я не смела ее ни о чем расспрашивать и не знала, как подступиться; но она сама тотчас принялась мне рассказывать, что девушка приходила к ней три или четыре раза, пытаясь узнать что-либо обо мне; она так ей досаждала, что квакерша в конце концов даже немного на нее рассердилась и прямо ей сказала, чтобы та не пыталась меня разыскать при ее (квакерши) посредстве, ибо даже если бы она что и знала, то не стала бы ей рассказывать; после чего та на некоторое время оставила ее в покое. Однако, продолжала квакерша, я поступила неосторожно, послав за нею собственную карету, ибо у нее есть основания думать, что она (моя дочь) следит за ее дверью днем и ночью: да и не только за дверью, а за каждым движением квакерши, за каждым ее приходом и уходом; ибо девица была полна решимости меня выследить и не щадила никаких усилий и, по мнению квакерши, даже арендовала комнату где то поблизости от ее дома.
Но у меня едва хватило терпения ее выслушать, так жаждала я расспросить ее об Эми; когда же она сказала, что ей ничего о той неизвестно, я была совсем сражена. Невозможно и выразить все тревожные мысли, которые одолевали меня; Главное же — я без конца корила себя за опрометчивость, с какою прогнала столь верную душу, которая столько лет была мне не только служанкой, но и доверенным лицом, и не только доверенным лицом, но и преданнейшим другом.
Я не могла также не думать о том, что Эми известны все мои тайны; что она участвовала во всех моих интригах, что во всем, что я делала и дурного, и доброго, она принимала самое деятельное участие, и что с моей стороны это, кроме всего прочего, весьма опасный шаг; я обошлась с ней жестоко и невеликодушно, тем более, если вспомнить, что все ее вины происходили от ее привязанности ко мне и чрезмерной заботы о моем благополучии; теперь мне оставалось лишь уповать на то, что эта самая ее любовь ко мне и великодушная дружба удержат ее от того, чтобы отплатить мне злом за то зло, что я причинила ей: ведь я была целиком в ее власти, и она легко могла меня погубить совершенно.
Все эти мысли смущали меня несказанно, и я просто не знала, что и предпринять. Я уже стала совсем отчаиваться когда-либо ее увидеть, ибо вот уже более двух недель, как она меня покинула: а поскольку она взяла с собою все свои пожитки, а также деньги — а их у нее было немало — то у нее и не было причин возвращаться; никакого адреса, куда она переехала, никакого намека, в какой части света ее разыскивать, она не оставила. Беспокоило меня также еще одно обстоятельство, а именно, что мы с супругом порешили щедро вознаградить Эми, не принимая в расчет тех денег, какие она могла отложить сама; но мы не успели поделиться с нею нашим намерением, так что у Эми. было еще одной причиной меньше вернуться ко мне.
Все это вместе взятое — беспокойство, причиняемое мне девчонкой, которая шла за мной по пятам, как гончая собака, напавшая на горячий след и потом потерявшая его, все это, говорю, вместе с исчезновением Эми заставило меня принять решение как можно скорее ехать в Голландию: там, и только там, думала я, обрету я желанный покой. И вот однажды я сказала своему супругу, что боюсь, как бы он не рассердился на меня за то, что я ввела его в заблуждение, и что я сама уже начинаю сомневаться, будто забрюхатела: а раз так, сказала я, и поскольку вещи наши давно уже уложены и все подготовлено для отъезда в Голландию, то я готова ехать с ним в любой день, какой он назначит.
Супруг мой, которому было все равно, ехать ли или оставаться, предоставил все это на мое усмотрение: я же, поразмыслив немного, начала собираться к отъезду. Но, увы! — я пребывала в крайней нерешительности. Без Эми я была как без рук: она была моим управляющим, она следила за моей рентой (то есть за процентами с моего капитала), она вела счета, — словом, занималась всеми моими делами: без нее я не могла ничего — ни ехать, ни оставаться. Меж тем в это самое время случилось одно происшествие, касавшееся до Эми и напугавшее меня так, что я уехала — и притом без нее — в величайшем смятении и ужасе.
Я уже рассказывала, как ко мне приезжала квакерша и сообщила, что моя дочь ведет за нею неусыпное наблюдение и что она днем и ночью следит за ее домом. В самом деле, та приставила шпиона, который так успешно за нею (квакершею) следил, что она и шагу не могла ступить без того, чтобы той не стало известно.
Это стало слишком ясно, когда на другое утро после приезда квакерши (которую я оставила у себя ночевать), к моему несказанному удивлению, у моего домика остановилась наемная карета, в которой я увидела мою дочь. По счастливому стечению обстоятельств — хоть во всем прочем они складывались весьма для меня несчастливо — муж в то самое утро велел заложить карету и укатил в Лондон. Что до меня, то я не знаю, как только у меня душа с телом не рассталась; я так была поражена, что не знала, ни что сказать, ни как поступить.
Находчивая квакерша, однако, сохранила присутствие духа и спросила, нет ли у меня знакомых среди соседей. Я ответила ей, что да, совсем рядом живет дама, с которой я сдружилась и была на короткой ноге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117