ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


У Дефо (как и у его французского современника Лесажа, создателя «Жиль Бласа») заметно, однако, стремление углубить и переосмыслить жанровую схему пикарески в соответствии с занимающими их социально-этическими и воспитательными проблемами. В «Робинзоне Крузо» для Дефо важнейшей задачей становится определение потенциала «человеческой природы», поставленной в исключительные по своей трудности условия. Своеобразными «робинзонадами» — экспериментами над нравственным складом, характером и поведением людей, проводимыми уже не на необитаемом острове, но в дебрях и пустынях, именуемых цивилизованным миром, являются и позднейшие книги Дефо.
В этой сфере Дефо мог опираться и на отечественную традицию, глубоко укоренившуюся в английской буржуазно-демократической пуританской литературе XVII в., — на так называемую «духовную автобиографию» — разного рода дневники, жизнеописания, исповеди, авторы которых, — как, например, Джон Бэньян в «Изобильной благодати» (1666) — подвергали пристальному самоанализу свое духовное «я», раздираемое противоречивыми побуждениями, борьбой греховных помыслов и соблазнов с раскаянием и просветлением.
Склонность к внимательному, даже придирчивому исследованию своих побуждений присуща Роксане в ничуть не меньшей степени, чем предшествующим персонажам Дефо. И хотя ее раскаяние не бывает ни длительным, ни глубоким, она все же искренне гордится своим протестантизмом: «Пусть я и шлюха, я все же шлюха протестантская, и — каковы бы ни были обстоятельства — не могла вести себя как шлюха католическая».
Протестантизм Дефо, который он в известной степени проецирует и в образ Роксаны, носит скорее политический, чем собственно-религиозный характер. В нем живут отголоски революционных общественных конфликтов XVII в. В сознании английского народа католицизм был ненавистным знаменем неограниченной феодально-абсолютистской монархии (недаром зависимость последних Стюартов от правительства Людовика XIV так усиливала их непопулярность в Англии!). Протестантизм ассоциировался с традициями английской буржуазной революции, казался оплотом английских «свобод». Критические суждения Роксаны о государственном строе и общественных нравах католической абсолютистской Франции во многом созвучны публицистике самого Дефо.
В «Роксане», как и во всем завершаемом ею цикле «историй», автора занимает прежде всего соотношение между характером и обстоятельствами, в которые поставлены его герои и героини. Он с равным интересом рассматривает и ситуации исключительные (многолетнее одиночество на необитаемом острове или жизнь в Лондоне, пораженном чумой), и ситуации массовидные, но не менее устрашающие по своим последствиям — нищету, бесправие, невежество, разврат, преступность, видя в них как гуманист-просветитель уже не столько акт «божественного произволения», сколько общественно-значимые явления, требующие осмысления и исследования.
Его восхищение неисчерпаемым потенциалом «человеческой природы» может показаться безграничным. Дефо славит находчивость, трудолюбие и нравственную силу Робинзона Крузо, мужество и выдержку лондонских горожан, устоявших против чумы; по-своему он любуется даже и пиратской отвагой Синглтона, и воровской изобретательностью и ловкостью Джека-полковника и Молль Флендерс. Но реализм Дефо проявляется и в той неизменной иронической проверке, какой он постоянно подвергает и поведение, и помыслы своих героев. Он показывает, как уживаются прекраснодушие и практицизм в сознании Робинзона Крузо, как недолговечны приступы раскаяния у Молль Флендерс, каким мастером пиратского «дела» становится благочестивейший квакер Вильям, хитроумно оградивший себя от возможной ответственности распиской в том, что его завербовали в пиратскую шайку насильно.
В «Роксане» это ироническое начало выражено особенно резко и придает особую выразительность лепке характера главной героини.
Автобиография этой «счастливой куртизанки» поражает своей откровенностью, хотя читатель, прельщенный заманчивым титульным листом, обманулся бы в своих ожиданиях, если бы рассчитывал найти здесь соблазнительные альковные сцены и фривольные подробности интимных отношений.» В этом смысле записки Роксаны отличаются не только от эротических романов Луве де Кувре или Ретиф де ла Бретонна, но даже от многих рискованных сцен «Памелы» и «Клариссы» высоконравственного Ричардсона своей сдержанностью, даже сухостью. Они заставляют вспомнить любопытные суждения Байрона, который писал в своем дневнике: «…подлинный сладострастник никогда не углубляется мыслью в грубую реальность. Только идеализируя земное, материальное, физическое в наших наслаждениях, вуалируя эти подробности и вовсе о них забывая или хотя бы никогда не называя их даже самому себе — только так можно уберечься от отвращения к ним».
Для Роксаны, напротив, существенна, собственно, только «грубая реальность» заключаемых ею профессиональных любовных сделок. Для этой «жрицы наслаждений» ее ремесло — прежде всего доходное дело. Немолчный золотой дождь гиней, крон, пистолей, ливров сопровождает своим перезвоном все перипетии ее похождений. Начало и конец каждого эпизода ее воспоминаний, сопровождается, как правило, своего рода «инвентарной описью» или краткой сметой: Роксана или подсчитывает свои протори и убытки (как, например, после разорения и бегства ее первого мужа), или — что случается гораздо чаще — перечисляет подарки и денежные доходы, полученные от ее покровителей. По остроумному замечанию М. Э. Новака, посвятившего особое исследование роли экономики в художественном творчестве Дефо, изображение брака Роксаны с ее вторым мужем, голландским купцом, «напоминает слияние двух финансовых корпораций», — так подробно исчислено все, что вносит каждая из двух сторон в общее «дело».
При всем своем женском тщеславии, Роксана гордится своими деловыми способностями ничуть не меньше, чем своими профессиональными «победами». Она с упоением повествует о маскированных балах и приемах, где она, под видом таинственной и обольстительной иностранки, сумела пленить лондонскую знать и даже, как можно угадать по ее намекам, самого короля Карла II. Но ее рассказ о внимании видного лондонского финансиста тех времен, сэра Роберта Клейтона, восхищавшегося ее деловыми способностями и руководившего ее денежными спекуляциями, проникнут, не меньшим самодовольством. Она «намерена быть мужчиной среди женщин», с гордостью провозглашает она, когда этот советчик, не подозревающий о ее тайном «ремесле», предпринимает попытку склонить ее к выгодному замужеству.
Сопоставление истории Роксаны с написанной двумя годами ранее историей Молль Флендерс позволяет судить о степени художественной индивидуализации психологического портрета героини последнего романа Дефо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117