— Сокровищам духа и сокровищам в денежном, так сказать, сугубо приземленном эквиваленте… Есть действительно ценные книги?
— И книга со знаком Альда Мануция, и розенкрейцерские тетради, и клочки подлинных египетских папирусов, и тибетские ксилографы, — словом, чего только нет.
— Крайне важный момент, — поощрил Люсин.
— Полагаете?
— Я успел навести кое-какие справки. Даже в наших букинистических магазинах какой-нибудь травник восемнадцатого века стоит огромных денег. Как минимум моя годовая зарплата. Кстати, и ваша тоже, досточтимый товарищ доцент.
— Вот как? — Наталья Андриановна озарилась мгновенной улыбкой. — И какое это может иметь для нас с вами значение?
— Мало ли, — неопределенно двинул плечом Люсин. — А вы случайно не знаете, где именно доставал Георгий Мартынович столь редкие вещи?
— Точно сказать не могу. По-видимому, покупал у кого-то, менялся… Как это обычно делается?
— Так и бывает, — подтвердил Люсин. — Поэтому и хочется знать точно: у кого именно и с кем? Может, Аглае Степановне известно?
— А вы поговорите с ней, сделайте такую попытку.
— Сложный случай?
— Не знаю, как для кого.
— Что она за человек, на ваш взгляд, разумеется?
— Да мне-то откуда знать, Владимир Константинович? Видела ее раза два-три, контакта не получилось… Вам вполне достаточно, что Георгий Мартынович в ней души не чаял. Я-то тут при чем?
— Я просто так спросил, по инерции. — Почувствовав, что для нее эта тема чем-то болезненна, Люсин поспешил вернуться на проторенную дорогу. — Может быть, вы знаете кого-то из коллекционеров, одержимых той же страстью, что Солитов, букинистов?
— О коллекционерах, признаться, даже не слышала, а вот каких-то книжников он как-то поминал, было… Но каких, извините, не помню.
— А когда, при каких обстоятельствах?
— Давно, знаете ли. И не по специальному поводу, а так, между делом.
— Конкретных имен не называлось? Адресов букинистических магазинов?
— Едва ли ятрохимические трактаты попадают в букинистические магазины, — снисходительно улыбнулась она. — По-видимому, вы даже не представляете себе, какая это редкость.
— Всяко бывает, Наталья Андриановна, уж вы мне поверьте… Кстати, что это значит — ятрохимические? Первый раз слышу.
— Лечебная химия, от греческого «ятрос» — врач.
— У Солитова есть такие?
— Кое-что есть. Не Парацельс, конечно, но…
— Это который Теофраст Бомбаст фон Гогенхейм? — доверительно подмигнул Люсин.
— Подумать только! — Наталья Андриановна даже руками всплеснула. — Примите мои поздравления, товарищ милиционер!
— Случайно в памяти застряло, — смущенно признался Люсин.
— Уж не проходил ли он у вас по какому-то делу? — пошутила она. — Я бы не удивилась.
— Очень может быть, Наталья Андриановна, — уронил он с усталой небрежностью, поймав себя на том, что ему приятно выглядеть в ее глазах в выгодном для себя свете. — Why no?note 7 Сейчас я припоминаю, что именно Парацельсу приписывали открытие эликсира бессмертия. Так?
— Если б ему одному! А Василию Валентину? А Луллию? Амбруазу Парэ, наконец, Макропулосу? Но вообще-то Парацельс был по-настоящему великим ученым. Хотя и не без заблуждений, свойственных эпохе. «Ятрохимик есмь, — говаривал он о себе, — ибо равно ведаю химию и врачевание».
— Химию или алхимию? — с тонкой улыбкой поинтересовался Люсин, немало почерпнувший из солитовских записей.
— Ятрохимию, — внесла необходимое уточнение Наталья Андриановна. — От иллюзий златоделания он решительно отказался, но полностью с алхимией не порвал. Да и чего вы хотите? Каждый человек — сын своего века. Стоя одной ногой уже в новом времени, Парацельс оставался, однако, в плену магических представлений о всеобщей симпатической связи… «Никто не докажет мне, что минералы безжизненны, ибо их соли, колчеданы и квинтэссенции жизнь человеческую поддерживают. Утверждаю решительно, что металлы и камни наделены жизнью, как и корни, травы и плоды», — звучно прочитала она своим низким волнующим голосом, найдя запись в календаре-семидневке. — Между прочим, любимая цитата Георгия Мартыновича.
— И он разделял мнение доктора обеих медицин — хирургии и терапевтики? — подпустив нужную дозу иронии, спросил отличавшийся завидной памятью Люсин.
— С вами приятно беседовать, Владимир Константинович, — оценила Гротто, одарив собеседника заинтересованным взглядом.
— Так да или нет? — он поблагодарил церемонным наклоном головы.
— Разумеется, нет, потому что все мы — дети своего века… Но кое-какие рекомендации ятрохимиков ему здорово пригодились.
— В смысле эликсира бессмертия?
— К счастью, нет, потому что никаких точных указаний на сей счет история нам не оставила. Иначе бы Георгий Мартынович не замедлил произвести проверку… Даже я, невзирая на стопроцентный скепсис, не устояла бы перед таким соблазном.
— А это не страшно — бессмертие?
— Бессмертие — крайность, недостижимая мечта. Но продлить человеческую жизнь или хотя бы отодвинуть рубеж старости… Тут есть о чем помечтать, не правда ли?
— Солитов тоже так считал?
— Как вы жестко выдерживаете курс, — протянула Наталья Андриановна то ли в одобрение, то ли, наоборот, осуждая. — Всякий раз возвращаетесь к одному… Да и сама я только про это думаю. — Легким движением она смахнула упавшую на лоб прядь. — Из головы не идет.
— У меня тоже.
— Нет, заведомыми сказками Георгий Мартынович не увлекался, хотя и скрупулезно записывал всю ту ересь, которой обставляли свои опыты всяческие адепты спагерическогоnote 8 искусства. Он старался не пропустить ничего: ни лунных фаз, ни заклинаний. Как и вы, кстати, он считал, что может пригодиться любая мелочь.
— Даже заклинание?
— А вот представьте себе! Георгий Мартынович был глубоко убежден в том, что всякие таинственные формулы служили алхимикам для отсчета времени в темной лаборатории. Затем, вероятно, чтобы не пропустить нужный момент при дистилляции растительных соков, активность которых иногда быстро пропадает. Если требовалось, он выучивал наизусть какую-нибудь абракадабру и потом замерял длительность звучания по секундомеру.
— И помогало? В работе, имею в виду.
— На такие вопросы он обычно не отвечал. Отшучивался.
— А вы случайно не знаете, какие конкретно исследования вел Георгий Мартынович в самое последнее время?
— Только в самых общих чертах.
— И на том спасибо.
— Собираясь в отпуск, он говорил, что хочет продолжить свою работу над галлюциногенами-анестетиками.
— Обезболивание?
— Совершенно верно. Последние два года он со свойственным ему терпением занимался анализами всевозможных бальзамов. По старинным прописям, разумеется: западноевропейским, славянским, тибетским, даже южноамериканским. Это вам не эликсир бессмертия, тут действительно можно сделать потрясающие находки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
— И книга со знаком Альда Мануция, и розенкрейцерские тетради, и клочки подлинных египетских папирусов, и тибетские ксилографы, — словом, чего только нет.
— Крайне важный момент, — поощрил Люсин.
— Полагаете?
— Я успел навести кое-какие справки. Даже в наших букинистических магазинах какой-нибудь травник восемнадцатого века стоит огромных денег. Как минимум моя годовая зарплата. Кстати, и ваша тоже, досточтимый товарищ доцент.
— Вот как? — Наталья Андриановна озарилась мгновенной улыбкой. — И какое это может иметь для нас с вами значение?
— Мало ли, — неопределенно двинул плечом Люсин. — А вы случайно не знаете, где именно доставал Георгий Мартынович столь редкие вещи?
— Точно сказать не могу. По-видимому, покупал у кого-то, менялся… Как это обычно делается?
— Так и бывает, — подтвердил Люсин. — Поэтому и хочется знать точно: у кого именно и с кем? Может, Аглае Степановне известно?
— А вы поговорите с ней, сделайте такую попытку.
— Сложный случай?
— Не знаю, как для кого.
— Что она за человек, на ваш взгляд, разумеется?
— Да мне-то откуда знать, Владимир Константинович? Видела ее раза два-три, контакта не получилось… Вам вполне достаточно, что Георгий Мартынович в ней души не чаял. Я-то тут при чем?
— Я просто так спросил, по инерции. — Почувствовав, что для нее эта тема чем-то болезненна, Люсин поспешил вернуться на проторенную дорогу. — Может быть, вы знаете кого-то из коллекционеров, одержимых той же страстью, что Солитов, букинистов?
— О коллекционерах, признаться, даже не слышала, а вот каких-то книжников он как-то поминал, было… Но каких, извините, не помню.
— А когда, при каких обстоятельствах?
— Давно, знаете ли. И не по специальному поводу, а так, между делом.
— Конкретных имен не называлось? Адресов букинистических магазинов?
— Едва ли ятрохимические трактаты попадают в букинистические магазины, — снисходительно улыбнулась она. — По-видимому, вы даже не представляете себе, какая это редкость.
— Всяко бывает, Наталья Андриановна, уж вы мне поверьте… Кстати, что это значит — ятрохимические? Первый раз слышу.
— Лечебная химия, от греческого «ятрос» — врач.
— У Солитова есть такие?
— Кое-что есть. Не Парацельс, конечно, но…
— Это который Теофраст Бомбаст фон Гогенхейм? — доверительно подмигнул Люсин.
— Подумать только! — Наталья Андриановна даже руками всплеснула. — Примите мои поздравления, товарищ милиционер!
— Случайно в памяти застряло, — смущенно признался Люсин.
— Уж не проходил ли он у вас по какому-то делу? — пошутила она. — Я бы не удивилась.
— Очень может быть, Наталья Андриановна, — уронил он с усталой небрежностью, поймав себя на том, что ему приятно выглядеть в ее глазах в выгодном для себя свете. — Why no?note 7 Сейчас я припоминаю, что именно Парацельсу приписывали открытие эликсира бессмертия. Так?
— Если б ему одному! А Василию Валентину? А Луллию? Амбруазу Парэ, наконец, Макропулосу? Но вообще-то Парацельс был по-настоящему великим ученым. Хотя и не без заблуждений, свойственных эпохе. «Ятрохимик есмь, — говаривал он о себе, — ибо равно ведаю химию и врачевание».
— Химию или алхимию? — с тонкой улыбкой поинтересовался Люсин, немало почерпнувший из солитовских записей.
— Ятрохимию, — внесла необходимое уточнение Наталья Андриановна. — От иллюзий златоделания он решительно отказался, но полностью с алхимией не порвал. Да и чего вы хотите? Каждый человек — сын своего века. Стоя одной ногой уже в новом времени, Парацельс оставался, однако, в плену магических представлений о всеобщей симпатической связи… «Никто не докажет мне, что минералы безжизненны, ибо их соли, колчеданы и квинтэссенции жизнь человеческую поддерживают. Утверждаю решительно, что металлы и камни наделены жизнью, как и корни, травы и плоды», — звучно прочитала она своим низким волнующим голосом, найдя запись в календаре-семидневке. — Между прочим, любимая цитата Георгия Мартыновича.
— И он разделял мнение доктора обеих медицин — хирургии и терапевтики? — подпустив нужную дозу иронии, спросил отличавшийся завидной памятью Люсин.
— С вами приятно беседовать, Владимир Константинович, — оценила Гротто, одарив собеседника заинтересованным взглядом.
— Так да или нет? — он поблагодарил церемонным наклоном головы.
— Разумеется, нет, потому что все мы — дети своего века… Но кое-какие рекомендации ятрохимиков ему здорово пригодились.
— В смысле эликсира бессмертия?
— К счастью, нет, потому что никаких точных указаний на сей счет история нам не оставила. Иначе бы Георгий Мартынович не замедлил произвести проверку… Даже я, невзирая на стопроцентный скепсис, не устояла бы перед таким соблазном.
— А это не страшно — бессмертие?
— Бессмертие — крайность, недостижимая мечта. Но продлить человеческую жизнь или хотя бы отодвинуть рубеж старости… Тут есть о чем помечтать, не правда ли?
— Солитов тоже так считал?
— Как вы жестко выдерживаете курс, — протянула Наталья Андриановна то ли в одобрение, то ли, наоборот, осуждая. — Всякий раз возвращаетесь к одному… Да и сама я только про это думаю. — Легким движением она смахнула упавшую на лоб прядь. — Из головы не идет.
— У меня тоже.
— Нет, заведомыми сказками Георгий Мартынович не увлекался, хотя и скрупулезно записывал всю ту ересь, которой обставляли свои опыты всяческие адепты спагерическогоnote 8 искусства. Он старался не пропустить ничего: ни лунных фаз, ни заклинаний. Как и вы, кстати, он считал, что может пригодиться любая мелочь.
— Даже заклинание?
— А вот представьте себе! Георгий Мартынович был глубоко убежден в том, что всякие таинственные формулы служили алхимикам для отсчета времени в темной лаборатории. Затем, вероятно, чтобы не пропустить нужный момент при дистилляции растительных соков, активность которых иногда быстро пропадает. Если требовалось, он выучивал наизусть какую-нибудь абракадабру и потом замерял длительность звучания по секундомеру.
— И помогало? В работе, имею в виду.
— На такие вопросы он обычно не отвечал. Отшучивался.
— А вы случайно не знаете, какие конкретно исследования вел Георгий Мартынович в самое последнее время?
— Только в самых общих чертах.
— И на том спасибо.
— Собираясь в отпуск, он говорил, что хочет продолжить свою работу над галлюциногенами-анестетиками.
— Обезболивание?
— Совершенно верно. Последние два года он со свойственным ему терпением занимался анализами всевозможных бальзамов. По старинным прописям, разумеется: западноевропейским, славянским, тибетским, даже южноамериканским. Это вам не эликсир бессмертия, тут действительно можно сделать потрясающие находки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113