— А что, если альтруистический порыв? Хотел кому-то помочь…
— В принципе исключить такое нельзя. — Она сдула упавшую на лоб прядку. — Но кому помочь? В чем?
— Пусть будет по-вашему. — Он сделал беглую пометку в блокноте. — Пойдем дальше… Может быть, женщина?
— Ну, допустим, женщина, и что дальше? Опять-таки таинственное похищение? В карете с опущенными шторками, а потом убийство на Мосту Урсулинок?
— Где он, этот ваш мост, разрешите полюбопытствовать?
— Понятия не имею. Нет, этот вариант не проходит.
— А почему? Не в образе Георгия Мартыновича? Свято верен памяти усопшей супруги? Женофоб? Или, может, бьется в тенетах своего злого гения, то бишь Степановны? Вот и представился удобный случай порвать путы.
— Нет-нет, не проходит. — Ее крупные чувственные губы дрогнули в тонкой улыбке. — Слишком поздно. Если бы еще лет десять назад, то куда ни шло, а теперь — нет. Поздно.
— Вы хотите сказать…
— То, что сказала. Вы не там ищете.
— Но почему? Уверяю вас, Наталья Андриановна, что знавал людей постарше Солитова, весьма падких на галантные эскапады. Поверьте.
— Охотно верю. Я и сама знаю тому примеры, но здесь иной случай. Георгий Мартынович мог увлекаться, хотя и не до такой степени, пока была жива Анна Васильевна. Ее кончина совершенно подкосила его. За какие-то месяцы он постарел на десять лет.
— Дались вам эти десять! — проворчал Гуров. — Значит, вы и мысли не допускаете, что он мог ринуться очертя голову в последнюю авантюру? Навстречу прощальной улыбке судьбы?
— Что вы имеете в виду? — не поняла Гротто.
— Какую-нибудь молоденькую бесовку, которая закрутила беднягу и увлекла… Ну, скажем, на Черноморское побережье Кавказа? Или в Крым? В Прибалтику, Закарпатье — незнамо куда! Были, были аналогичные эпизоды. Причем с мужами такого уровня… Ого-го! Не вашему Солитову чета.
— Кое-что слышала в этом роде, — признала Наталья Андриановна. — Более того, я была бы счастлива, если бы и с Георгием Мартыновичем случилось такое.
— А уж как бы я был счастлив, Наталья Андриановна, вы и представить себе не можете! Знай я сейчас, где и с кем пребывает ныне наш досточтимый профессор, я бы и не подумал нарушить его сладостное уединение. Ждать благо не долго. Денежки в подобных случаях уж очень быстро кончаются. Можете мне верить.
— Нет, я вам верю, только боюсь, что напрасны наши столь радужные надежды.
— Так ли? Человек в отпуске, абсолютно свободен, располагает средствами… Вы что, полностью исключаете такой разворот событий?
— Полностью трудно исключить что бы то ни было в человеческой жизни. Но ваша очередная гипотеза маловероятна. Давайте следующий дубль. Какой он у вас по порядку?
— Вы даже не желаете раскрыть карты, — пожаловался Борис Платонович.
— Я принужден полагаться на веру.
— Таковы условия нашей игры. Вы ведь сами так захотели?
— Положим, немножко не так, но замнем для ясности. Хоть закурить разрешите?
— Сделайте одолжение.
— Сколько мог, крепился. — Он торопливо зажег дешевую, с удушливо-сладеньким запашком, сигарету.
— Вы у себя, — Наталья Андриановна взглянула на свои часы-медальон. — Еще будут вопросы?
— Уже прискучило? — Он попытался разогнать дым. — Потерпите еще немного… С кем Георгий Мартынович был особенно дружен?
— Особенно ни с кем, но добрые отношения поддерживал со многими.
— С мужчинами? Или с женщинами тоже? Взять хоть ваших институтских…
— Оставим эту тему, она… неуместна в сложившихся обстоятельствах. Ведь налицо трагедия, а вы все ищете адюльтер.
— Не ищу, Наталья Андриановна. Пытаюсь надежно исключить, чтоб думать в другом направлении.
— Вот и думайте на здоровье — в другом.
— Непросто с вами, извините за откровенность.
— Не вы один это заметили.
— Однако у нас с вами не совсем обычная встреча, Наталья Андриановна. Я представляю закон, и вы…
— Обязана отвечать на все ваши вопросы? — с присущей ей стремительностью парировала Гротто. — Даже если они представляются мне бестактными? Ну уж нет! Я вообще не желаю более разговаривать, потому что устала и не в настроении. Можете применить ко мне соответствующую статью. Сделайте одолжение.
— Спасибо за помощь, Наталья Андриановна. — Гуров встал, давая понять, что беседа окончена. — Сожалею, что у вас не хватило терпения выслушать меня до конца.
— Что поделаешь. — Она тоже поспешно поднялась, ощущая запоздалую неловкость.
— До свидания. — Он сделал попытку проводить ее до двери.
— Нет уж, прощайте!
— Зачем же вы так?
— Всего доброго, — процедила она сквозь зубы, отнюдь не любуясь собой. Но и не сожалея особенно. Как вышло, так вышло.
Глава восьмая. СБЕРКАССА, ДОЖДЬ, ПРИОТКРЫТАЯ ДВЕРЬ
Дождь хлынул ночью в канун предсказанного Степановной дня. Люсину, стремившемуся с максимальной точностью воспроизвести обстановку, это оказалось как нельзя более на руку.
— Маленькая сценка, которую мы сейчас разыграем, милые женщины, называется следственный эксперимент, — объяснил он сгоравшим от любопытства труженицам поселковой сберкассы. — Но вы не обращайте внимания на мудреные термины и всякую официальщину. Постарайтесь сбросить напряжение. Вспомните, как играли в детстве. Свободно, раскованно, с упоением… Я понятно говорю? — он наклонился к окошку Веры Петровны, старшего контролера.
— Мы постараемся, — смущенно улыбнулась молоденькая женщина в пуховой розовой кофте.
— Вот и замечательно! Роль Георгия Мартыновича Солитова попробует взять на себя мой товарищ, — Владимир Константинович кивнул на Гурова.
Несмотря на то что доставившая их милицейская «Волга» остановилась у самого порога, Борис Платонович ухитрился изрядно намокнуть. С его плаща и широкополой поношенной шляпы стекали тонкие прерывистые струйки. Он поминутно чихал, нервно отирался платком и вид имел довольно жалкий.
— Они совсем на профессора не похожи, — ехидно стрельнув глазками, высказала сомнение кассирша Марина. — У Георгия Мартыновича зонт был. Он еще его на подоконник поставил.
Люсин взглянул на низкий подоконник и деревянную решетку под ним, за которой виднелись чугунные ребра радиатора водяного отопления. На подоконнике стоял горшок с каким-то широколистным волосатым растением. Люсину всюду теперь попадались цветы, назойливо лезли в глаза, даже ухитрялись прокрадываться в сумеречные пространства сна. Для зонта, даже раскрытого, на подоконнике оставалось достаточно места.
А за окном белыми размочаленными веревками плясали струи. На залитом асфальте вскипали крупные веселые пузыри. Жалко подрагивала пригнутая к самой земле ветка. Зарядило, судя по всему, основательно.
— Зонт мы заменим этой штуковиной, — нашелся Владимир Константинович и вручил Гурову свернутую в трубку газету.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113