— Если я прав и вы помешаете мне действовать, вы станете убийцей, мистер Хендерсон.
Адвокат вздрогнул, нервно глядя на Смита, который угрожающе нависал над ним.
— Лорд Саутри был одиноким человеком, — продолжал мой друг. — Если бы я мог сделать такое предложение человеку, связанному с ним кровным родством, не сомневаюсь, каким бы был ответ. Почему вы колеблетесь? Откуда у вас это чувство ужаса?
Мистер Хендерсон опустил глаза, смотря на огонь в камине. Его от природы румяное лицо было теперь бледным.
— Это противоречит всем правилам, мистер Смит. У нас нет необходимых полномочий…
Смит нетерпеливо цокнул языком, вытащил из кармана часы и посмотрел на них.
— Я наделен необходимыми полномочиями. Я дам вам письменное предписание, сэр.
— Это все отрыжка диких представлений. Такое позволительно в Китае, в Бирме…
— Неужели вы готовы пожертвовать человеческой жизнью ради каких-то юридических софизмов? Даже если вы считаете меня безответственным человеком, то уж доктор Петри — стал бы он поощрять подобное, если бы сомневался в его необходимости?
Мистер Хендерсон поглядел на меня жалким, неуверенным взглядом.
— В доме гости, присутствовавшие сегодня на похоронах. Они…
— Они никогда не узнают, ошиблись мы или нет, — прервал Смит. — Боже милостивый! Что вы тянете?
— Вы хотите, чтобы это оставалось в тайне?
— Мы отправимся сейчас вместе: вы, я и доктор Петри. Нам не нужны другие свидетели. Мы отвечаем только перед своей совестью.
Адвокат провел рукой по вспотевшему лбу.
— Мне никогда в жизни не приходилось так быстро принимать такие важные решения, — признался он.
Однако, подстегиваемый неукротимой волей Смита, он все-таки решился. В результате мы трое, выглядя и чувствуя себя заговорщиками, поспешили через парк, освещенный луной, чье спокойствие служило укором бурным страстям. Ни малейшего дуновения ветра в тихой листве. Спокойствие прекрасной ночи умиротворяло природу, склоняя ее ко сну. Но если Смит был прав (а я в этом не сомневался), зеленые глаза Фу Манчи внимательно наблюдали за всем этим, и я даже поразился, почему эта красота не вянет под смертоносным взглядом. Китаец должен был быть где-то совсем рядом. Мистер Хендерсон отпер старую железную калитку и повернулся к Найланду Смиту. Его лицо странно дергалось.
— Бог свидетель, я делаю это против воли, — сказал он, — совершенно против воли.
— Ответственность на мне, — сухо произнес Смит. Голос Смита дрожал. Чувствовалось, что его нервная активность сдерживается в его худощавом теле, готовая выйти наружу. Он стоял неподвижно, прислушиваясь — и я знал к чему. Он поворачивался влево и вправо, напряженно всматриваясь, и я знал, кого он ждал и страшился увидеть.
Деревья смотрели на нас сверху вниз с торжественностью, не похожей на деревья парка, и чем ближе мы подходили к цели, зеленый свод листьев становился все мрачнее и ниже. А может быть, это только казалось?..
По этой тропинке, где играли сейчас пятна лунного света, в похоронном катафалке проехал лорд Саутри, и солнце освещало его путь; по этой тропинке несколько поколений Стрэдвиков отправились на место своего последнего упокоения.
В двери склепа свободно проникал свет луны, которому не мешали ни ветки, ни листья. Лицо мистера Хендерсона выглядело жутко. Ключи тряслись и гремели в его руке.
— Зажгите фонарь, — неуверенно сказал он.
Найланд Смит, подозрительно всматриваясь в темноту, чиркнул спичкой и зажег фонарь, затем повернулся к стряпчему.
— Успокойтесь, мистер Хендерсон, — жестко сказал он. — Это ваш прямой долг перед вашим клиентом.
— Бог свидетель, что я сомневаюсь в этом, — ответил Хендерсон и открыл дверь.
Мы спустились по ступенькам. Воздух здесь был сырой и холодный. Он как бы прикасался к нам липкими пальцами — это ощущение было почти физическим.
Перед узким гробом, который теперь был обиталищем лорда Саутри, великого инженера, которому оказывали почести даже короли, Хендерсон закачался и схватил меня за руку, чтобы не упасть. Ни Смит, ни я не обращались к нему за помощью в жутком деле, которое нам предстояло. Отвернувшись, он стоял у ступенек могильного склепа, а мы с моим другом приступили к работе. Как медику, мне приходилось заниматься такими неприятными вещами и раньше, но никогда в подобных условиях. Казалось, все поколения рода Стрэдвиков слушали каждый поворот каждого винта.
Наконец мы отвернули крышку, и мертвенно-бледное лицо лорда Саутри вопросительно уставилось на проникавший лунный свет. Рука Найланда Смита, поднимавшая фонарь, была тверда. Я знал, что потом это напряжение разрядится в какой-то форме — физической и психической, — но только после того, как будет закончена работа.
То, что моя рука была тверда, я объясняю лишь одним — профессиональным интересом. Ибо в условиях, которые в случае неудачи и разоблачения могли привести к тому, что дело будет расследовано Британской ассоциацией медиков, я приступал к эксперименту, никогда ранее не производившемуся врачом белой расы.
Ждал ли меня успех, ждал ли провал — все равно дело вряд ли предстанет перед медицинской ассоциацией или другой организацией, тем более в случае успеха. Но чувство, что я собираюсь заниматься шарлатанством, у меня было. Однако моя вера в сверхъестественное существо, грозящее миру, была такой глубокой, что я наслаждался свободой от официальной цензуры. Я был рад, что судьба дала мне шанс сделать хотя бы один шаг, пусть даже и вслепую, в будущее медицинской науки.
Насколько мне подсказывал мой профессиональный опыт, лорд Саутри был мертв. Я бы не колеблясь выдал свидетельство о смерти, если бы не два соображения. Первое состояло в том, что, хотя его последний проект противоречил интересам Фу Манчи, его инженерный гений мог быть обращен к другим целям и послужить желтой банде лучше, чем его смерть. Второе соображение: я видел, как мальчика Азиза Фу Манчи вывел из подобного же состояния, по всем признакам квалифицируемого как смерть.
Я набрал в шприц янтарной жидкости из склянки, которую принес собой. Сделав инъекцию, я стал ждать.
— Если он действительно мертв, — прошептал Смит, — кажется невероятным, что он прожил три дня без еды. Но я знал одного факира, который мог голодать неделю.
Мистер Хендерсон тяжело вздохнул.
С часами в руке я наблюдал за серым лицом.
Прошла секунда, вторая, третья. На четвертой началось чудо. В холодное серое лицо проник оттенок возвращающейся жизни. Она шла волнами, соответствовавшими биению пробудившегося сердца; волны жизни становились мощнее, наполняя движением холодное тело.
Когда мы быстро освободили ожившего человека от одежды мертвого, Саутри, издав сдавленный вопль, сел, посмотрел вокруг мутными глазами и упал назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62