Я ответил, что да. Когда Мира закончит работу. Помолчал и добавил:
— Если вы не возражаете, мистер Павлов.
— Не вижу никаких причин для возражения.
— Надеюсь, что так, — сказал я. — Но я имею в виду... я хочу сказать...
— Я тебе вот что скажу, — перебил он меня, но заговорил не сразу, а сначала рыгнул. — Лично я от тебя никакого толка не видел. Никогда, насколько я помню. Думаю, ты и сам это знаешь.
— Знаю. И даже выразить не могу, как я жалею об этом, мистер Павлов.
— Не могу сказать, что не жалею об этом. Относиться к человеку хорошо всегда приятнее, чем относиться плохо. — Он снова рыгнул, пробурчав что-то про газы. — С другой стороны, у меня нет никаких причин относиться к тебе с недоверием. Ничего, на что я мог бы точно указать. Ты всегда был вежливым со мной и относился ко мне по-дружески. Я не слышал, чтобы ты участвовал в каких-нибудь грязных проделках. Кроме этой истории с Ральфом, хотя, честно говоря, вряд ли это можно назвать грязной проделкой. Это пройдет, как прошло у меня, когда я вышел из твоего возраста.
— Я знал, что вы поймете, — начал я. — Мистер Павлов, я...
— Я все сказал, — отрезал он. — У меня нет аргументов против, хотя нет и за. Когда меня не трогают, я тоже не трону. Я умею ладить с людьми, покуда они ладят со мной. Нравятся они мне или нет — дело десятое. Думаю, мы с тобой поняли друг друга. А теперь мне пора заняться своими делами.
Он коротко кивнул мне и направился к своему офису. А я двинулся к выходу.
Пока мы с Питом вели разговоры, пришла Мира. Она окликнула меня из своей будки. Я бросил на нее невидящий взгляд — глаза у меня будто заволокло пеленой. Я видел и слышал ее неясно, как в тумане. Так ничего и не ответив, я вышел на улицу и сел в свою машину.
Закурил сигарету и сделал несколько глубоких затяжек, пытаясь избавиться от мерзкого чувства жалости к себе и вернуться в свое обычное состояние.
Ясно, что Пит терпеть меня не мог, в этом все дело. Тут уж ничего не попишешь. Так сложилось.
Но до чего жаль, черт побери, что сложилось именно так, а не иначе! Ведь если следовать логике, то все должно было сложиться по-другому.
Почему не моих родителей, не моих любезных отца и мать, этих слабоумных кретинов, этих бесхарактерных моллюсков, этих lubricus lusus naturae — почему не их наградил Бог Мирой? Почему именно Питу выпало несчастье жить бок о бок с этой бесцветной, лишенной разума потаскухой? Почему не случилось наоборот? Почему у Пита...
Мира. Всякий раз, как я смотрел на нее, во мне поднималась ярость. Насчет нее у меня тоже были кое-какие планы, пока довольно неопределенные, но, несомненно, малоприятные. Они зародились у меня задолго до того дня, когда, пару месяцев назад, она пришла на прием.
Отца не было — он уехал на вызов. Я бегло просмотрел записи в ее карте.
Она пришла во второй раз. По поводу некоторых менструальных осложнений, из тех, какие можно излечить хорошей дозой слабительного или просто пинком в живот. Но отец, этот мудрый и человеколюбивый эскулап, назначил ей курс гормональных инъекций.
Она сказала, что очень спешит, поэтому я взялся сам приготовить лекарство.
И я его приготовил, я забочусь о постоянных клиентах. Мне и раньше приходилось это делать, пока отец не стал излишне подозрительным. В лекарствах я разбираюсь в сто раз лучше, чем он. И во всем остальном тоже. И в данном случае я сразу понял, что Мира нуждается — и заслуживает — вовсе не гормонов.
Я дал ей наркотик. Она сразу же получила кайф, если употребить жаргонное выражение. Прямо тут же, около раковины, перед тем, как ее начало рвать. Я убедил ее, что это нормально, и сделал второй укол.
Такие, как она, то есть получеловеки, прямо-таки созданы для наркотиков. А наркотики созданы как будто специально для них. Не прошло и недели, как она втянулась. Теперь она приходила уже не к отцу — она приходила ко мне.
Я стал ее «лекарем». И обеспечивал ее всем, в чем она нуждалась и чего заслуживала. Разумеется, только тогда, когда я сам был расположен к этому. И только после соответствующих церемоний.
Итак, половина одиннадцатого. Не прошло и пяти минут, как она уже во всю прыть мчалась к моей машине. И сразу начала клянчить, даже дверцу не успела открыть.
Я велел ей заткнуться. Сказал, что если она произнесет еще хотя бы одно слово без моего разрешения, то вообще ничего не получит.
Мне удалось выдрессировать ее как следует. И теперь она сидела, крепко сжав дергающиеся губы и давясь слезами.
Я отъехал миль на шесть от города, если считать по пляжу, — до местечка под названием Долина Счастья. Нетрудно догадаться, почему его так назвали. Думаю, в каждом городишке есть подобный уголок, снабженный соответствующим хитро подобранным эвфемизмом.
Оно, это место, не представляло собой долину в прямом смысле слова, а лишь отчасти. Это был холм, поросший кустарником и деревьями; бесчисленные следы колес пересекали островки песка, напоминающие о пляже.
Я остановил машину возле одного из таких островков. Здесь не было других следов, кроме наших.
Я заставил ее раздеться. Сгреб в охапку. Я мял и тискал ее, сжимал и щипал. И называл ее всеми словами, какие только приходили мне в голову.
Она не издала ни звука, не произнесла ни одного слова. Внезапно я остановился и ударил ее. Я устал. Это было бессмысленное занятие. И эти слова, и движения — все было бессмысленно, потому что ни к чему не могло привести. А нет цели — не получишь и настоящего удовлетворения.
Мира легла на спину на сиденье, прикрыла глаза и задышала глубоко и ровно. Конечно, сложена она неплохо. Если бы она ходила без одежды, то казалась бы почти красивой. Правда, меня это интересовало исключительно с эстетической точки зрения. Никакого желания я не испытывал.
А я хотел бы его испытывать. Мой мозг прямо-таки вопил, что я обязан его испытывать, но плоть отказывалась ему подчиняться.
Мира задремала. Мне показалось, что и я задремал тоже, хотя, может быть, я просто полностью погрузился в свои мысли. Во всяком случае, я вдруг очнулся. К реальности меня вернули тусклый луч света и урчание мотора, доносившееся из-за деревьев.
Мира поспешно села и испуганно вытаращила на меня глаза. Я велел ей сидеть тихо и не дурить. И слушаться меня, тогда все будет в порядке.
Я напряг слух, пытаясь определить, куда направляется машина. Мотор напоследок взревел и замолк. Теперь я точно знал, где находятся те, кто приехал.
После недолгого колебания я открыл дверцу.
— Бобби, — раздался испуганный шепот. — Куда ты? Я боюсь здесь оставаться...
Я сказал, чтобы она закрыла рот. Что я вернусь через несколько минут.
— Но зачем? Куда ты собрался?
— Никуда. Не знаю. Замолчи.
Я отыскал следы. Вот здесь они пересекались и здесь тоже.
Я дошел до того места, где следы оборвались, и сел на корточки в тени деревьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49