В этой жуткой тесноте наши лошади были притиснуты друг к другу, и я почувствовал прижавшуюся ко мне ногу Виолы. Впрочем, это навевало уже совсем иные сны.
Вынырнув наконец из туннеля и привыкнув к дневному свету, мы обнаружили вокруг множество казарм, конюшен и мастерских плотников, оружейников и кузнецов. На крепостные бастионы вели широкие пандусы, способные вместить самые громоздкие оборонные орудия.
Какими бы мощными ни казались эти стены, время уже начало разрушать каменную кладку, однако нигде не было видно каменщиков, ремонтирующих выбоины. День еще не закончился, но на башнях не маячили часовые, а затишье в кузнечных мастерских лишь изредка нарушали удары молота.
— Горе императору, пренебрегающему своими укреплениями, — пробормотал я Виоле.
Но она даже не взглянула на меня. За казармами мирно зеленели возделанные поля, казавшиеся почти неуместными на фоне выстроенной для их защиты мощной крепости. Дальше лежали остальные шесть городских холмов, два из которых опоясывал гигантский акведук Валента, а на них — множество зданий, шпилей, россыпь дворцовых комплексов справа и слева, и над всем этим взмывал ввысь огромный купол храма Святой Софии, в сравнении с которым все прочие соборы мира казались карликами.
Великолепное зрелище, но я уже видел его прежде. И теперь предпочел наблюдать за тем, как все это воспринимает моя возлюбленная. Она медленно поворачивала голову, стреляя глазами во все стороны и пытаясь охватить всю панораму одним взглядом. Несмотря на парик и бороду, она вдруг стала похожа на ребенка, увидевшего чудо.
— Я бывала в Париже и Риме, в Вене, Равенне и Венеции, — наконец промолвила она. — Ни один из этих городов не сравнится с Константинополем. Он великолепен.
— За этими стенами, мой дорогой Клавдий, могли бы вольготно разместиться все перечисленные тобой города и еще штук тридцать в придачу.
Виола слегка поморщилась, услышав мое обращение, но мы прибыли к месту назначения, и пора было начать строго придерживаться избранных нами ролей. Сзади послышалось какое-то громыхание, и мы, обернувшись, увидели, что несколько Регийских ворот уже закрылись и здоровенные брусья, используемые в качестве запоров, упали на свои места.
— Капкан захлопнулся, дорогой мой Фесте, — ехидно ответил Клавдий. — Мир остался снаружи, а мы присоединились к остальным обитателям этой великолепной тюрьмы.
Я слез с Зевса и направился с ним к ближайшим конюшням. Клавдий последовал моему примеру.
— Наоборот, скорее весь мир — тюрьма, а мы нашли спасение в ином мире. Стены не только препятствуют выходу, но и сдерживают внешний натиск. По крайней мере, они внушают некоторую уверенность.
— Если только вам не посчастливилось стать шутом.
Я с силой хлопнул ее по плечу, как обычно водится у мужчин. Пошатнувшись от удара, она обожгла меня взглядом.
— Друг мой Клавдий, запертые ворота дают своеобразную свободу, — продолжил я. — Разве не говорил Аристотель, что защищенный стенами город имеет свободу выбора, а в чистом поле выбирать уже не приходится?
Она взглянула на отряды городской стражи в полном вооружении, собравшиеся для выхода на вечерний обход, и буркнула:
Аристотель мог и заблуждаться.
ГЛАВА 4
Не выказывай слабости перед глупым.
Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, 4, 29.
Описание великолепия Константинополя могло бы составить несколько манускриптов, но позвольте мне дать вам хотя бы краткое представление об этом городе. Как я уже упоминал, он расположился на треугольном мысу, очертаниями напоминающем лошадиную морду. Проведя на этом плане линию лошадиных челюстей, мы обозначим Месу — главную улицу, начинающуюся от площади Милион, исходной вехи для всех расстояний. На мой взгляд, чтобы точнее соответствовать плану города, константинопольской лошади приходится слегка улыбаться, примерно так же, как скалится мой приятель Зевс, когда я поступаю бестолково, а не просто дурачусь в силу избранной профессии.
Теперь нарисуем на лошадиной морде удила. Таким образом, мы отметим Амастрийский форум — площадь, где как раз торгуют преуспевающие лошадники. Именно в такое место я обычно грожусь отвести моего славного Зевса, когда он награждает меня «улыбкой» за глупость.
Присоединив к удилам уздечку, мы отметим то место после Амастрийского форума, где Меса разветвляется и одна ее ветвь устремляется на юго-запад так, как могли бы висеть поводья. Это ответвление в конце концов выходит на приведшую нас сюда Эгнациеву дорогу.
Вторая ветвь отклоняется на северо-запад и, следуя параллельно берегу Золотого Рога, выходит через Харисийские ворота на дорогу, ведущую в Адрианополь.
Подавляющее большинство жилых построек и людей заполняет пространство между морскими стенами и ответвлениями Месы, от Золотых ворот по всему побережью моря и Золотого Рога. Кварталы, заселенные чужеземцами — выходцами из Венеции, Пизы, Генуи и Амальфи, — располагаются на другом берегу Золотого Рога, и каждый из этих городов имеет там собственные причалы и склады.
У мусульман, посещающих прибрежную мечеть за городскими стенами, тоже есть свой квартал на берегу в верхней части Золотого Рога, рядом с каменным мостом, ведущим в Галату. Евреи, когда-то особо почитаемые в этом городе, нынче переселились за Золотой Рог, под стены Галатской башни. Мне кажется, что их потеснили венецианцы, но это было в какой-то седой древности.
Комплекс Большого дворца, где жили императоры до того, как стиль его архитектуры сочли чересчур показным и вычурным, располагается прямо под носом нашей воображаемой лошади. Влахернский дворец, где они обитают в настоящее время, находится севернее, возле ее уха. И это ухо настороженно подергивается, чутко реагируя на приближение как внешних, так и внутренних врагов. Влахернский комплекс является единственной городской резиденцией, со всех сторон огороженной стенами. Императоры нередко сталкиваются с угрозами, порожденными их же подданными. Большой треугольник, образованный развилкой Месы и стенами Феодосия, в основном заполнен пахотными землями, холмами и причудливо извивающимися оврагами.
Те из вас, кто бывал в Константинополе и проникся к нему пылкими чувствами, возможно, обидятся на меня за то, что я выбрал для описания именно это животное. Позвольте мне сказать в свою защиту, что есть города, которые я мог бы уподобить совершенно другим частям лошадиной анатомии. Считайте, что вам еще повезло.
Итак, братья шуты, более сообразительные из вас уже могли бы догадаться, что я пережил эту загадочную историю, раз повествую сейчас о ней. Естественно. Историки, как правило, живучи. Но будьте уверены, что не каждый герой, встреченный вами в этом повествовании, окажется столь же везучим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Вынырнув наконец из туннеля и привыкнув к дневному свету, мы обнаружили вокруг множество казарм, конюшен и мастерских плотников, оружейников и кузнецов. На крепостные бастионы вели широкие пандусы, способные вместить самые громоздкие оборонные орудия.
Какими бы мощными ни казались эти стены, время уже начало разрушать каменную кладку, однако нигде не было видно каменщиков, ремонтирующих выбоины. День еще не закончился, но на башнях не маячили часовые, а затишье в кузнечных мастерских лишь изредка нарушали удары молота.
— Горе императору, пренебрегающему своими укреплениями, — пробормотал я Виоле.
Но она даже не взглянула на меня. За казармами мирно зеленели возделанные поля, казавшиеся почти неуместными на фоне выстроенной для их защиты мощной крепости. Дальше лежали остальные шесть городских холмов, два из которых опоясывал гигантский акведук Валента, а на них — множество зданий, шпилей, россыпь дворцовых комплексов справа и слева, и над всем этим взмывал ввысь огромный купол храма Святой Софии, в сравнении с которым все прочие соборы мира казались карликами.
Великолепное зрелище, но я уже видел его прежде. И теперь предпочел наблюдать за тем, как все это воспринимает моя возлюбленная. Она медленно поворачивала голову, стреляя глазами во все стороны и пытаясь охватить всю панораму одним взглядом. Несмотря на парик и бороду, она вдруг стала похожа на ребенка, увидевшего чудо.
— Я бывала в Париже и Риме, в Вене, Равенне и Венеции, — наконец промолвила она. — Ни один из этих городов не сравнится с Константинополем. Он великолепен.
— За этими стенами, мой дорогой Клавдий, могли бы вольготно разместиться все перечисленные тобой города и еще штук тридцать в придачу.
Виола слегка поморщилась, услышав мое обращение, но мы прибыли к месту назначения, и пора было начать строго придерживаться избранных нами ролей. Сзади послышалось какое-то громыхание, и мы, обернувшись, увидели, что несколько Регийских ворот уже закрылись и здоровенные брусья, используемые в качестве запоров, упали на свои места.
— Капкан захлопнулся, дорогой мой Фесте, — ехидно ответил Клавдий. — Мир остался снаружи, а мы присоединились к остальным обитателям этой великолепной тюрьмы.
Я слез с Зевса и направился с ним к ближайшим конюшням. Клавдий последовал моему примеру.
— Наоборот, скорее весь мир — тюрьма, а мы нашли спасение в ином мире. Стены не только препятствуют выходу, но и сдерживают внешний натиск. По крайней мере, они внушают некоторую уверенность.
— Если только вам не посчастливилось стать шутом.
Я с силой хлопнул ее по плечу, как обычно водится у мужчин. Пошатнувшись от удара, она обожгла меня взглядом.
— Друг мой Клавдий, запертые ворота дают своеобразную свободу, — продолжил я. — Разве не говорил Аристотель, что защищенный стенами город имеет свободу выбора, а в чистом поле выбирать уже не приходится?
Она взглянула на отряды городской стражи в полном вооружении, собравшиеся для выхода на вечерний обход, и буркнула:
Аристотель мог и заблуждаться.
ГЛАВА 4
Не выказывай слабости перед глупым.
Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова, 4, 29.
Описание великолепия Константинополя могло бы составить несколько манускриптов, но позвольте мне дать вам хотя бы краткое представление об этом городе. Как я уже упоминал, он расположился на треугольном мысу, очертаниями напоминающем лошадиную морду. Проведя на этом плане линию лошадиных челюстей, мы обозначим Месу — главную улицу, начинающуюся от площади Милион, исходной вехи для всех расстояний. На мой взгляд, чтобы точнее соответствовать плану города, константинопольской лошади приходится слегка улыбаться, примерно так же, как скалится мой приятель Зевс, когда я поступаю бестолково, а не просто дурачусь в силу избранной профессии.
Теперь нарисуем на лошадиной морде удила. Таким образом, мы отметим Амастрийский форум — площадь, где как раз торгуют преуспевающие лошадники. Именно в такое место я обычно грожусь отвести моего славного Зевса, когда он награждает меня «улыбкой» за глупость.
Присоединив к удилам уздечку, мы отметим то место после Амастрийского форума, где Меса разветвляется и одна ее ветвь устремляется на юго-запад так, как могли бы висеть поводья. Это ответвление в конце концов выходит на приведшую нас сюда Эгнациеву дорогу.
Вторая ветвь отклоняется на северо-запад и, следуя параллельно берегу Золотого Рога, выходит через Харисийские ворота на дорогу, ведущую в Адрианополь.
Подавляющее большинство жилых построек и людей заполняет пространство между морскими стенами и ответвлениями Месы, от Золотых ворот по всему побережью моря и Золотого Рога. Кварталы, заселенные чужеземцами — выходцами из Венеции, Пизы, Генуи и Амальфи, — располагаются на другом берегу Золотого Рога, и каждый из этих городов имеет там собственные причалы и склады.
У мусульман, посещающих прибрежную мечеть за городскими стенами, тоже есть свой квартал на берегу в верхней части Золотого Рога, рядом с каменным мостом, ведущим в Галату. Евреи, когда-то особо почитаемые в этом городе, нынче переселились за Золотой Рог, под стены Галатской башни. Мне кажется, что их потеснили венецианцы, но это было в какой-то седой древности.
Комплекс Большого дворца, где жили императоры до того, как стиль его архитектуры сочли чересчур показным и вычурным, располагается прямо под носом нашей воображаемой лошади. Влахернский дворец, где они обитают в настоящее время, находится севернее, возле ее уха. И это ухо настороженно подергивается, чутко реагируя на приближение как внешних, так и внутренних врагов. Влахернский комплекс является единственной городской резиденцией, со всех сторон огороженной стенами. Императоры нередко сталкиваются с угрозами, порожденными их же подданными. Большой треугольник, образованный развилкой Месы и стенами Феодосия, в основном заполнен пахотными землями, холмами и причудливо извивающимися оврагами.
Те из вас, кто бывал в Константинополе и проникся к нему пылкими чувствами, возможно, обидятся на меня за то, что я выбрал для описания именно это животное. Позвольте мне сказать в свою защиту, что есть города, которые я мог бы уподобить совершенно другим частям лошадиной анатомии. Считайте, что вам еще повезло.
Итак, братья шуты, более сообразительные из вас уже могли бы догадаться, что я пережил эту загадочную историю, раз повествую сейчас о ней. Естественно. Историки, как правило, живучи. Но будьте уверены, что не каждый герой, встреченный вами в этом повествовании, окажется столь же везучим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72