Он поудобнее уселся на передок телеги и, читая о подвигах воинов, представлял себя в самой гуще боя. Он даже не заметил, как позади него на телеге выросла гора насыпанной туда картошки.
Вдруг Юра сорвался с телеги и закричал на все поле:
– Мама! Мама! – Он понесся к Нине Николаевне, размахивая газетой.
Все работающие на поле обернулись. Испугавшись его крика, Нина Николаевна побежала навстречу сыну.
– Мама!.. Читай!.. Папа!.. Папа жив! Его орденом наградили!.. – тыча растопыренной пятерней в газету, кричал Юра.
Нина Николаевна почувствовала, что ноги у нее как-то сразу ослабли.
– Где, Юрочка? Где, сынок?.. – твердила она, ища глазами родное имя. Из-за навернувшихся на глаза слез она не различала текста.
– Да вот, смотри же… Орденом Ленина!..
Наконец Нина Николаевна догадалась вытереть глаза и прочитала: «…полковника Железнова Якова Ивановича…» Все вокруг перед ней потемнело, и она опустилась на вспаханную землю…
После работы первым прибежал домой Юра. Бабушка встретила его в дверях, он крепко обнял ее:
– Бабушка, папа жив!.. Его орденом Ленина наградили!
Аграфена Игнатьевна схватилась за сердце, села на лавку и, перекрестившись на образа, зашептала:
– Жив? Яша жив?.. Дай господи боже ему сил и здоровья…
– Бабушка! Зачем же ты плачешь?.. Ведь его орденом наградили, понимаешь?!
В это время в избу вбежала Нина Николаевна. Она бросилась к матери, обняла ее и тоже зарыдала.
Аграфена Игнатьевна приподняла голову дочери, и с минуту они молча смотрели друг другу в глаза.
– Живой он! – сказала наконец Аграфена Игнатьевна. – Живой!.. А раны бывают легкие – в руку или в ногу.
– Ох, если бы так! – плача проговорила Нина Николаевна.
Только теперь Юра понял, какие мысли тревожат мать и бабушку.
– А вы думаете, что папа… что папа… – сказал он и вдруг уткнулся лицом в кофту матери.
– Ну вот, и этот тоже!.. Да чего вы раскисли?.. Жив он, здоров и награду высокую получил! – первой взяла себя в руки Аграфена Игнатьевна.
Вечером Пелагея Гавриловна позвала Железновых к себе ужинать. Когда они вошли в избу, их с поклоном встретил сам хозяин. Он взял Аграфену Игнатьевну под руку, провел ее на вторую половину, где по-праздничному был накрыт стол. Здесь было все, что только оказалось в запасе у Пелагеи Гавриловны. Она даже блинов напекла на радостях.
За столом говорили только о Якове Ивановиче. Назар посоветовал отбить депешу товарищу Калинину: «Раз он подписал Указ, значит, ему уж известно, где служит ваш полковник». Галина Степановна порекомендовала написать письмо в редакцию газеты.
Назар поднялся из-за стола, подошел к комоду, взял чернильницу, бумагу, ручку с пером.
– Пиши, Николавна. Одно – товарищу Калинину, другое – в эту самую редакцию газеты, – сказал он и поставил перед Ниной Николаевной лампу.
Все сообща стали обсуждать текст писем.
Когда Железновы уже легли спать, в темноте к кровати Нины Николаевны подошел Юра.
– Мама, не спишь? – прошептал он.
– Ты что, сынок? – Нина Николаевна прижала голову сына к своей щеке. Его ресницы, моргая, приятно щекотали висок.
– Ты очень будешь скучать обо мне, если я уеду на фронт? Я там разыщу папу…
Это проявление детской заботы об отце напугало Нину Николаевну. Она высвободила руку и приподнялась на кровати.
– Ты что это, Юра, задумал? Хочешь меня с бабушкой совсем расстроить? Где же ты там, в таком пекле, найдешь папу? Глупышка ты мой!.. Выбрось-ка все это из своей головы!
– А почему ты думаешь, что не найду? – стоял на своем Юра. – Ведь полковников Железновых на фронте немного. Приду в штаб или к главному командиру фронта и спрошу…
– Ступай, сыночек, спать. – Нина Николаевна поцеловала сына и ласково пошлепала его по щеке. – И больше об этом думать не смей!..
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Рано утром прибежали ребятишки.
– Тетенька, на собрание скликают! – сняв шапку, прокричал с порога Кузька.
– Куда? – щурясь от печного жара и вытаскивая ухватом из печи чугунок, спросила Нина Николаевна.
– На завалинке у Щедриных. Какой-то из города приехал. Бают, про войну сказывать будет.
Юра быстро натянул облысевшие рваные сапоги, повязал пионерский галстук, накинул на себя пальтишко и взял было уже шапку, как из-за полога послышался бабушкин голос:
– Ты куда?! Разве тебя приглашают?
– Нет, не приглашают, – ответил он, – но пионеры ведь должны знать, что делается на фронте.
– Погоди, сынок, – остановила его мать, – вместе пойдем.
По дороге Юра болтал без умолку. Оказалось, что у него есть свои планы, как участвовать в войне.
– А знаешь, мама, я могу убить Гитлера!.. – сказал он. – Подделаюсь под нищего и подкараулю его…
Нина Николаевна улыбнулась:
– Конечно, такого людоеда следовало бы убить. Но этого ни ты ни я сделать не можем.
– Ты меня все за маленького считаешь, мама!.. – Юра внимательно посмотрел на мать. – А я уже большой! Эх, мне бы где-нибудь достать револьвер или бомбу!..
– Не болтай попусту, герой! – перебила его Нина Николаевна, а сама с опаской подумала: «Слишком много он об этом говорит! Как бы вправду чего-нибудь не учудил! Он очень повзрослел, смелый стал, решительный, весь в отца!..» – Никогда не нужно думать о том, чего сделать не можешь! – строго добавила она. – Думай лучше о том, чтобы у тебя двоек не было!
– А из-за чего двойки получаются? – уже виновато оправдывался Юра. – Из-за Гитлера! Вот как станешь думать о войне, так никакие уроки в голову не лезут!..
Когда они подошли к дому Щедриных, на завалинке уже сидели женщины.
Нина Николаевна уселась на толстом бревне. Утреннее октябрьское солнце приятно грело спину, и она распахнула пальто.
К колхозникам вместе с Крутовских подошел человек лет пятидесяти с усталым, изрядно заросшим седой щетиной лицом. Нина Николаевна узнала в нем одного из строителей, которого несколько дней назад видела на картофельном поле.
– Так вот, дорогие товарищи, – обратился этот человек к колхозникам. – Мы приехали к вам из Ленинграда. Вы сами знаете, какая тяжелая судьба забросила нас сюда, какое страшное горе нас с вами пососедило!.. И теперь я обращаюсь к вам с большой и покорнейшей просьбой: помогите построить здесь завод. Без вашей помощи, дорогие товарищи, мы этой стройки не осилим!.. А с вами вместе задание правительства сможем выполнить досрочно. – Он обвел всех собравшихся глазами, и Нина Николаевна, сама родом из Ленинграда, подумала, что в этом человеке есть то, что свойственно многим коренным ленинградцам, – простота и душевность в обращении, умелый, но в то же время бесхитростный подход к людям, чистая русская речь.
Как только ленинградец кончил говорить, женщины сразу загудели:
– А что это, трудповинность?
– А как будут оплачивать?
– А жить там аль ходить сюда?
– А харчеваться как?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123