Безмысленно разглядывала выписные ряды ангелов, архангелов и праведных душ, узорные горки и травы, коневые и скотинные стада понизу… Вяло подумалось: в монастырь?
Князь оскорбил ее, быть может, сам не понимая того; словно корову купил, достав престол Всеволоду, и теперь она не ведала, что ей делать с собой. Отказать? Может, и вправду уйти в монастырь? И отказать не откажешь запросто так великому князю владимирскому? Зачем это все, Господи! Зачем борьба за власть, споры, ссоры… Сидели бы у себя в Холме… И понимала сама, что безделицу мыслит. Первая завсегда баяла — родовая честь! Сказать, что не лежало сердце к Семену Иванычу, тоже не могла. Не думала до последнего, что он так поступит, пока уж не отослал Евпраксию к отцу! А и тогда не понимала еще, не чуяла. Дивно казалось: как же так? Венчанная жена! Может, то и отмолвить сватам? Или отложить… И все было не то, не о том! Он ее любит, конечно любит! А она? А она не знала, не понимала ничего. Привыкла жить без любви, без мыслей о браке, и сейчас ничего не пробуждалось в ней, одна сумятица в голове.
Звонкий голос Михаила заставил ее вздрогнуть.
— Вот ты где! — кричал брат. — Я тебя первый нашел! Иди скорей, сваты ждут! Андрей Иваныч с тем, с другим, приехали, важные такие!
Михаил охватил сестру руками, потянул, расцеловал в щеки на правах младшего брата.
— Иди же, ну!
— Постой, отстань! — отмахивалась Мария. — Дай погодить, подумать…
— А что? — округлив глаза, воззрился на нее Михаил. — Ты чего? Не пойдешь разве замуж за великого князя?
Мария, покраснев, свела брови, отбросила руку брата, молвила резко:
— Погоди!
Михаил замолк, озадаченный. Сестра сидела гневная, слепо глядя перед собой.
— Я ду-у-умал… — протянул он разочарованно. — А он жену отослал!
— Жену! — возразила Мария. — Бают, и не жили с ней! — И прикусила губу. Само сказалось лишнее, при брате-то!
— А я его видел! В Новгороде! — вдруг, прояснев ликом, похвастал Михаил. — Даже баял с им!
— Видел? — На лице у сестры мелькнуло подобие улыбки, и снова она вся словно погрузилась в тень. Руки упали, опустились плечи. Спросила устало, глядя на икону перед собой: — Какой он?
— Он? — Михаил задумался. Повертел головою, поджав губы, потом ясно взглянул на сестру и улыбнулся опять: — Он добрый! И хочет быть строгим!
Сказал — и растерялся враз. Маша сидела и плакала. Плакала молча. Слезы катились и катились у нее по лицу…
Михаил постоял, потом подсел к сестре, потерся о ее плечо виском, как делал когда-то, еще до отъезда своего, после начал бережно гладить ее бессильно брошенные на колена руки.
Наконец Маша сделала над собою усилие, скрепилась и встала. Притиснула на миг к себе, нагнув; вихрастую голову брата (вымахал, что и рукой не достанешь теперь!), отерла полотняным платом глаза. Спрятала плат в рукав. Промолвила со вздохом:
— Ну, пойдем!
И Михаил, не оглядываясь (боялся, что сестра разревется опять), торопливо повел ее вниз по долгим переходам в горницу, где уже давно маститые сваты, распаренные в своих бархатных и суконных, отделанных мехом одеждах, нетерпеливо поглядывали на дверь.
Мария явилась строгая и белая — ни в губах крови, стала, выпрямившись. Сваты поклонились ей в пояс. Андрей осклабился, подмигнул было, но она — словно и не почуяла; ни слова, ни улыбки в ответ. Прошла, вскинув голову, по половице, взад и вперед (надо было так по обычаю, показать, что не хромая невеста). Остановилась, все так же холодно глядя перед собой, сказала, опустивши ресницы:
— Я согласна.
И словно отпихнула, оттолкнула от себя всех, вскинувши взор:
— Мне можно уйти?
Настасья, невольно оробевши, отмолвила:
— Ступай, доченька!
Мария молча, не меняя выражения лица, поклонилась сватам и вышла, такая же прямая и недоступно строгая.
Сваты переглянулись. Андрей крякнул и отер платком вспотевшее лицо. «Мда! — помыслилось ему. — Теперича на спину уже не посадишь!»
— Садитесь, гости дорогие! — произнесла Настасья у них за спиной. Кобыла и Алексей Петрович, повеселев, перекрестились и сели к трапезе. По старинному свадебному чину речь теперь должна была пойти о приданом невесты, после чего уже тверские бояра, от Настасьи со Всеволодом, поедут на Москву глядеть дом жениха…
О том, что митрополит Феогност отказался благословить этот брак, в Твери еще ничего не слыхали.
ГЛАВА 84
— Мать! Мнишь ли ты, что дочь великого князя тверского выйдет замуж без благословения церковного?
— Доченька, Маша… Уже и пиво сварили, и свадьба готова на Москве! И лошади ждут, и сваты…
— И никто из них не повестил изначала про Феогностово прещение! Позор! Стыд! Господи, какой стыд!
— Доченька, я не знаю, что делать теперь… Великий князь…
— Князь! Но Феогност затворил все церкви на Москве! Что ж князь Семен меня без венца, как суку… как последнюю… О чем же думал он, посылая Андрея Иваныча к нам? Обманывал, да?! Ты не знаешь, так я знаю, что делать теперь! Идти в монастырь! Я уже толковала с игуменьей. Через три дня постригаюсь, вот! Невестой христовой почетнее быть, чем невестой вашего московского князя! — Мария выбежала из покоя.
Настасья как сидела, приложив руки к пылающим щекам, так и осталась сидеть. В самом деле — срам! Феогност затворил церкви. Третий брак, при живой жене… И венчать некому теперь! Разве епископ Федор? Здесь, во Твери… То будет позор для великого князя! Да и владыка Федор может побояться Феогностова прещения…
А за невестой — целый поезд. Княжеский возок в серебре, обитый изнутри рысьими мехами, вершники в лентах, перевязанные узорными полотенцами, разубранные кони, расписные сани… Весело гомонят кмети, весело звенят бубенцы. Сейчас кормят поезжан, завтра…
Всеволод вбежал, хлопнув дверью. Промороженный, краснолицый:
— Что с Машей?
— Отказывает! Без церкви, без венца…
— Ежели здесь, во Твери, перевенчать…
— Думала. Неможно.
— И что она?
— В монастырь. Через три дня уйду, говорит.
— Зови Кобылу!
— Сором-от…
— Што сором! Пущай, коли сват, шлет вестоношей ко князю! Семен Иваныч с митрополитом не сговорил, а нам теперича ответ держать?! Ты, мать, потолкуй с игуменьей! Без твоей воли и Машу не постригут! А я… — Он вскочил, выбежал вон. Скоро в палату вступил Андрей Иваныч Кобыла, выслушал с нахмуренным челом сбивчивую речь Настасьи. Посопел. Молвил:
— Ты тово, с Машею… Не спеши… Пущай погодит! И молодцам… Лишних пересудов не стало б… А я тотчас пошлю ко князю гонца! Без венца и нам, тово, везти невесту соромно!
Встал Андрей. Осторожным ученым медведем, пригибаясь в дверях, вылез из палаты наружу. Ничем не утешил, а стало как-то покойнее после его быванья. Прислушалась: во дворе все так же гомонили гости и челядь, не ведая еще или не желая ведать беды.
От Твери до Москвы четыре дневных перехода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
Князь оскорбил ее, быть может, сам не понимая того; словно корову купил, достав престол Всеволоду, и теперь она не ведала, что ей делать с собой. Отказать? Может, и вправду уйти в монастырь? И отказать не откажешь запросто так великому князю владимирскому? Зачем это все, Господи! Зачем борьба за власть, споры, ссоры… Сидели бы у себя в Холме… И понимала сама, что безделицу мыслит. Первая завсегда баяла — родовая честь! Сказать, что не лежало сердце к Семену Иванычу, тоже не могла. Не думала до последнего, что он так поступит, пока уж не отослал Евпраксию к отцу! А и тогда не понимала еще, не чуяла. Дивно казалось: как же так? Венчанная жена! Может, то и отмолвить сватам? Или отложить… И все было не то, не о том! Он ее любит, конечно любит! А она? А она не знала, не понимала ничего. Привыкла жить без любви, без мыслей о браке, и сейчас ничего не пробуждалось в ней, одна сумятица в голове.
Звонкий голос Михаила заставил ее вздрогнуть.
— Вот ты где! — кричал брат. — Я тебя первый нашел! Иди скорей, сваты ждут! Андрей Иваныч с тем, с другим, приехали, важные такие!
Михаил охватил сестру руками, потянул, расцеловал в щеки на правах младшего брата.
— Иди же, ну!
— Постой, отстань! — отмахивалась Мария. — Дай погодить, подумать…
— А что? — округлив глаза, воззрился на нее Михаил. — Ты чего? Не пойдешь разве замуж за великого князя?
Мария, покраснев, свела брови, отбросила руку брата, молвила резко:
— Погоди!
Михаил замолк, озадаченный. Сестра сидела гневная, слепо глядя перед собой.
— Я ду-у-умал… — протянул он разочарованно. — А он жену отослал!
— Жену! — возразила Мария. — Бают, и не жили с ней! — И прикусила губу. Само сказалось лишнее, при брате-то!
— А я его видел! В Новгороде! — вдруг, прояснев ликом, похвастал Михаил. — Даже баял с им!
— Видел? — На лице у сестры мелькнуло подобие улыбки, и снова она вся словно погрузилась в тень. Руки упали, опустились плечи. Спросила устало, глядя на икону перед собой: — Какой он?
— Он? — Михаил задумался. Повертел головою, поджав губы, потом ясно взглянул на сестру и улыбнулся опять: — Он добрый! И хочет быть строгим!
Сказал — и растерялся враз. Маша сидела и плакала. Плакала молча. Слезы катились и катились у нее по лицу…
Михаил постоял, потом подсел к сестре, потерся о ее плечо виском, как делал когда-то, еще до отъезда своего, после начал бережно гладить ее бессильно брошенные на колена руки.
Наконец Маша сделала над собою усилие, скрепилась и встала. Притиснула на миг к себе, нагнув; вихрастую голову брата (вымахал, что и рукой не достанешь теперь!), отерла полотняным платом глаза. Спрятала плат в рукав. Промолвила со вздохом:
— Ну, пойдем!
И Михаил, не оглядываясь (боялся, что сестра разревется опять), торопливо повел ее вниз по долгим переходам в горницу, где уже давно маститые сваты, распаренные в своих бархатных и суконных, отделанных мехом одеждах, нетерпеливо поглядывали на дверь.
Мария явилась строгая и белая — ни в губах крови, стала, выпрямившись. Сваты поклонились ей в пояс. Андрей осклабился, подмигнул было, но она — словно и не почуяла; ни слова, ни улыбки в ответ. Прошла, вскинув голову, по половице, взад и вперед (надо было так по обычаю, показать, что не хромая невеста). Остановилась, все так же холодно глядя перед собой, сказала, опустивши ресницы:
— Я согласна.
И словно отпихнула, оттолкнула от себя всех, вскинувши взор:
— Мне можно уйти?
Настасья, невольно оробевши, отмолвила:
— Ступай, доченька!
Мария молча, не меняя выражения лица, поклонилась сватам и вышла, такая же прямая и недоступно строгая.
Сваты переглянулись. Андрей крякнул и отер платком вспотевшее лицо. «Мда! — помыслилось ему. — Теперича на спину уже не посадишь!»
— Садитесь, гости дорогие! — произнесла Настасья у них за спиной. Кобыла и Алексей Петрович, повеселев, перекрестились и сели к трапезе. По старинному свадебному чину речь теперь должна была пойти о приданом невесты, после чего уже тверские бояра, от Настасьи со Всеволодом, поедут на Москву глядеть дом жениха…
О том, что митрополит Феогност отказался благословить этот брак, в Твери еще ничего не слыхали.
ГЛАВА 84
— Мать! Мнишь ли ты, что дочь великого князя тверского выйдет замуж без благословения церковного?
— Доченька, Маша… Уже и пиво сварили, и свадьба готова на Москве! И лошади ждут, и сваты…
— И никто из них не повестил изначала про Феогностово прещение! Позор! Стыд! Господи, какой стыд!
— Доченька, я не знаю, что делать теперь… Великий князь…
— Князь! Но Феогност затворил все церкви на Москве! Что ж князь Семен меня без венца, как суку… как последнюю… О чем же думал он, посылая Андрея Иваныча к нам? Обманывал, да?! Ты не знаешь, так я знаю, что делать теперь! Идти в монастырь! Я уже толковала с игуменьей. Через три дня постригаюсь, вот! Невестой христовой почетнее быть, чем невестой вашего московского князя! — Мария выбежала из покоя.
Настасья как сидела, приложив руки к пылающим щекам, так и осталась сидеть. В самом деле — срам! Феогност затворил церкви. Третий брак, при живой жене… И венчать некому теперь! Разве епископ Федор? Здесь, во Твери… То будет позор для великого князя! Да и владыка Федор может побояться Феогностова прещения…
А за невестой — целый поезд. Княжеский возок в серебре, обитый изнутри рысьими мехами, вершники в лентах, перевязанные узорными полотенцами, разубранные кони, расписные сани… Весело гомонят кмети, весело звенят бубенцы. Сейчас кормят поезжан, завтра…
Всеволод вбежал, хлопнув дверью. Промороженный, краснолицый:
— Что с Машей?
— Отказывает! Без церкви, без венца…
— Ежели здесь, во Твери, перевенчать…
— Думала. Неможно.
— И что она?
— В монастырь. Через три дня уйду, говорит.
— Зови Кобылу!
— Сором-от…
— Што сором! Пущай, коли сват, шлет вестоношей ко князю! Семен Иваныч с митрополитом не сговорил, а нам теперича ответ держать?! Ты, мать, потолкуй с игуменьей! Без твоей воли и Машу не постригут! А я… — Он вскочил, выбежал вон. Скоро в палату вступил Андрей Иваныч Кобыла, выслушал с нахмуренным челом сбивчивую речь Настасьи. Посопел. Молвил:
— Ты тово, с Машею… Не спеши… Пущай погодит! И молодцам… Лишних пересудов не стало б… А я тотчас пошлю ко князю гонца! Без венца и нам, тово, везти невесту соромно!
Встал Андрей. Осторожным ученым медведем, пригибаясь в дверях, вылез из палаты наружу. Ничем не утешил, а стало как-то покойнее после его быванья. Прислушалась: во дворе все так же гомонили гости и челядь, не ведая еще или не желая ведать беды.
От Твери до Москвы четыре дневных перехода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166