— Послушай, — сказал он управляющему замком, — передай Лодризио — я ему сам об этом напишу, но ты тоже скажи, — чтобы он как следует укрепил бастионы у ворот Тичино, которые выходят к мельницам Тезинелло, иначе город останется без хлеба. Неплохо бы также перекрыть реку, чтобы затопить мост святого Эусторджо. А ты приготовься к защите моего замка в Розате на тот случай, если Баварцу взбредет в голову свернуть в ту сторону.
— Неужели, — отвечал неуверенно Пелагруа, — вы хотите выступить в открытую?.. Лодризио велел мне передать вам на словах…
— Я не спрашиваю советов у Лодризио, а тем более у тебя, — сказал Марко сурово. — Я приказываю, чтобы мои владения в Мартесане и Кастель Сеприо направили в Розате людей и продовольствие. Пусть Пелавичино возглавит солдат, а ты займись припасами. И запомните раз и навсегда: вам обоим придется плохо, если хоть один солдат Баварца вступит во двор замка. Десяток моих молодцов сможет в нем продержаться до тех пор, пока они не съедят всего, вплоть до последней клячи из моих конюшен.
Управляющий поспешил ответить, что он непременно выполнит все, что ему приказано. Тогда Марко жестом отослал его, и Пелагруа направился было к выходу, но не успел он дойти до двери, как Марко, передумав, позвал его обратно.
— А что слышно об Отторино? — спросил он.
— После того как вы его так отделали, он больше не появлялся в Милане. Говорят, что он приказал перенести себя в свой замок в Кастеллето и дней пятнадцать — двадцать залечивал раны. А сейчас ходят слухи, что он поехал к Баварцу и хочет перейти к нему на службу.
— Неправда! — решительно сказал Марко.
— Может быть, и неправда, — отвечал смиренно Пелагруа, — но кое-кто из миланцев уже перешел на сторону императора. Например, Джакобино ди Ландриано, и Уберто Брегондио, и Марино Бескапе, и…
— Кто угодно, но не Отторино! Это бесстыдная клевета, его хотят очернить!
Управляющий ничего не осмелился возразить. Немного погодя Марко спросил его уже более спокойно:
— А граф дель Бальцо? Он все еще в Милане?
— Да, в Милане. Он хотел было удрать в Лимонту, как только узнал, что Баварец идет на Милан и грозит ему осадой, но тут вышел указ, запрещающий выезд из города, — это чтобы народ не пал духом при виде сеньоров, бегущих из города.
— Так, значит, Отторино, — продолжал Марко, — не был больше в его доме?
— Вы можете быть уверены, что после турнира ноги его там не было. Должен сказать, что, получив от вас распоряжение, я подкупил одного из оруженосцев графа. Этот плут обходится мне в целое состояние, ну да ладно, он мой друг, и я узнаю от него обо всем, что происходит в этом доме.
Марко ничего не ответил, и мошенник продолжал:
— Если бы вам захотелось обезопасить себя от неприятных случайностей… и получить удовлетворение… вы можете рассчитывать на меня… я многое умею… И Лодризио велел еще сказать вам, что ваш разрыв с Отторино кажется ему опасным… И вообще этот юноша знает слишком много… Как бы он… не мешало бы заставить его молчать.
Висконти прекрасно понял, что хотел сказать Пелагруа, и ответил с улыбкой:
— Передай Лодризио, что он может спать спокойно: я хорошо знаю Отторино и ручаюсь, что где бы он ни был и что бы с ним ни случилось, он всегда будет мне верен. Он может меня ненавидеть, может желать моей смерти, но никогда не предаст меня.
— Да разве… я хотел сказать только… Да у меня никогда и рука не поднялась бы…
— Вот пусть и не поднимается, — ответил Марко и вдруг замолчал, словно хотел заговорить о другом, но не знал, с чего начать, чтобы не выдать себя. Наконец он с трудом произнес: — А что говорят в Милане о неизвестном рыцаре, который выбил из седла Отторино?
— Чего только не болтали! Кое-кто говорил, что это был сын Рускони; другие будто бы узнали в нем одного из рыцарей короля Роберта, но сам Отторино, едва придя в себя, сказал своим друзьям, что в Италии, кроме вас, нет рыцаря, который смог бы нанести такой удар.
— Но я его не искалечил? Ведь он уже выздоровел? — озабоченно спросил Висконти.
— У него не осталось даже шрама, и он очень быстро вновь обрел цветущий вид, так что графская дочка не понесла никакого убытка…
— А что с ней? — прервал его Марко.
— С кем?
— С Би… с той, о ком ты говорил, — с дочерью графа?
— После турнира она дней пять или шесть была между жизнью и смертью, прямо хоть причащай ее, но потом понемногу оправилась. Мать с отцом, которые души в ней не чают, ни на миг от нее не отходили — и хлопотали вокруг нее, и всячески заботились о ней, так что поставили ее опять на ноги. Сейчас она немного капризничает, как все избалованные дети, но это все пустяки.
Услышав, как насмешливо говорит слуга о девушке, о которой он и мыслить не мог без волнения и глубокой почтительности, Висконти не сдержался и, повысив голос, воскликнул:
— Не забывай, о ком и с кем ты говоришь, наглый мошенник! Иначе ты получишь за это от меня такой подарок, что не забудешь его, пока твоя голова будет сидеть на плечах! — С этими словами он повелительно махнул рукою.
Пелагруа, бормоча какие-то извинения, тут же выскочил вон, точно ошпаренный пес, хотя и надеялся, что хозяин позовет его вновь, чтобы с ним попрощаться. И тут он начал размышлять о словах Марко, пытаясь понять, чем вызван его гнев.
Как и все другие, он считал, что Марко видел в Биче лишь помеху для брака Отторино с дочерью Рускони. Он знал, что Висконти хочет породниться с этим могущественным сеньором, знал характер Марко, и ему не казалось странным, что тот может пустить в ход копье, лишь бы добиться своего. Когда Пелагруа увидел, что Марко вступил в бой со своим двоюродным братом (а управляющий был единственным посвященным в тайну, ибо Висконти поручил ему достать шлем нужной формы и нанять оруженосца, которого никто не знал бы в их краях), он понял это как месть за то, что юноша нарушил свое обещание. Даже когда Марко перед отъездом поручил Пелагруа следить, не ходит ли Отторино в дом к графу дель Бальцо, у него и тут не возникло никаких подозрений или сомнений. Поэтому ему и в голову не приходило, что его слова могут так разгневать его господина. Но яростная вспышка Марко, подобно блеску молнии, внезапно озарила его сознание ярким светом. Он понял, что здесь кроется какая-то тайна. «А что, если, — подумал он, — Марко и сам неравнодушен к этой девице, перед которой он так робеет и смущается?» Он перебрал в уме все происшествия, все поступки своего господина, и эта новая догадка позволила ему легко и просто их объяснить.
Оставшись один, Марко сел к столу, написал пять или шесть писем, а затем велел вновь позвать управляющего замком, вручил ему письма и подробно рассказал, кому и как их передать. Поговорив с Пелагруа о замке в Розате и о его защите, Марко под конец сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89