Он понимающе улыбнулся.
— Ее зовут Алтыншаш, — сказал он. — Золотые волосы!.. Только у них уже есть владелец.
* * *
Байтабын растерянно смотрел на него. Он не думал сейчас о том, замужем ли она или свободна. Это для него было безразлично. Главное, что вот живет на земле такая женщина…
Они уже втроем вышли на окраину аула и пошли к месту, где завтра с утра предстояло учить джигитов брать крепости…
* * *
Бопай, женщина-воительница, во главе шестисот сарбазов внезапно напала на Аманкарагайский приказ, разгромила его, а потом, повернув в горы Сарымбет, разграбила аул Айганым, младшей жены Вали-хана. На другой день через всю Сары-Арку покатилась весть о том, что войско Кенесары вступило в степи Кокчетау. Получив эту весть, войсковой старшина Симонов во главе двухсот солдат немедленно выступил из Актауской крепости наперерез отряду Бопай, чтобы отобрать угнанный ею скот. Шедшая с другой стороны на помощь Акмолинской крепости передовая рота солдат тоже повернула в сторону Кокчетау…
Это и нужно было Кенесары. За два-три дня половина его войска, двигаясь ночью и днем, подошла к озеру Кургальджин и остановилась на его берегу. Другая половина, пройдя по берегу Есиля до Атбасара, оказалась непосредственно в районе Кара-Откеля. Для казахских лошадей, легко делавших сто двадцать — сто тридцать верст в сутки, расстояние до Акмолинской крепости сократилось до нескольких часов пути. Утром шестого числа месяца тамыз — августа, дав отдохнуть людям и лошадям, Кенесары выступил в путь. На следующее утро, выйдя на стену, ага-султан Конур-Кульджа и войсковой старшина Карбышев увидели бесчисленные конные лавы, обтекающие крепость со всех сторон…
Лишь на восточной стороне крепости, где в полуверсте протекала река Есиль, оставил Кенесары узкий проход. Восемь батыров возглавили войско, краями подковы упиравшееся в реку. Правое крыло, как было принято в степи, взял на себя сам Кенесары. Затем шли тысячи батыров Агибая и Бухарбая, в центре находился Басыгара, по левую сторону от него — Тулебай, Кудайменде и Жанайдар, а на противоположном от Кенесары краю подковы — младший султан Наурызбай. Как только заиграл на стенах первый луч солнца, пять тысяч всадников с громким кличем «Аблай!» устремились к крепости.
Кара-Иван Карбышев уже приготовился скомандовать залп, но так и остался с поднятой рукой. Не привычной — плечом к плечу — конной лавой мчались на приступ джигиты Кенесары, а разомкнутой цепью, держась на десять — пятнадцать саженей друг от друга. И не бросились они в ров, не подставили себя под картечь и ружейный огонь, как обычно, а выпустили стрелы и отхлынули назад, в оставленные проходы, освобождая место другим. Это была непрерывная атака, при которой осыпанные стрелами защитники крепости оказались бессильны причинить какой-либо серьезный урон нападающим. Сверху представлялось, будто живая река непрерывно выбрасывает под стены крепости волну за волной, и летящие оттуда брызги смертельны. И еще это было похоже со стены на муравейник, в котором тысячи быстрых муравьев деловито волокут к единому месту свою ношу, оставляют ее и, не мешая другим, в размеченном порядке устремляются назад за следующей.
Солнце уже поднялось над крепостью. Десятки убитых и раненых солдат оттащили со стен к казармам, а живой прибой не ослабевал. Привычные к длительным казахским конным играм — кокпар и сайсы — всадники Кенесары и сейчас, словно играя, сменяли друг друга под стенами крепости. Часть их по очереди отдыхала у дальних холмов, а защитники не могли позволить себе отдыха, так как в любую минуту вся эта конная масса грозила ринуться на приступ. Ничего нельзя было понять и предугадать в этом живом круговороте. Со стены казалось, что не одни и те же пять тысяч сарбазов атакуют крепость, а все новые и новые отряды набегают откуда-то из бескрайней степи. Конур-Кульджа приказал было выискивать вождей мятежников и стрелять по ним, но солдаты не могли выполнить приказ, так как на этот раз все были одеты одинаково, и даже самого султана Кенесары невозможно было определить среди нападающих.
— Неужели Ожар плохо пересчитал их? — проворчал Конур-Кульджа. — Тут, похоже, не пять тысяч, а все три жуза собрались у крепости!..
Ага-султан уже прикидывал, через какую нору удирать ему из этой ловушки. Но не меньше был поражен и Кара-Иван. Он заранее определил места, где, по его расчетам, должны будут идти на приступ мятежники, и нацелил туда заряженные картечью пушки. Стрелять следовало, когда сарбазы Кенесары заполнят ров и не будут уже иметь возможности повернуть назад. Так всегда делалось раньше, когда степняки пытались атаковать крепости. Но на этот раз происходило что-то непонятное. Мятежники даже не приближались ко рву и, выпустив на всем скаку две-три стрелы, уносились обратно в степь. Он приказал солдатам отойти в укрытия. Если так, то пусть стреляют из луков, сколько им вздумается…
Как только солдаты отошли немного назад, всадники стали подъезжать ближе ко рву. Но длинные красные стрелы летели высоко над головами солдат, не причиняя им теперь никакого вреда. Кара-Иван несколько успокоился, но все же тревога не оставляла его. Сегодня все было не так, как обычно. Неужели не понимает Кенесары, что стрелять из луков по крепости, когда солдаты в укрытии, — пустая трата времени?..
— Ойбай… Горит!
— Пожар!..
* * *
Это у него под самым ухом завопил Конур-Кульджа. Войсковой старшина оглянулся и увидел густые клубы черного дыма, бьющие из казармы и нескольких строений вокруг. Кое-где показались ярко-белые языки пламени. Один за другим вспыхивали дома солдатской слободы. Высушенное степным солнцем смолистое дерево горело, как порох. Он не мог оторвать глаз от этой страшной картины.
И вдруг рядом с ним в стену воткнулась недотлевшая противопанцирная стрела. Кара-Иван машинально выдернул ее. Черным тлеющим жгутом был обмотан наконечник, который сразу же начал разгораться на ветру. Огонь пробежал по пропитанному салом дереву. Пришлось отбросить стрелу…
Да, мятежники перехитрили его. Наступает критический момент.
Если пожар охватит всю крепость, то загорятся склады с воинскими припасами и провизией. Сопротивляться дальше станет невозможно…
Он снял полусотню солдат с обороны стены и послал тушить огонь. Все четыре пушки выкатили теперь на стену и расставили веером.
— Целить в скопления мятежников! — приказал Кара-Иван.
Пушки грохнули почти одновременно. Ядра покатились сквозь редкий строй всадников, сбив трех-четырех из них вместе с лошадьми. На этот раз, услышав пушечный грохот, мятежники не бросились врассыпную, а мигом выстроились в пять рядов, устремились к крепости. Тучи стрел заставляли солдат уткнуть головы в землю на валах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
— Ее зовут Алтыншаш, — сказал он. — Золотые волосы!.. Только у них уже есть владелец.
* * *
Байтабын растерянно смотрел на него. Он не думал сейчас о том, замужем ли она или свободна. Это для него было безразлично. Главное, что вот живет на земле такая женщина…
Они уже втроем вышли на окраину аула и пошли к месту, где завтра с утра предстояло учить джигитов брать крепости…
* * *
Бопай, женщина-воительница, во главе шестисот сарбазов внезапно напала на Аманкарагайский приказ, разгромила его, а потом, повернув в горы Сарымбет, разграбила аул Айганым, младшей жены Вали-хана. На другой день через всю Сары-Арку покатилась весть о том, что войско Кенесары вступило в степи Кокчетау. Получив эту весть, войсковой старшина Симонов во главе двухсот солдат немедленно выступил из Актауской крепости наперерез отряду Бопай, чтобы отобрать угнанный ею скот. Шедшая с другой стороны на помощь Акмолинской крепости передовая рота солдат тоже повернула в сторону Кокчетау…
Это и нужно было Кенесары. За два-три дня половина его войска, двигаясь ночью и днем, подошла к озеру Кургальджин и остановилась на его берегу. Другая половина, пройдя по берегу Есиля до Атбасара, оказалась непосредственно в районе Кара-Откеля. Для казахских лошадей, легко делавших сто двадцать — сто тридцать верст в сутки, расстояние до Акмолинской крепости сократилось до нескольких часов пути. Утром шестого числа месяца тамыз — августа, дав отдохнуть людям и лошадям, Кенесары выступил в путь. На следующее утро, выйдя на стену, ага-султан Конур-Кульджа и войсковой старшина Карбышев увидели бесчисленные конные лавы, обтекающие крепость со всех сторон…
Лишь на восточной стороне крепости, где в полуверсте протекала река Есиль, оставил Кенесары узкий проход. Восемь батыров возглавили войско, краями подковы упиравшееся в реку. Правое крыло, как было принято в степи, взял на себя сам Кенесары. Затем шли тысячи батыров Агибая и Бухарбая, в центре находился Басыгара, по левую сторону от него — Тулебай, Кудайменде и Жанайдар, а на противоположном от Кенесары краю подковы — младший султан Наурызбай. Как только заиграл на стенах первый луч солнца, пять тысяч всадников с громким кличем «Аблай!» устремились к крепости.
Кара-Иван Карбышев уже приготовился скомандовать залп, но так и остался с поднятой рукой. Не привычной — плечом к плечу — конной лавой мчались на приступ джигиты Кенесары, а разомкнутой цепью, держась на десять — пятнадцать саженей друг от друга. И не бросились они в ров, не подставили себя под картечь и ружейный огонь, как обычно, а выпустили стрелы и отхлынули назад, в оставленные проходы, освобождая место другим. Это была непрерывная атака, при которой осыпанные стрелами защитники крепости оказались бессильны причинить какой-либо серьезный урон нападающим. Сверху представлялось, будто живая река непрерывно выбрасывает под стены крепости волну за волной, и летящие оттуда брызги смертельны. И еще это было похоже со стены на муравейник, в котором тысячи быстрых муравьев деловито волокут к единому месту свою ношу, оставляют ее и, не мешая другим, в размеченном порядке устремляются назад за следующей.
Солнце уже поднялось над крепостью. Десятки убитых и раненых солдат оттащили со стен к казармам, а живой прибой не ослабевал. Привычные к длительным казахским конным играм — кокпар и сайсы — всадники Кенесары и сейчас, словно играя, сменяли друг друга под стенами крепости. Часть их по очереди отдыхала у дальних холмов, а защитники не могли позволить себе отдыха, так как в любую минуту вся эта конная масса грозила ринуться на приступ. Ничего нельзя было понять и предугадать в этом живом круговороте. Со стены казалось, что не одни и те же пять тысяч сарбазов атакуют крепость, а все новые и новые отряды набегают откуда-то из бескрайней степи. Конур-Кульджа приказал было выискивать вождей мятежников и стрелять по ним, но солдаты не могли выполнить приказ, так как на этот раз все были одеты одинаково, и даже самого султана Кенесары невозможно было определить среди нападающих.
— Неужели Ожар плохо пересчитал их? — проворчал Конур-Кульджа. — Тут, похоже, не пять тысяч, а все три жуза собрались у крепости!..
Ага-султан уже прикидывал, через какую нору удирать ему из этой ловушки. Но не меньше был поражен и Кара-Иван. Он заранее определил места, где, по его расчетам, должны будут идти на приступ мятежники, и нацелил туда заряженные картечью пушки. Стрелять следовало, когда сарбазы Кенесары заполнят ров и не будут уже иметь возможности повернуть назад. Так всегда делалось раньше, когда степняки пытались атаковать крепости. Но на этот раз происходило что-то непонятное. Мятежники даже не приближались ко рву и, выпустив на всем скаку две-три стрелы, уносились обратно в степь. Он приказал солдатам отойти в укрытия. Если так, то пусть стреляют из луков, сколько им вздумается…
Как только солдаты отошли немного назад, всадники стали подъезжать ближе ко рву. Но длинные красные стрелы летели высоко над головами солдат, не причиняя им теперь никакого вреда. Кара-Иван несколько успокоился, но все же тревога не оставляла его. Сегодня все было не так, как обычно. Неужели не понимает Кенесары, что стрелять из луков по крепости, когда солдаты в укрытии, — пустая трата времени?..
— Ойбай… Горит!
— Пожар!..
* * *
Это у него под самым ухом завопил Конур-Кульджа. Войсковой старшина оглянулся и увидел густые клубы черного дыма, бьющие из казармы и нескольких строений вокруг. Кое-где показались ярко-белые языки пламени. Один за другим вспыхивали дома солдатской слободы. Высушенное степным солнцем смолистое дерево горело, как порох. Он не мог оторвать глаз от этой страшной картины.
И вдруг рядом с ним в стену воткнулась недотлевшая противопанцирная стрела. Кара-Иван машинально выдернул ее. Черным тлеющим жгутом был обмотан наконечник, который сразу же начал разгораться на ветру. Огонь пробежал по пропитанному салом дереву. Пришлось отбросить стрелу…
Да, мятежники перехитрили его. Наступает критический момент.
Если пожар охватит всю крепость, то загорятся склады с воинскими припасами и провизией. Сопротивляться дальше станет невозможно…
Он снял полусотню солдат с обороны стены и послал тушить огонь. Все четыре пушки выкатили теперь на стену и расставили веером.
— Целить в скопления мятежников! — приказал Кара-Иван.
Пушки грохнули почти одновременно. Ядра покатились сквозь редкий строй всадников, сбив трех-четырех из них вместе с лошадьми. На этот раз, услышав пушечный грохот, мятежники не бросились врассыпную, а мигом выстроились в пять рядов, устремились к крепости. Тучи стрел заставляли солдат уткнуть головы в землю на валах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89