И когда вышел к ним Сыромолотов, плотник только слегка приподнял картузишко, а баба сразу затянула нараспев:
- Уж мы тут вам, барин, так будем стараться, та-ак стараться!..
Плотник посмотрел на нее волком и прикрикнул:
- Дунь-кя!.. Отойди к сторонке!
Однако Дунька не отошла, и он сам отошел от нее шага на два ближе к крыльцу.
- Вы что же, вдвоем работать будете? - спросил Алексей Фомич.
- Известно, - баба, - вот и увязалась, - сквозь зубы пропустил плотник. - Надо же ей знать, куда за получкой иттить!
- А-а, - понял Сыромолотов и спросил: - А вас, кажется, мне так говорили, Егором зовут?
Плотник глянул на него по-своему исподлобья, но как будто непонимающе и даже оглянулся зачем-то назад, точно спрашивали у кого-то другого.
- Не Егор, значит, вы?
- Никак нет, - ответил плотник сумрачно, но твердо.
- А как же, если не Егор?
- Я имя крещеное имею Е-го-рий, - раздельно произнес плотник.
- А не один ли это черт? - недовольно заметил Алексей Фомич.
- Вам должно быть известно, - высокомерно поглядел на него плотник.
- Мне известно, что один... А фамилия как?
- По фамилии я - Сурепьев.
- Ну и отлично... Так вот, Егорий Сурепьев, чтобы времени даром не терять, приступайте!
- Есть! - вздернув голову, отозвался на это Егорий и не то чтобы громко, но все же внушительно обратился к жене: - Дунькя! Сию минуту отседа лети к шаху-монаху!
Алексей Фомич не видел, как глянул при этом Егорий на свою Дуньку, но догадался, что очень свирепо, так как она тут же повернулась и пошла, ставя ноги носками внутрь и припечатывая их к земле крепко.
- Похоже, что дела у вас теперь, у всех плотников вообще, неважные? спросил Сыромолотов Егория, когда ушла Дунька.
- Дела совсем даже стали тупые, - вынимая из плетенки рубанки и стамески, согласился Егорий. - Охотников строиться теперь днем с огнем не найдешь: война!.. Хотя, сказать бы, и плотники тоже подобрались: кто убитый оказался, кто увечье себе получил, а кто в плен попал, - с плотниками та-ак!.. А если я, матрос черноморский, еще не взят на смерть, на увечье, так я ведь старых годов считаюсь, это раз, а во-вторых, куда нас, матросов, несчислимо брать? Кабы пехота, - та - другое дело, а матросня, она вся на счету, и вот ей, хотя бы наш Севастополь взять, убыли особой нет: сколько считалось спервоначалу во всех экипажах, столько и есть... Взять нас можно, конечно, - отчего не взять? Правительство все может сделать: захочет возьмет, а зачем? Только абы-бы кормить нас зря? А пища матросам, слова нет, полагается хорошая, - не как пехоте... А доски-брусья у вас заготовлены?
Сыромолотов повел его в сарай, где сложены были у стены доски и другой лес, а Егорий Сурепьев, отбирая там себе, что казалось ему подходящим для работы, заговорил вдруг таинственным тоном:
- Вы, слыхал я про вас, господин сознательный, кокарды не носили и сейчас не носите, а также имения у вас нет, что же дома этого касаемо, то такой дом должон сключительно у каждого рабочего быть, и похоже к тому теперь дело клонит, по тому самому вам можно сказать, чего другому бы не сказал...
Алексей Фомич заметил, как глаза у Егория стеклянно блеснули, в упор нацелившись на него, когда он держал в руках доску, готовясь положить ее сверху отобранной кучки леса. Голос Егорий заметно понизил, хотя сарай стоял в глубине двора, и услышать, что в нем говорилось, было бы мудрено кому-нибудь со стороны.
- Кандалами звенел за политику шесть лет и четыре месяца день в день! Вы, конечно, доносить на меня не побегёте, - потому вам могу довериться... С "Очакова" крейсера я матрос второй статьи, - ну, конечно, прав-состояния по суду был лишенный... Про крейсер "Очаков", небось, слыхали?
- Имею о нем понятие, - сказал Сыромолотов и добавил: - Также и о броненосце "Потемкине".
- Стало быть, одним словом, вам очень много об этом нечего рассказывать, - довольно качнул головой Егорий и продолжал: - Время какое было - этот девятьсот пятый год!.. Ну, похоже так, - ото многих людей приходится слышать, - хоть теперь уж считается шешнадцатый, а к пятому будто обратно дело подходит... И неужто ж теперь во флоте сознательных офицеров нет, как тогда были? Хотя бы, примерно будучи сказать, лейтенант Шмидт, какой нами тогда командовал... Эх, человек же был! Слово свое скажет, - и все готовы были за ним хоть в огонь, хоть в воду... А то вот был еще у нас на "Очакове" прапорщик из запаса, - фамилию имел Астияни, - из себя чернявый...
Сыромолотов, как хозяин, должен был бы позаботиться о том, чтобы Егорий Сурепьев, бывший матрос с крейсера "Очаков", поменьше говорил и побольше бы делал, но, как художник, он ловил глазами каждый поворот головы этого, в первый раз увиденного им человека, непохожего на всех других, которых он когда-либо видел прежде. Поэтому он даже пробормотал поощрительно:
- Говорите не опасаясь.
Какой-то прапорщик флота Астияни (или, может быть, Остиани) заставил его вспомнить о своем свояке, тоже прапорщике флота Калугине: как-то он теперь там, в Севастополе, куда поехала Надя? А Егорий, положив уже доску, продолжал:
- Ведь вот же считается из одного котла флотский борщ мы ели с одним подлецом, ну, а если бы не тот прапорщик Астияни, он бы весь партийный комитет на берегу выдал!.. Пришел это с берега и сейчас к вахтенному, прапорщику Астияни: "Честь имею доложиться, ваше благородие!" Тот ему, конечно, со своей стороны: "Чего тебе, Войт?" Фамилия, значит, такая была того подлеца-матроса: Войт. "Так и так, дело очень секретное: сейчас вот получил восемьсот рублей от комитета, чтобы я им восемьдесят винтовок на берег доставил... А я и вовсе хочу, чтобы мне от начальства благодарность, вот чего я хочу! Извольте принять от меня теи самые ихние восемьсот рублей, сосчитать их только вам надо, а мне расписку чтоб... Они меня этими деньгами купить хотели, будто я их никогда сроду таких огромадных денег не видал, а у нас же смолокурня своя есть, и также уголь мы палим большим количеством... Пусть мне, одним словом, от начальства благодарность, а не то чтобы я им винтовки доставлял, с какими вполне я могу засыпаться!.. Я-то деньги у них взял, конечно, бараном вполне прикинулся как и нельзя лучше, а сам про себя думаю: "Доставлю их господину вахтенному начальнику, и пусть их благородие доложит командиру, - может, мне за это какую награду дадут". Тот прапорщик даже ахнул, как это услышал, - а он же вполне сознательный был... "Ну, говорит, спасибо тебе, Войт, для пользы службы! Спасибо, что так ты сделал, - присяги военной не переступил!" Тот Войт, конечно, ему: "Рад стараться!" "Иди же теперь спать, а завтра я твое дело доложу командиру. А расписку, что деньги я от тебя принял, это я вот тебе сейчас напишу..." Все по форме сделал, а ночью собрал матросов несколько, какие сознательные, и им так и так: "Войт, подлец, комитет выдал! Надо, стало быть, пока не дошло до командира, непременно его убрать".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65