По каналу проплывало открытое судно со своей ежедневной ношей утонувших свиней, различных домашних животных, разбухших от воды, и гниющей растительности, выловленной за ночь лодочниками-чистильщиками.
Идельсбад с интересом спросил:
— Итак, мой мальчик, именно ты нашел Слутера?
— Да. На улице Слепого осла. Я возвращался домой.
— Помнишь ли ты о каких-либо поразивших тебя деталях? О чем-то необычном?
— У него было перерезано горло, а рот набит веронской глиной.
— Веронской глиной… — задумчиво повторил Идельсбад. Он замолчал, не отрывая своих голубых глаз от лица Яна. — Немного раньше ты взял у кого-то ящичек с красителями?
Ян захлопал ресницами:
— Да, но…
— Они предназначались мне, — уточнил Ван Эйк. — На тот случай, если вы забыли, я — художник. Если вас хорошо информировали, то среди заказанных мной красителей веронская глина не значилась.
Идельсбад поклонился с учтивостью, но трудно было понять, наигранная она или искренняя.
— Мне известно, кто вы, минхеер. Разве не вас называют королем художников?
— Почему вы притворились, будто не знали, что именно Ян обнаружил труп Слутера? Вы это знали, поскольку уже допросили Корнелиса.
— Ошибаетесь. Я действительно допросил Корнелиса по поводу красителей, но ни он, ни я не знали, что ваш сын имел к этому касательство.
— Я не понимаю…
— Не вы ли мне сказали об этом? «Именно мой сын обнаружил труп» — это ваши собственные слова.
— Допустим. А Слутер? Как вы узнали, что он был у меня подмастерьем, учеником?
— От его семьи. Напомню, что именно по ее просьбе меня послали сюда. Брюгге — большой город, но и его семья живет не в деревне. — Он сменил тему: — Вы верите в совпадение? Трое убитых, и все — ваши ученики. Согласитесь, поводов для вопросов много.
Пальцы Ван Эйка сжали подлокотники.
— Вы говорили о совпадениях. Это единственное объяснение.
— Вы недавно ездили в Турне или Антверпен?
— Какого ответа вы ждете? Разве Виллемарк не был убит в Антверпене? А Ваутерс в Турне? — И с упреком поспешил добавить: — Ну же, минхеер, будьте посерьезней. Нет, я никогда не ездил в эти города.
— Тем не менее вы много путешествуете.
— Признаюсь, это моя слабость.
— Цель поездки?
— Мне кажется, это вас совсем не касается.
— Португалия, например…
— Вы не можете не знать, что я был направлен туда герцогом Филиппом, чтобы написать портрет инфанты Изабеллы.
— Красивой женщины, впрочем. Однако этому путешествию уже несколько лет. А мне известно, что вы только что прибыли из Лиссабона.
Художник промолчал.
— Это правда?
Ответа не последовало.
Гигант немного выждал, прежде чем снова приступить к допросу:
— Если вы не против, я хотел бы осмотреть вашу мастерскую.
На этот раз видимое спокойствие вдруг покинуло Ван Эйка.
— И вопроса быть не может! Никому, кроме моих близких, не разрешено туда входить. Вот уже десять лет, как я пользуюсь в этом городе всеми правами буржуа, и хорошо знаю, что со мной нельзя обращаться как с иностранцем!
— Забавно, что вы затронули эту тему. Представьте, прежде чем прийти к вам, я навел справки в городском реестре. В нем вы не записаны.
— Что вы сказали?
— Правду. Я ничего не нашел, разве что дату: 9 сентября 1434 года, имя и место рождения, похожие на ваши: Ян. Но Ян де Тегг, родившийся в Маесейке департамента Льеж. И следа нет некоего Ван Эйка.
— Абсурд! Я тоже родился в Маесейке, мной уплачена пошлина в размере ровно двенадцати ливров. Все это просто смешно. Как бы то ни было, ноги вашей не будет в моей мастерской!
— Образумьтесь. Бальи облечен полной властью.
Художник выпрямился:
— А у Ван Эйка ее еще больше! Никто, слышите, никто не будет копаться в моей личной жизни! Еще меньше — в моих творениях.
— Вы совершаете большую ошибку. Бальи…
— Мне наплевать на бальи! Передайте ему от моего имени: если он станет настаивать, то будет иметь дело уже не со мной, а с самим герцогом. Все ясно?
— Да. Я знаю о ваших связях с Бургиньоном. Вы на короткой ноге с сильными мира сего, это очень большая власть. Позвольте мне воззвать к вашей совести.
— Я единственный судья своей совести. А теперь я буду вам весьма признателен, если вы покинете этот дом.
— Что ж, вы здесь хозяин.
— Мэтр! Мэтр Ван Эйк!
Он указал пальцем на дверь. Ян заметил, что его рука дрожала.
Ледяным тоном гигант произнес:
— Я с вами прощаюсь. Но я еще вернусь… — И он умышленно сделал ударение на последнем слове: — минхеер.
Ван Эйк пришел в себя, только услышав звук захлопнувшейся входной двери.
— Этот тип либо сумасшедший, — пробормотал он, — либо бессовестный, что одно и то же. — Сжав кулак, он властно произнес: — Тилль Идельсбад… Герцог запомнит это имя!
Ян обошелся без комментариев. В его памяти крутилась фраза, сказанная накануне Петрусом Кристусом: «И на этот раз — человек из нашего братства…» Откуда, черт побери, он знал, что тот мертвец был художником? До визита агента никто этого не знал. В конце концов, этим убитым на улице Слепого осла мог оказаться кто угодно. Как же он-то узнал?
Ян приоткрыл рот, чтобы задать этот вопрос художнику, но в этот момент, привлеченная голосами, вошла Маргарет.
— Что случилось, друг мой? Ваш гнев, должно быть, долетел до Бурга!
— Все дело в этом мужлане! Он вывел меня из себя. У него препротивнейшая манера задавать коварные вопросы, она граничит с невежливостью.
Маргарет указала на Яна:
— Я почему-то уверена, что это все из-за него.
— Из-за меня?
— Да брось ты, моя милая. Ян не имеет к этому никакого отношения.
На лице ее все же появилось сомнение.
— Хотела бы надеяться. Но от этого мальчишки всего можно ждать. — Повернувшись к двери, она напомнила: — Скоро начнется месса. Мы уже опаздываем.
Когда они вернулись из церкви Сен-Клер, их ожидала новая неприятность. Подойдя к двери, художник вставил в замочную скважину ключ и тут же убедился в тщетности своих усилий: дверь была уже открыта.
— Это еще что такое?.. — проворчал он. — Кателина забыла закрыть ее?
Он первым переступил порог, его одолевали мрачные предчувствия. Что-то необычное витало в воздухе.
— Кателина!
Зов остался без ответа.
— Кателина!
— Может, ушла на рынок? — предположила Маргарет.
Ван Эйк прибавил шагу.
— Боже!…
На полу валялись осколки светильников, горка была взломана, исчезли шесть серебряных кубков, подарок герцога. Потрясенный художник бросился в другие комнаты. Повсюду царил необычайный беспорядок, будто ураган прошелся по дому, опустошив шкафы и ящики. Из располосованных матрасов и тюфяков вывалился пух, одежда была разбросана. Но в мастерской оказалось еще хуже: красители рассыпаны, чашечки перевернуты, мольберты сломаны, панно разбиты вдребезги. В одном из углов комнаты скорчилась Кателина, ее лодыжки и запястья были связаны, а изо рта торчал клубок шерстяных нитей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67