Вскоре вышли в Атлантику.
Первую остановку сделали в Jla-Рошели, где выгрузили тюки шерсти и сушеную сельдь в обмен на бордоское вино.
Первый шторм разыгрался в Гасконском заливе. Караку трепало ветром, заливало водой, ослепляло молниями. Пока бушевал шторм, Ян не отходил от гиганта; крепко прижавшись к нему, он молился Святой Деве, испрашивал милости у святого Бавона.
Потом появились берега Галисийского королевства, берега Португалии с песчаными банками, не отмеченными на картах. А на западе, там, где заходило солнце, начиналась великая тайна.
— А что с другой стороны? — спросил Ян, указывая пальцем на горизонт.
— Нам ничего об этом не известно, — ответил Идельсбад.
— Не могут ли там находиться неизведанные земли?
— Более чем вероятно. Я даже убежден в этом. На Мадейре я видел цветы, фрукты, не встречающиеся на нашем континенте. Я уверен, что их семена занесены теплыми ветрами, дующими с запада. Один из моих товарищей, Жоао Гонсальвес, нашел на отмели острова обломок ветки с цилиндрической сердцевиной. Такой древесины никто из нас прежде не видел. Но самыми волнующими оказались останки судна, разбившегося о берег. В них мы обнаружили трупы с необычными лицами. Лоскуты кожи, оставшиеся на них, были оливкового цвета. — Он прервался, жестом подчеркнув это событие: — Да. Никакого сомнения: на западе существуют земли. Только вот вопрос: сколько до них? Тысяча лье? Десять тысяч? Сто тысяч? Ни один корабль, под завязку набитый провизией, не может продержаться в море больше трех месяцев.
— Когда-нибудь, это уж точно, кто-то рискнет броситься в эту авантюру.
— Смею надеяться, что это будет португалец! — поддержал его гигант.
— Или фламандец! — возразил Ян, вздернув подбородок.
— Почему бы и нет?
— Как бы то ни было, авантюра эта соблазнит меня.
— Коль ты так страстно веришь, то добьешься своего. — Однако Идельсбад тут же поправился: — Если только до тех пор какой-нибудь моряк, в котором отваги больше, чем у других, не опередит тебя…
* * *
На исходе третьей недели карака обогнула мыс Сен-Винсент, самую крайнюю точку континента. Проплывая мимо, матросы дружно приветствовали ее.
Когда судно проходило между Геркулесовыми столбами, португалец взял руку Яна и направил его указательный палец к невидимой точке.
— Помнишь? Несколько дней назад я упоминал своего друга, дон Педро, и корабельную экспедицию в Сеуту. Город лежит там. Я чуть не погиб в нем.
— А что произошло?
— Было это лет двадцать назад. Мы прогнали мавров из Португалии, но они не сдались. На море и на суше их набеги угрожали нашей торговле и крестьянам. Чтобы положить этому конец, король Жоао решил овладеть ближайшим мавританским портом — Сеутой. В составе экспедиции был и Энрике; он предложил дону Педро и мне сопровождать его. Больше двух сотен галер и парусников преодолели береговой прибой и высадили в Танжере двадцать тысяч солдат. Отец инфанта милостиво позволил ему первым ступить на африканский берег и возглавить наступление. Я находился рядом с ним. В ходе боя копьем мне пронзили пах. Целую неделю я был между жизнью и смертью. — Идельсбад возвел глаза к небу: — Кто-то там, наверху, покровительствовал мне.
— Вам удалось захватить город?
— Да. Мавры, застигнутые врасплох, дрались всего лишь несколько часов. Ну и кровавая была бойня! После падения крепости солдатам отдали город на разграбление. Полагаю, в этот вечер Энрике понял, что не создан для войн, и решил посвятить себя открытиям на море. По возвращении в Португалию он испросил у своего отца разрешение удалиться в Сагры. При дворе посчитали, что он якобы уединился, чтобы замаливать грехи. Но все ошиблись. Энрике раньше всех почувствовал, что взятие Сеуты не решает проблем. Только открытие новых земель обеспечит Португалию всем необходимым для успешной торговли.
— Кем стал ваш друг дон Педро?
— Остался защищать завоеванное. Но вот уже девять месяцев как король дал ему назначение во Флоренцию, наградив за верную службу. — Бросив взгляд на море, Идельсбад с досадой заметил: — Как тащится это судно… Путешествию не видно конца.
* * *
Пройдя вдоль берегов Прованса, карака сделала остановку в порту Генуи. Город предстал перед ними скучившимся, прижавшимся к крутой прибрежной полосе; крыши громоздились друг на друга, над ними возвышались зубчатые башни укрепленных жилищ и купола церквей.
Ян пожирал глазами порт, где царило невиданное им ранее оживление. Прислушиваясь, он улавливал скрипучее постанывание раненых судов, вернувшихся из боя, насмешливые всплески волн, весело обсуждавших последние рейды мавританских пиратов и приключения паломников, возвратившихся из Святой Земли. Вдоль причалов с неубранными экскрементами и кучами гниющего мусора, над которыми вились тучи мух, стояли на якорях суда всех форм и происхождений. Лодчонки торговцев дынями с Корсики тщетно пытались найти себе местечко между каравеллами и галерами. Последние больше жались к малому форту, охраняющему вход в порт, над которым вилась полукруглая дорога. Стояли на часах офицеры при оружии; из их ноздрей торчали дольки чеснока — единственное спасение от невыносимого запаха, исходящего от прикованных к веслам рабов.
* * *
В эту ночь, когда карака стояла на якоре в порту, было полнолуние. Круглая луна плыла над морем, отбрасывая молочный свет на спящий пейзаж. Идельсбад спал на палубе рядом с Яном. Ночная тишина нарушалась лишь отдаленными глухими звуками порта и более близкими — плеском волн о корпус корабля.
Человеческий силуэт отделился от фок-мачты и бесшумно двинулся к тому месту, где лежали гигант и ребенок. При ходьбе лезвие плотницкого топора, который мужчина держал в руке, с перерывами отражало блеск звезд. Его пальцы сжимались на топорище все сильнее, по мере того как он приближался к своей цели. Когда он оказался над гигантом, фаланги пальцев побелели.
В момент, когда топор опускался в смертельном ударе на Идельсбада, вахтенный матрос, бывший свидетелем сцены, тревожно крикнул. Все произошло очень быстро. Идельсбад мгновенно перекатился на бок, в волоске от него в доску палубы вонзилось лезвие топора. Рефлексы, обостренные ночами, проведенными во враждебном мире, привычка к неожиданностям, к опасностям на каждом шагу — все это сыграло в пользу португальца. Он уже был на ногах.
Ансельм де Веер почувствовал, как буквально отрывается от палубы и летит. Неведомая сила кинула его на поручни. Наполовину оглушенный падением, он все же смог подняться, но противник уже крепко держал его. С яростью отчаяния фламандец стал отбиваться, изо всех сил бить кулаками, пытаясь освободиться. Все напрасно. Идельсбад схватил его поперек пояса, поднял с обезоруживающей легкостью и раскачивал за бортом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Первую остановку сделали в Jla-Рошели, где выгрузили тюки шерсти и сушеную сельдь в обмен на бордоское вино.
Первый шторм разыгрался в Гасконском заливе. Караку трепало ветром, заливало водой, ослепляло молниями. Пока бушевал шторм, Ян не отходил от гиганта; крепко прижавшись к нему, он молился Святой Деве, испрашивал милости у святого Бавона.
Потом появились берега Галисийского королевства, берега Португалии с песчаными банками, не отмеченными на картах. А на западе, там, где заходило солнце, начиналась великая тайна.
— А что с другой стороны? — спросил Ян, указывая пальцем на горизонт.
— Нам ничего об этом не известно, — ответил Идельсбад.
— Не могут ли там находиться неизведанные земли?
— Более чем вероятно. Я даже убежден в этом. На Мадейре я видел цветы, фрукты, не встречающиеся на нашем континенте. Я уверен, что их семена занесены теплыми ветрами, дующими с запада. Один из моих товарищей, Жоао Гонсальвес, нашел на отмели острова обломок ветки с цилиндрической сердцевиной. Такой древесины никто из нас прежде не видел. Но самыми волнующими оказались останки судна, разбившегося о берег. В них мы обнаружили трупы с необычными лицами. Лоскуты кожи, оставшиеся на них, были оливкового цвета. — Он прервался, жестом подчеркнув это событие: — Да. Никакого сомнения: на западе существуют земли. Только вот вопрос: сколько до них? Тысяча лье? Десять тысяч? Сто тысяч? Ни один корабль, под завязку набитый провизией, не может продержаться в море больше трех месяцев.
— Когда-нибудь, это уж точно, кто-то рискнет броситься в эту авантюру.
— Смею надеяться, что это будет португалец! — поддержал его гигант.
— Или фламандец! — возразил Ян, вздернув подбородок.
— Почему бы и нет?
— Как бы то ни было, авантюра эта соблазнит меня.
— Коль ты так страстно веришь, то добьешься своего. — Однако Идельсбад тут же поправился: — Если только до тех пор какой-нибудь моряк, в котором отваги больше, чем у других, не опередит тебя…
* * *
На исходе третьей недели карака обогнула мыс Сен-Винсент, самую крайнюю точку континента. Проплывая мимо, матросы дружно приветствовали ее.
Когда судно проходило между Геркулесовыми столбами, португалец взял руку Яна и направил его указательный палец к невидимой точке.
— Помнишь? Несколько дней назад я упоминал своего друга, дон Педро, и корабельную экспедицию в Сеуту. Город лежит там. Я чуть не погиб в нем.
— А что произошло?
— Было это лет двадцать назад. Мы прогнали мавров из Португалии, но они не сдались. На море и на суше их набеги угрожали нашей торговле и крестьянам. Чтобы положить этому конец, король Жоао решил овладеть ближайшим мавританским портом — Сеутой. В составе экспедиции был и Энрике; он предложил дону Педро и мне сопровождать его. Больше двух сотен галер и парусников преодолели береговой прибой и высадили в Танжере двадцать тысяч солдат. Отец инфанта милостиво позволил ему первым ступить на африканский берег и возглавить наступление. Я находился рядом с ним. В ходе боя копьем мне пронзили пах. Целую неделю я был между жизнью и смертью. — Идельсбад возвел глаза к небу: — Кто-то там, наверху, покровительствовал мне.
— Вам удалось захватить город?
— Да. Мавры, застигнутые врасплох, дрались всего лишь несколько часов. Ну и кровавая была бойня! После падения крепости солдатам отдали город на разграбление. Полагаю, в этот вечер Энрике понял, что не создан для войн, и решил посвятить себя открытиям на море. По возвращении в Португалию он испросил у своего отца разрешение удалиться в Сагры. При дворе посчитали, что он якобы уединился, чтобы замаливать грехи. Но все ошиблись. Энрике раньше всех почувствовал, что взятие Сеуты не решает проблем. Только открытие новых земель обеспечит Португалию всем необходимым для успешной торговли.
— Кем стал ваш друг дон Педро?
— Остался защищать завоеванное. Но вот уже девять месяцев как король дал ему назначение во Флоренцию, наградив за верную службу. — Бросив взгляд на море, Идельсбад с досадой заметил: — Как тащится это судно… Путешествию не видно конца.
* * *
Пройдя вдоль берегов Прованса, карака сделала остановку в порту Генуи. Город предстал перед ними скучившимся, прижавшимся к крутой прибрежной полосе; крыши громоздились друг на друга, над ними возвышались зубчатые башни укрепленных жилищ и купола церквей.
Ян пожирал глазами порт, где царило невиданное им ранее оживление. Прислушиваясь, он улавливал скрипучее постанывание раненых судов, вернувшихся из боя, насмешливые всплески волн, весело обсуждавших последние рейды мавританских пиратов и приключения паломников, возвратившихся из Святой Земли. Вдоль причалов с неубранными экскрементами и кучами гниющего мусора, над которыми вились тучи мух, стояли на якорях суда всех форм и происхождений. Лодчонки торговцев дынями с Корсики тщетно пытались найти себе местечко между каравеллами и галерами. Последние больше жались к малому форту, охраняющему вход в порт, над которым вилась полукруглая дорога. Стояли на часах офицеры при оружии; из их ноздрей торчали дольки чеснока — единственное спасение от невыносимого запаха, исходящего от прикованных к веслам рабов.
* * *
В эту ночь, когда карака стояла на якоре в порту, было полнолуние. Круглая луна плыла над морем, отбрасывая молочный свет на спящий пейзаж. Идельсбад спал на палубе рядом с Яном. Ночная тишина нарушалась лишь отдаленными глухими звуками порта и более близкими — плеском волн о корпус корабля.
Человеческий силуэт отделился от фок-мачты и бесшумно двинулся к тому месту, где лежали гигант и ребенок. При ходьбе лезвие плотницкого топора, который мужчина держал в руке, с перерывами отражало блеск звезд. Его пальцы сжимались на топорище все сильнее, по мере того как он приближался к своей цели. Когда он оказался над гигантом, фаланги пальцев побелели.
В момент, когда топор опускался в смертельном ударе на Идельсбада, вахтенный матрос, бывший свидетелем сцены, тревожно крикнул. Все произошло очень быстро. Идельсбад мгновенно перекатился на бок, в волоске от него в доску палубы вонзилось лезвие топора. Рефлексы, обостренные ночами, проведенными во враждебном мире, привычка к неожиданностям, к опасностям на каждом шагу — все это сыграло в пользу португальца. Он уже был на ногах.
Ансельм де Веер почувствовал, как буквально отрывается от палубы и летит. Неведомая сила кинула его на поручни. Наполовину оглушенный падением, он все же смог подняться, но противник уже крепко держал его. С яростью отчаяния фламандец стал отбиваться, изо всех сил бить кулаками, пытаясь освободиться. Все напрасно. Идельсбад схватил его поперек пояса, поднял с обезоруживающей легкостью и раскачивал за бортом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67