— Какое совпадение! Мне только что сообщили о его смерти.
Горестный огонек мелькнул в глазах Альберти.
— Очень жаль. Мне так хотелось с ним познакомиться. К тому же было бы очень интересно изучить его метод письма. Когда я был в Неаполе, мне предоставился удобный случай повосхищаться одним из его полотен. Могу вас заверить, что это творение поражает со всех сторон. В самой теме, портрете герцога Бургундского, нет ничего не обычного; зато живость тонов, прозрачность лессировки, богатство нюансов — уникальны. Я со всем смирением признаю, что никогда не видел подобных новшеств. Более того, чувствовалась смелость в построении ансамбля. Совершенно очевидно, что фламандец избавился от назойливого скопища ненужных деталей и тяжелой выразительности невыносимого готизма, предпочтя им реализм и достоверность, добиться которых пытаемся мы сами.
— В таком случае, — провозгласил Козимо, — я предлагаю поднять бокалы за почившего гения. За Ван Эйка!
— За Ван Эйка!
Брюгге, тем же вечером
Ян засунул в свою котомку звезду из венецианского стекла и завязал ее. Убедившись, что кошелек с флоринами хорошо прикреплен к поясу, он окинул взглядом мансарду, в которой прожил больше шести лет, и направился к двери. Итак, жребий брошен. Ян еще не знал, какую дорогу выберет, но его мечта осуществилась: он отправится в Венецию. Он не будет расти в этих стенах, в этой семье без Ван Эйка. А там, даже один, будет счастлив, потому что там есть солнце.
Ян обернулся в последний раз посмотреть на приютивший его дом, и ему показалось, что он различил силуэт толстушки Кателины, стоявшей на пороге. О Боже! Как ему будет не хватать ее. Ее уже не хватало! Он потерял Ван Эйка; он терял Кателину. Ян, конечно, подумывал сказать ей о своем решении, но очень быстро отказался от такого шага: Кателина никогда бы его не одобрила. Чтобы удержать его, она могла бы поставить в известность Маргарет. Кто знает?
Защемило сердце; Ян отвернулся и почти бегом углубился в темноту улицы Нёв-Сен-Жилль. У дозорной башни раздавался стрекот трещотки ночного сторожа. Тяжелое небо стало покрываться розовыми волокнами; скоро начнет светать. У Яна было три плана: дождаться возвращения сентябрьских галер — это почти месяц — и уплыть на одной из них в Серениссиму; отправиться в Слейс в надежде найти там судно, отходящее в Италию, или — что не очень привлекало его — уйти туда наземными дорогами. Но сколько же лье надо пройти? Этого Ян не знал. Сколько незнакомых стран пришлось бы пересечь? Нет, такое решение было ему не по силам. Но останься он в Брюгге, есть вероятность того, что Маргарет пустит по его следу агентов. Им не составит труда найти Яна, и волей-неволей они вернут его домой. Нет. Все хорошо взвесив, лучше уж отправиться в порт, моля небо, чтобы нашелся корабль, который доставит его к месту назначения. Отбросив колебания, Ян вскинул на плечо котомку и направился к Гентским воротам.
Когда он подходил к Слейсу, солнце уже поднималось над морем. Матросы суетились на палубах судов, стоящих у причала. Ян всматривался в флажки, развевавшиеся на верхушках мачт: Уинчелси, Ярмут, Фавершам, Стралзунд. Нигде он не углядел тот, на который надеялся, хорошо узнаваемый среди других: со львом святого Марка. И все же должно быть среди этих судов одно, отплывающее к югу. Не важно, в какой южный порт. Положив котомку на землю, Ян ждал.
Прошло более часа, прежде чем провидение соизволило явить себя, к сожалению — краешком. Мужчина, проходивший мимо, служащий, собиравший пошлину, любезно согласился ответить на вопросы Яна. Нет. Ни одно из находящихся здесь судов не собирается идти к югу, в Венецию — тем более. Да, должна прийти карака из Шотландии, плывущая в Пизу, но не раньше чем через неделю. А может, дней через десять. Слишком капризны ветра в это время года. И служащий с суровым видом заключил: «Твое место не здесь; лучше бы тебе вернуться к своим родителям».
Разочарованный и особенно раздраженный тем, что с ним обращались как с несмышленышем, Ян подобрал свою котомку и решил терпеливо переносить невзгоды. В конце концов, терпение было его второй натурой. Он научился ему за годы, проведенные за варкой лака, мытьем кистей, связыванием щетины.
Повернувшись, он пошел к Дамме. Там, в аванпорте, где впервые увидел свет Тилль Уленшпигель, он наверняка найдет убежище, а может быть, предложит свои услуги тому, кто в них нуждается, — всего за несколько монет; потому что нельзя проматывать деньги, оставленные ему Ван Эйком. Восемь дней, сказал сборщик пошлины. Пиза. Там видно будет. Восемь дней пройдут быстрее, чем иссякнет его терпение.
* * *
— Мальчик сбежал…
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно. Примерно час назад я пришел в дом Ван Эйка под предлогом справиться о здоровье Маргарет. Именно она-то и сообщила мне эту новость. Впрочем, она переживает меньше, чем ее служанка.
Окутанные темнотой, два собеседника едва могли видеть друг друга, освещенные лишь слабым лучиком, просачивающимся через щели закрытых ставен. У одного был сильный итальянский акцент, другой изъяснялся на безукоризненном фламандском. Темнота, прятавшая их лица, скрывала и возраст: им могло быть и по двадцать лет, и по шестьдесят. Достоверно только одно: безапелляционный тон мужчины с итальянским акцентом позволял думать, что он был главным.
— Вам, конечно, известно, что означает этот побег?
— Боюсь, да.
Последовало долгое молчание, нарушаемое лишь хриплым и прерывистым дыханием итальянца.
— Действовать надо быстро. Если паренек ускользнет из наших рук, последствия будут неизмеримо серьезнее, чем в случае с Костером и другими. Костер! Неудача. Досадная неудача. Одной больше. — Он повторил, отчеканивая слова: — Действовать надо быстро!
— Но что делать? Мы не знаем, где он находится.
— А вы как думаете? Ребенок в таком возрасте, без денег, друзей и родителей не может уйти далеко. Если его нет в Брюгге, то он должен быть в окрестностях, где-нибудь в Термуйдене, Оосткерке или Дамме. Займитесь этим. Отыщите его!
— А если мы его найдем? Что с ним делать?
— Вы меня удивляете. Он знает слишком много!
— Конечно, но…
— Убейте его! Заставьте всех поверить, что он утонул. Инсценируйте его смерть. Но убейте его!
Повеяло нерешительностью.
— Это… это всего лишь ребенок. У нас нет уверенности, что он заговорит.
— Вы сами признались! У нас нет уверенности… Ничего нет опаснее неуверенности! Ей нет места в больших замыслах. Я ясно выражаюсь? — С поразительной решимостью иностранец заключил: — Убейте его!
* * *
Притаившись в углу ризницы церкви Сен-Жером, Ян грыз яблоко, купленное на рынке в Дамме. Убежище в церкви свято. Ни Маргарет, никто другой не решится на богохульство. Он часто слышал, что святые места давали прибежище и защиту самым закоренелым преступникам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Горестный огонек мелькнул в глазах Альберти.
— Очень жаль. Мне так хотелось с ним познакомиться. К тому же было бы очень интересно изучить его метод письма. Когда я был в Неаполе, мне предоставился удобный случай повосхищаться одним из его полотен. Могу вас заверить, что это творение поражает со всех сторон. В самой теме, портрете герцога Бургундского, нет ничего не обычного; зато живость тонов, прозрачность лессировки, богатство нюансов — уникальны. Я со всем смирением признаю, что никогда не видел подобных новшеств. Более того, чувствовалась смелость в построении ансамбля. Совершенно очевидно, что фламандец избавился от назойливого скопища ненужных деталей и тяжелой выразительности невыносимого готизма, предпочтя им реализм и достоверность, добиться которых пытаемся мы сами.
— В таком случае, — провозгласил Козимо, — я предлагаю поднять бокалы за почившего гения. За Ван Эйка!
— За Ван Эйка!
Брюгге, тем же вечером
Ян засунул в свою котомку звезду из венецианского стекла и завязал ее. Убедившись, что кошелек с флоринами хорошо прикреплен к поясу, он окинул взглядом мансарду, в которой прожил больше шести лет, и направился к двери. Итак, жребий брошен. Ян еще не знал, какую дорогу выберет, но его мечта осуществилась: он отправится в Венецию. Он не будет расти в этих стенах, в этой семье без Ван Эйка. А там, даже один, будет счастлив, потому что там есть солнце.
Ян обернулся в последний раз посмотреть на приютивший его дом, и ему показалось, что он различил силуэт толстушки Кателины, стоявшей на пороге. О Боже! Как ему будет не хватать ее. Ее уже не хватало! Он потерял Ван Эйка; он терял Кателину. Ян, конечно, подумывал сказать ей о своем решении, но очень быстро отказался от такого шага: Кателина никогда бы его не одобрила. Чтобы удержать его, она могла бы поставить в известность Маргарет. Кто знает?
Защемило сердце; Ян отвернулся и почти бегом углубился в темноту улицы Нёв-Сен-Жилль. У дозорной башни раздавался стрекот трещотки ночного сторожа. Тяжелое небо стало покрываться розовыми волокнами; скоро начнет светать. У Яна было три плана: дождаться возвращения сентябрьских галер — это почти месяц — и уплыть на одной из них в Серениссиму; отправиться в Слейс в надежде найти там судно, отходящее в Италию, или — что не очень привлекало его — уйти туда наземными дорогами. Но сколько же лье надо пройти? Этого Ян не знал. Сколько незнакомых стран пришлось бы пересечь? Нет, такое решение было ему не по силам. Но останься он в Брюгге, есть вероятность того, что Маргарет пустит по его следу агентов. Им не составит труда найти Яна, и волей-неволей они вернут его домой. Нет. Все хорошо взвесив, лучше уж отправиться в порт, моля небо, чтобы нашелся корабль, который доставит его к месту назначения. Отбросив колебания, Ян вскинул на плечо котомку и направился к Гентским воротам.
Когда он подходил к Слейсу, солнце уже поднималось над морем. Матросы суетились на палубах судов, стоящих у причала. Ян всматривался в флажки, развевавшиеся на верхушках мачт: Уинчелси, Ярмут, Фавершам, Стралзунд. Нигде он не углядел тот, на который надеялся, хорошо узнаваемый среди других: со львом святого Марка. И все же должно быть среди этих судов одно, отплывающее к югу. Не важно, в какой южный порт. Положив котомку на землю, Ян ждал.
Прошло более часа, прежде чем провидение соизволило явить себя, к сожалению — краешком. Мужчина, проходивший мимо, служащий, собиравший пошлину, любезно согласился ответить на вопросы Яна. Нет. Ни одно из находящихся здесь судов не собирается идти к югу, в Венецию — тем более. Да, должна прийти карака из Шотландии, плывущая в Пизу, но не раньше чем через неделю. А может, дней через десять. Слишком капризны ветра в это время года. И служащий с суровым видом заключил: «Твое место не здесь; лучше бы тебе вернуться к своим родителям».
Разочарованный и особенно раздраженный тем, что с ним обращались как с несмышленышем, Ян подобрал свою котомку и решил терпеливо переносить невзгоды. В конце концов, терпение было его второй натурой. Он научился ему за годы, проведенные за варкой лака, мытьем кистей, связыванием щетины.
Повернувшись, он пошел к Дамме. Там, в аванпорте, где впервые увидел свет Тилль Уленшпигель, он наверняка найдет убежище, а может быть, предложит свои услуги тому, кто в них нуждается, — всего за несколько монет; потому что нельзя проматывать деньги, оставленные ему Ван Эйком. Восемь дней, сказал сборщик пошлины. Пиза. Там видно будет. Восемь дней пройдут быстрее, чем иссякнет его терпение.
* * *
— Мальчик сбежал…
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно. Примерно час назад я пришел в дом Ван Эйка под предлогом справиться о здоровье Маргарет. Именно она-то и сообщила мне эту новость. Впрочем, она переживает меньше, чем ее служанка.
Окутанные темнотой, два собеседника едва могли видеть друг друга, освещенные лишь слабым лучиком, просачивающимся через щели закрытых ставен. У одного был сильный итальянский акцент, другой изъяснялся на безукоризненном фламандском. Темнота, прятавшая их лица, скрывала и возраст: им могло быть и по двадцать лет, и по шестьдесят. Достоверно только одно: безапелляционный тон мужчины с итальянским акцентом позволял думать, что он был главным.
— Вам, конечно, известно, что означает этот побег?
— Боюсь, да.
Последовало долгое молчание, нарушаемое лишь хриплым и прерывистым дыханием итальянца.
— Действовать надо быстро. Если паренек ускользнет из наших рук, последствия будут неизмеримо серьезнее, чем в случае с Костером и другими. Костер! Неудача. Досадная неудача. Одной больше. — Он повторил, отчеканивая слова: — Действовать надо быстро!
— Но что делать? Мы не знаем, где он находится.
— А вы как думаете? Ребенок в таком возрасте, без денег, друзей и родителей не может уйти далеко. Если его нет в Брюгге, то он должен быть в окрестностях, где-нибудь в Термуйдене, Оосткерке или Дамме. Займитесь этим. Отыщите его!
— А если мы его найдем? Что с ним делать?
— Вы меня удивляете. Он знает слишком много!
— Конечно, но…
— Убейте его! Заставьте всех поверить, что он утонул. Инсценируйте его смерть. Но убейте его!
Повеяло нерешительностью.
— Это… это всего лишь ребенок. У нас нет уверенности, что он заговорит.
— Вы сами признались! У нас нет уверенности… Ничего нет опаснее неуверенности! Ей нет места в больших замыслах. Я ясно выражаюсь? — С поразительной решимостью иностранец заключил: — Убейте его!
* * *
Притаившись в углу ризницы церкви Сен-Жером, Ян грыз яблоко, купленное на рынке в Дамме. Убежище в церкви свято. Ни Маргарет, никто другой не решится на богохульство. Он часто слышал, что святые места давали прибежище и защиту самым закоренелым преступникам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67