- Может, вы его утешите? предложил юный бородач.
Аркадий Семенович следил за действиями санитаров - как бы чего не упустили, но обращение врача услышал. А утешить... не видя характера ожогов... - Я не специалист... - Но вы же профессор? Они уже знают, что вы профессор, притом, из Москвы. Они так на вас надеются! И разговоры о вас самые добрые: ещё пожар не потушен, а вы - быстрее "скорой помощи".
Аркадий Семенович хотел уточнить, что он спешил сюда, не зная ничего о Сузике. Ведь Сузика следовало искать за сотни километров отсюда, среди учеников лесотехнической школы.
А судьба - вот как она распоряжается... Безалаберный Сузик, сын известного миллионера и племянник олигарха, более того, внук швейцарского банкира - мало кто ведал, что отец Дарьяны Манукяновны в армянской диаспоре звезда чуть ли не первой величины, - этот безалаберный Сузик, внезапно исчезнувший студент МИМО, объявится в далеком рабочем поселке, окажется окружен таким вниманием.
Рабочие наверняка не знают, где он воспитывался и какая денежная у него родня, а Тюлев, хозяин комбината, не стал о нем распространяться. Видимо, Сузик уже крепко дружит с головой. Впрочем, Аркадий Семенович замечал и раньше, что парнишка он не глупый, но атмосфера семьи делала его негодным для жизни.
"Был бы он прежним, Тюлев не поставил бы его мастером", - подумал Аркадий Семенович. Покидая палату, он спросил у врача: - Как его имя-отчество? - Коновалова? Егор Донатович.
В просторном вестибюле у роскошного фикуса стояла группа рабочих. Они что-то оживленно обсуждали. Когда увидели спускавшегося по ступенькам незнакомого посетителя с кейсом в руке, враз замолкли, повернулись к незнакомцу, явно намереваясь вступить с ним в разговор.
Первым обратился к ним Аркадий Семенович, даже не ко всем, а к неказистому на вид пожилому мужчине в синей форменной куртке: - Вы - Егор Донатович? - Да. Ну как там, профессор, будет Сережка жить?
Времени на обстоятельный ответ не было, и Аркадий Семенович буднично произнес:
- Будет, - и уточнил: - Если вовремя успеем в ожоговый центр.
- В Питер?
- В Москву. Из Питера постараемся ближайшим рейсом.
- Постарайтесь, пожалуйста...
На волевом лице Егора Донатовича - глубокие складки, в них гнездилась печаль. Аркадий Семенович обратил внимание, что Сузика он назвал Сережкой, а вовсе не Сузиком. И чтоб крепче поселить в нем надежду, сказал: Сережкин отец - мой коллега. - А про себя подумал: "Какой он - мне коллега? Он - работодатель, хозяин". - Мы постараемся сделать все возможное. Но многое будет зависеть и от потерпевшего.
Что бросилось в глаза Аркадию Семеновичу: Егора Донатовича окружали молодые парни, они тоже были в рабочих, испачканных сажей спецовках. Оказалось, это были сыновья Коновалова-старшего: Дмитрий, Никита и Николай - Катины братья.
Катя, встревоженная, тяжело дыша, прибежала уже к самому трапу вертолета, когда санитары на руках заносили Сузика. Маленькая, в серой болоньевой курточке на искусственном меху, она тоже, как и отец, и её братья, смотрела на профессора с надеждой и болью.
"Любит Сузика".
С Сузиком прощалась, не скрывала слез, сняв варежку, нежно гладила бинты, приговаривала: - Поправляйся... поправляйся...Я буду ждать... Буду!
"А девчонка-то - красивая..."
Ее личико, мокрое от слез, было, как на иконе, скорбное и прекрасное. Как показалось Аркадию Семеновичу, её глаза излучали какой-то дивный загадочный свет. Он невольно сравнил эту поселковую девчонку со своей Кларой, в них угадывалось что-то общее, прежде всего, взгляд. Когда дочка видела Фиделя Михайловича, её глаза, но не серые, как у Кати, а черные, как у матери, большие, ласковые, излучали такой же дивный, но далеко не загадочный свет.
"Ах, женщины!.." Он завидовал Сузику, а ещё больше - незнакомой Кате Коноваловой. Не тронь Клару тот великовозрастный развратник, была бы и Клара с судьбой, как у Кати - жила бы, веря в свое счастье.
Уже в Пулково, в ожидании рейсового на Москву, в медпункте аэропорта, Аркадий Семенович спросил сопровождавшего их поселкового врача (звали его Миша): - Егор Донатович что-то недосказал? - Коноваловы хотели узнать о дальнейшей судьбе комбината. - То есть? - Вы там в Москве ближе к правительству. Вам, наверное, известно, что наш хозяин собирается комбинат продавать? - О продаже не слышал. - Как же! Продает англичанам. Вот уже которую неделю поселок бурлит. Начали увольнять рабочих. Остановили два цеха. Только непонятно, зачем хозяину было поджигать целлулозный? Без него комбинату - крышка. - А что рабочие? - Рабочие не сдадутся. Свой комбинат будут защищать. Может дойти до оружия. Своего, русского, ещё потерпят. Тем более, что он пообещал искоренить бандитизм. - И кто же так смело пообещал? - Аркадий Семенович не удержался от изумления. - Ваш хозяин? - Да. Александр Гордеевич Тюлев. Недавно выступал по телеку. Сказал, что комбинат собирается продавать не он, а ему приказала губернская власть. Но он ещё подумает. А с бандитизмом, сказал он, покончить не сложно. Он так и выдал в эфир: это, говорит, как два пальца обоссать. После такого заверения многие рабочие его зауважали. Слабый по натуре сильно не выразится. Он решительный... - Конечно, решительный, - согласился Аркадий Семенович. Говорить о том, что хозяин комбината не кто иной как вор в законе, не было смысла. В поселке судят не о том, о чем ходят разговоры, судят о поступках того же хозяина.
Прислушивался ли к их разговору Сузик, по его глазам было не понять. Он смиренно лежал, изредка просил пить и врач в прорезь марли просовывал ему трубочку, давал глотнуть лимонного сока.
В самолете Сузику стало совсем плохо. Пришлось вводить обезболивающее.
В полночь Сузика доставили в ожоговый центр. И бригада хирургов приступила к своим обязанностям.
Аркадий Семенович намеревался было позвонить Дарьяне Манукяновне: присутствие матери облегчило бы страдания сыну. Ведь сын вряд ли догадывался, что это она, его родная мать, его отправила в тайгу на перевоспитание.
Аркадий Семенович не позвонил - не насмелился прерывать её здоровый сон. Он не предполагал, что в эту ночь Дарьяна Манукяновнва глаз не смыкала - сама не спала и не давала уснуть молодому и сильному мужчине.
31
В то время, когда Аркадий Семенович в сопровождении врача поселковой больницы доставлял Сузика в ожоговый центр, Дарьяна Манукяновна принимала гостей - свою верную и безотказную подругу Антонину Леонидовну и её мужа Фиделя Михайловича.
В гостиной Антонина Леонидовна тихо спросила: - Что-то не видно хозяина? Мы же по его приглашению.
Хозяйка взглянула на подругу с упреком, но не осуждающе.
- Не нужно было шефа поить коньяком.
Гостья усмехнулась: - Он сам распорядился. Вот - свидетель, - показала на Фиделя Михайловича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Аркадий Семенович следил за действиями санитаров - как бы чего не упустили, но обращение врача услышал. А утешить... не видя характера ожогов... - Я не специалист... - Но вы же профессор? Они уже знают, что вы профессор, притом, из Москвы. Они так на вас надеются! И разговоры о вас самые добрые: ещё пожар не потушен, а вы - быстрее "скорой помощи".
Аркадий Семенович хотел уточнить, что он спешил сюда, не зная ничего о Сузике. Ведь Сузика следовало искать за сотни километров отсюда, среди учеников лесотехнической школы.
А судьба - вот как она распоряжается... Безалаберный Сузик, сын известного миллионера и племянник олигарха, более того, внук швейцарского банкира - мало кто ведал, что отец Дарьяны Манукяновны в армянской диаспоре звезда чуть ли не первой величины, - этот безалаберный Сузик, внезапно исчезнувший студент МИМО, объявится в далеком рабочем поселке, окажется окружен таким вниманием.
Рабочие наверняка не знают, где он воспитывался и какая денежная у него родня, а Тюлев, хозяин комбината, не стал о нем распространяться. Видимо, Сузик уже крепко дружит с головой. Впрочем, Аркадий Семенович замечал и раньше, что парнишка он не глупый, но атмосфера семьи делала его негодным для жизни.
"Был бы он прежним, Тюлев не поставил бы его мастером", - подумал Аркадий Семенович. Покидая палату, он спросил у врача: - Как его имя-отчество? - Коновалова? Егор Донатович.
В просторном вестибюле у роскошного фикуса стояла группа рабочих. Они что-то оживленно обсуждали. Когда увидели спускавшегося по ступенькам незнакомого посетителя с кейсом в руке, враз замолкли, повернулись к незнакомцу, явно намереваясь вступить с ним в разговор.
Первым обратился к ним Аркадий Семенович, даже не ко всем, а к неказистому на вид пожилому мужчине в синей форменной куртке: - Вы - Егор Донатович? - Да. Ну как там, профессор, будет Сережка жить?
Времени на обстоятельный ответ не было, и Аркадий Семенович буднично произнес:
- Будет, - и уточнил: - Если вовремя успеем в ожоговый центр.
- В Питер?
- В Москву. Из Питера постараемся ближайшим рейсом.
- Постарайтесь, пожалуйста...
На волевом лице Егора Донатовича - глубокие складки, в них гнездилась печаль. Аркадий Семенович обратил внимание, что Сузика он назвал Сережкой, а вовсе не Сузиком. И чтоб крепче поселить в нем надежду, сказал: Сережкин отец - мой коллега. - А про себя подумал: "Какой он - мне коллега? Он - работодатель, хозяин". - Мы постараемся сделать все возможное. Но многое будет зависеть и от потерпевшего.
Что бросилось в глаза Аркадию Семеновичу: Егора Донатовича окружали молодые парни, они тоже были в рабочих, испачканных сажей спецовках. Оказалось, это были сыновья Коновалова-старшего: Дмитрий, Никита и Николай - Катины братья.
Катя, встревоженная, тяжело дыша, прибежала уже к самому трапу вертолета, когда санитары на руках заносили Сузика. Маленькая, в серой болоньевой курточке на искусственном меху, она тоже, как и отец, и её братья, смотрела на профессора с надеждой и болью.
"Любит Сузика".
С Сузиком прощалась, не скрывала слез, сняв варежку, нежно гладила бинты, приговаривала: - Поправляйся... поправляйся...Я буду ждать... Буду!
"А девчонка-то - красивая..."
Ее личико, мокрое от слез, было, как на иконе, скорбное и прекрасное. Как показалось Аркадию Семеновичу, её глаза излучали какой-то дивный загадочный свет. Он невольно сравнил эту поселковую девчонку со своей Кларой, в них угадывалось что-то общее, прежде всего, взгляд. Когда дочка видела Фиделя Михайловича, её глаза, но не серые, как у Кати, а черные, как у матери, большие, ласковые, излучали такой же дивный, но далеко не загадочный свет.
"Ах, женщины!.." Он завидовал Сузику, а ещё больше - незнакомой Кате Коноваловой. Не тронь Клару тот великовозрастный развратник, была бы и Клара с судьбой, как у Кати - жила бы, веря в свое счастье.
Уже в Пулково, в ожидании рейсового на Москву, в медпункте аэропорта, Аркадий Семенович спросил сопровождавшего их поселкового врача (звали его Миша): - Егор Донатович что-то недосказал? - Коноваловы хотели узнать о дальнейшей судьбе комбината. - То есть? - Вы там в Москве ближе к правительству. Вам, наверное, известно, что наш хозяин собирается комбинат продавать? - О продаже не слышал. - Как же! Продает англичанам. Вот уже которую неделю поселок бурлит. Начали увольнять рабочих. Остановили два цеха. Только непонятно, зачем хозяину было поджигать целлулозный? Без него комбинату - крышка. - А что рабочие? - Рабочие не сдадутся. Свой комбинат будут защищать. Может дойти до оружия. Своего, русского, ещё потерпят. Тем более, что он пообещал искоренить бандитизм. - И кто же так смело пообещал? - Аркадий Семенович не удержался от изумления. - Ваш хозяин? - Да. Александр Гордеевич Тюлев. Недавно выступал по телеку. Сказал, что комбинат собирается продавать не он, а ему приказала губернская власть. Но он ещё подумает. А с бандитизмом, сказал он, покончить не сложно. Он так и выдал в эфир: это, говорит, как два пальца обоссать. После такого заверения многие рабочие его зауважали. Слабый по натуре сильно не выразится. Он решительный... - Конечно, решительный, - согласился Аркадий Семенович. Говорить о том, что хозяин комбината не кто иной как вор в законе, не было смысла. В поселке судят не о том, о чем ходят разговоры, судят о поступках того же хозяина.
Прислушивался ли к их разговору Сузик, по его глазам было не понять. Он смиренно лежал, изредка просил пить и врач в прорезь марли просовывал ему трубочку, давал глотнуть лимонного сока.
В самолете Сузику стало совсем плохо. Пришлось вводить обезболивающее.
В полночь Сузика доставили в ожоговый центр. И бригада хирургов приступила к своим обязанностям.
Аркадий Семенович намеревался было позвонить Дарьяне Манукяновне: присутствие матери облегчило бы страдания сыну. Ведь сын вряд ли догадывался, что это она, его родная мать, его отправила в тайгу на перевоспитание.
Аркадий Семенович не позвонил - не насмелился прерывать её здоровый сон. Он не предполагал, что в эту ночь Дарьяна Манукяновнва глаз не смыкала - сама не спала и не давала уснуть молодому и сильному мужчине.
31
В то время, когда Аркадий Семенович в сопровождении врача поселковой больницы доставлял Сузика в ожоговый центр, Дарьяна Манукяновна принимала гостей - свою верную и безотказную подругу Антонину Леонидовну и её мужа Фиделя Михайловича.
В гостиной Антонина Леонидовна тихо спросила: - Что-то не видно хозяина? Мы же по его приглашению.
Хозяйка взглянула на подругу с упреком, но не осуждающе.
- Не нужно было шефа поить коньяком.
Гостья усмехнулась: - Он сам распорядился. Вот - свидетель, - показала на Фиделя Михайловича.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78