На ней была изображена желтая канарейка.
На открытке не было никакой подписи.
– Откуда ты ее взял? Когда?
– В почтовом ящике. Сегодня. Что это означает?
– А ты как думаешь?
– Я... Я думаю, что на уголовном жаргоне это означает, что моему отцу не следовать «петь».
– Все верно. Это предупреждение. Чтобы никто больше не смел исполнять сольную партию. Но не только.
– Что же еще?
– Это означает, что Синдикат подтверждает подобным косвенным путем, что именно он убил твоего отца. Он еще жив, а они дают тебе ясно понять, что это их работа.
Я вернул ему карточку. Он хотел разорвать ее на части, но я остановил его.
– Возможно, тебе придется показать ее лейтенанту Друри, – сказал я. Он вздохнул:
– Хорошо.
– Я полагаю, на ней нет обратного адреса?
Рэйген-младший сумел выдавить из себя улыбку:
– К сожалению, нет.
– Очень жаль, – сказал я с наигранным огорчением. – Работа детектива никогда не бывает легкой.
Он снова улыбнулся, а я ободряюще похлопал его по плечу и сказал:
– А теперь давай вернемся в палату к твоему отцу.
Мы вернулись назад, и я сменил Сапперстейна, который держался лишь на крепком кофе. Пег осталась у постели дяди на всю ночь. Несколько раз в палату входил и выходил доктор Граф, а также ряд других врачей и медсестер. Я, как и подобает хорошему детективу, сверял их фамилии с теми, что значились в нашем списке, хотя, казалось бы, в этом уже не было никакого смысла.
Рано утром, около пяти часов, Джим-младший вышел в коридор и сказал:
– Папа проснулся. Он хочет видеть вас.
Я вошел в комнату. Пегги стояла у кровати, держа его за руку. На ее лице была, как ей, наверное, казалось, ободряющая улыбка. Если бы мне кто-нибудь так «ободряюще» улыбнулся, я бы не замедлил отправиться в морг, лишь бы не причинять этому человеку таких мучений.
Я подошел к противоположной стороне кровати.
– Пегги говорит, что ты смог кое-что выяснить, – сказал Джим. Его голос был слабым, но в нем еще слышались стальные нотки. Хотя, возможно, это была и ртуть.
– Да, – сказал я. – Я встречался с Сигелом. Я убежден, что он не причастен к покушению.
– Значит, Гузик.
– Гузик.
– А я еще думал о каких-то контактах с этим дьяволом.
Я кратко рассказал ему о событиях последних дней. Он слушал меня внимательно и, казалось, на время забыл о своих физических страданиях. Но ему, наверное, было очень плохо, иначе он бы чаще перебивал меня.
– Ты знаешь, дружище, в этом есть резон. Когда Синдикат разворачивал свою систему информации – «Транс-Америкэн», им нужна была поддержка восточных парней. Гузик имеет влияние в Чикаго, Милуоки и ряде других районов. Но ему нужна поддержка Лански на востоке и Сигела – на западе. Вот почему им так необходима моя служба информации – она общенациональная. Мы – везде.
– Мы можем поговорить об этом позже, Джим.
– Нет, не можем. Я умираю. Никто мне об этом не скажет, но я чувствую. Они отравили меня. Так?
– Да, – сказал я.
– Сколько мне осталось?
– Разве я похож на доктора, ты, сумасшедший ирландец?
– Ладно, ладно. Выкладывай, Нат, сколько я еще протяну?
– Они ничего не сказали мне. Я так тебе скажу – определи сам, сколько тебе нужно.
– Я бы хотел, чтобы у меня еще было немного времени. – Он повернулся к своей племяннице: – Пегги, моя девочка, поцелуй своего дядю.
Она поцеловала его в щеку и продолжала сидеть рядом, склонившись над ним. Джим сказал:
– Я знаю, что умираю, – это ангел у меня над головой.
– Дядя Джим, пожалуйста, не говорите так...
– Пег, ты хорошая девушка. Я уже говорил сыну Джиму, что ты должна иметь свою долю в нашем семейном бизнесе. Ты по праву заслужила это, моя дорогая.
– Пожалуйста, дядя Джим. Мне это совершенно не нужно.
– Нет, нужно. Ты для меня не только как дочь; ты – как сын. Ты бы могла успешно продолжать мое дело.
– Вы будете сами управлять своей фирмой...
– Я хочу... хочу две вещи от тебя, дочка.
– Все что угодно...
– Я хочу, чтобы ты вышла замуж за этого несчастного сыщика. Ему нужна твоя поддержка. Кроме того, он – хороший парень, хоть и лишь наполовину ирландец.
– Я люблю его, дядя Джим.
– Прекрасно. Мне это приятно слышать.
Признаюсь, и мне не менее приятно было слышать это.
– Еще одна вещь, которая не терпит отлагательств...
– Да?
– Приведи ко мне священника, дочка. Он умер в шесть часов утра. Его сын позвонил домой и вызвал Эллен Рэйген. Приехали также двое других сыновей и одна из трех замужних дочерей.
В первоначальном заключении, которое составил следователь, ведущий дела о скоропостижной смерти, об отравлении ртутью говорилось лишь вскользь. Смерть Рэйгена объяснялась сердечной недостаточностью и нефритом, осложненным пулевыми ранениями. Одной строчкой упоминалось о «следах ртути», найденных во время экспертизы.
Однако лейтенант Друри сделал представление следователю Броди, в котором потребовал ответить на следующий вопрос: умер ли Рэйген от пулевых ранений, а значит, необходимо ли возбуждать уголовное дело по факту убийства в отношении тех, кто находился в зеленом грузовике; или же смерть наступила в результате отравления ртутью, и это вело к возбуждению еще одного уголовного дела в отношении человека или группы лиц, которые пока были неизвестны.
В это же время следователь Броди получил несколько телефонных звонков с угрозами. Ему предлагали отказаться от дальнейших расследований, связанных со смертью Рэйгена. Броди сменил расположение своего офиса и поставил полицейскую охрану у своего дома. Он выставил охрану у фамильного склепа Рэйгена, где был погребен Джим, – до того времени, когда ему удастся получить разрешение суда и миссис Рэйген на эксгумацию тела.
Миссис Рэйген возражала против этого, но суд не принял ее мнения в счет, и повторная экспертиза показала, что в теле Джима была такая концентрация ртути, которой хватило бы, чтобы убить троих.
Что стало с его письменными показаниями? С так называемыми страховыми полисами? Эллен Рэйген заявила журналистам, что они не будут переданы в руки властей или кого-либо еще. Не будут, потому что, по словам семейного адвоката Рэйгенов, они куда-то затерялись.
Расследование, касающееся роли медперсонала в смерти Рэйгена (его вел не Друри), ни к чему не привело.
К концу августа две вещи были очевидны: Джим умер от отравления ртутью и убийца никогда не будет найден.
Как и можно было предполагать. Пег никак не могла с этим смириться. Она пришла ко мне в офис в последнюю субботу августа и сказала:
– Что ты собираешься делать в связи с этим? Я сделал жест рукой, указывая на стул для посетителей, и она села. На ней был простой черный костюм с перламутровыми пуговицами и черные перчатки; она была в трауре после смерти Джима.
– Ты о чем? – переспросил я ее.
– Мики Мак Брайд только что выкупил «Континентэл»!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
На открытке не было никакой подписи.
– Откуда ты ее взял? Когда?
– В почтовом ящике. Сегодня. Что это означает?
– А ты как думаешь?
– Я... Я думаю, что на уголовном жаргоне это означает, что моему отцу не следовать «петь».
– Все верно. Это предупреждение. Чтобы никто больше не смел исполнять сольную партию. Но не только.
– Что же еще?
– Это означает, что Синдикат подтверждает подобным косвенным путем, что именно он убил твоего отца. Он еще жив, а они дают тебе ясно понять, что это их работа.
Я вернул ему карточку. Он хотел разорвать ее на части, но я остановил его.
– Возможно, тебе придется показать ее лейтенанту Друри, – сказал я. Он вздохнул:
– Хорошо.
– Я полагаю, на ней нет обратного адреса?
Рэйген-младший сумел выдавить из себя улыбку:
– К сожалению, нет.
– Очень жаль, – сказал я с наигранным огорчением. – Работа детектива никогда не бывает легкой.
Он снова улыбнулся, а я ободряюще похлопал его по плечу и сказал:
– А теперь давай вернемся в палату к твоему отцу.
Мы вернулись назад, и я сменил Сапперстейна, который держался лишь на крепком кофе. Пег осталась у постели дяди на всю ночь. Несколько раз в палату входил и выходил доктор Граф, а также ряд других врачей и медсестер. Я, как и подобает хорошему детективу, сверял их фамилии с теми, что значились в нашем списке, хотя, казалось бы, в этом уже не было никакого смысла.
Рано утром, около пяти часов, Джим-младший вышел в коридор и сказал:
– Папа проснулся. Он хочет видеть вас.
Я вошел в комнату. Пегги стояла у кровати, держа его за руку. На ее лице была, как ей, наверное, казалось, ободряющая улыбка. Если бы мне кто-нибудь так «ободряюще» улыбнулся, я бы не замедлил отправиться в морг, лишь бы не причинять этому человеку таких мучений.
Я подошел к противоположной стороне кровати.
– Пегги говорит, что ты смог кое-что выяснить, – сказал Джим. Его голос был слабым, но в нем еще слышались стальные нотки. Хотя, возможно, это была и ртуть.
– Да, – сказал я. – Я встречался с Сигелом. Я убежден, что он не причастен к покушению.
– Значит, Гузик.
– Гузик.
– А я еще думал о каких-то контактах с этим дьяволом.
Я кратко рассказал ему о событиях последних дней. Он слушал меня внимательно и, казалось, на время забыл о своих физических страданиях. Но ему, наверное, было очень плохо, иначе он бы чаще перебивал меня.
– Ты знаешь, дружище, в этом есть резон. Когда Синдикат разворачивал свою систему информации – «Транс-Америкэн», им нужна была поддержка восточных парней. Гузик имеет влияние в Чикаго, Милуоки и ряде других районов. Но ему нужна поддержка Лански на востоке и Сигела – на западе. Вот почему им так необходима моя служба информации – она общенациональная. Мы – везде.
– Мы можем поговорить об этом позже, Джим.
– Нет, не можем. Я умираю. Никто мне об этом не скажет, но я чувствую. Они отравили меня. Так?
– Да, – сказал я.
– Сколько мне осталось?
– Разве я похож на доктора, ты, сумасшедший ирландец?
– Ладно, ладно. Выкладывай, Нат, сколько я еще протяну?
– Они ничего не сказали мне. Я так тебе скажу – определи сам, сколько тебе нужно.
– Я бы хотел, чтобы у меня еще было немного времени. – Он повернулся к своей племяннице: – Пегги, моя девочка, поцелуй своего дядю.
Она поцеловала его в щеку и продолжала сидеть рядом, склонившись над ним. Джим сказал:
– Я знаю, что умираю, – это ангел у меня над головой.
– Дядя Джим, пожалуйста, не говорите так...
– Пег, ты хорошая девушка. Я уже говорил сыну Джиму, что ты должна иметь свою долю в нашем семейном бизнесе. Ты по праву заслужила это, моя дорогая.
– Пожалуйста, дядя Джим. Мне это совершенно не нужно.
– Нет, нужно. Ты для меня не только как дочь; ты – как сын. Ты бы могла успешно продолжать мое дело.
– Вы будете сами управлять своей фирмой...
– Я хочу... хочу две вещи от тебя, дочка.
– Все что угодно...
– Я хочу, чтобы ты вышла замуж за этого несчастного сыщика. Ему нужна твоя поддержка. Кроме того, он – хороший парень, хоть и лишь наполовину ирландец.
– Я люблю его, дядя Джим.
– Прекрасно. Мне это приятно слышать.
Признаюсь, и мне не менее приятно было слышать это.
– Еще одна вещь, которая не терпит отлагательств...
– Да?
– Приведи ко мне священника, дочка. Он умер в шесть часов утра. Его сын позвонил домой и вызвал Эллен Рэйген. Приехали также двое других сыновей и одна из трех замужних дочерей.
В первоначальном заключении, которое составил следователь, ведущий дела о скоропостижной смерти, об отравлении ртутью говорилось лишь вскользь. Смерть Рэйгена объяснялась сердечной недостаточностью и нефритом, осложненным пулевыми ранениями. Одной строчкой упоминалось о «следах ртути», найденных во время экспертизы.
Однако лейтенант Друри сделал представление следователю Броди, в котором потребовал ответить на следующий вопрос: умер ли Рэйген от пулевых ранений, а значит, необходимо ли возбуждать уголовное дело по факту убийства в отношении тех, кто находился в зеленом грузовике; или же смерть наступила в результате отравления ртутью, и это вело к возбуждению еще одного уголовного дела в отношении человека или группы лиц, которые пока были неизвестны.
В это же время следователь Броди получил несколько телефонных звонков с угрозами. Ему предлагали отказаться от дальнейших расследований, связанных со смертью Рэйгена. Броди сменил расположение своего офиса и поставил полицейскую охрану у своего дома. Он выставил охрану у фамильного склепа Рэйгена, где был погребен Джим, – до того времени, когда ему удастся получить разрешение суда и миссис Рэйген на эксгумацию тела.
Миссис Рэйген возражала против этого, но суд не принял ее мнения в счет, и повторная экспертиза показала, что в теле Джима была такая концентрация ртути, которой хватило бы, чтобы убить троих.
Что стало с его письменными показаниями? С так называемыми страховыми полисами? Эллен Рэйген заявила журналистам, что они не будут переданы в руки властей или кого-либо еще. Не будут, потому что, по словам семейного адвоката Рэйгенов, они куда-то затерялись.
Расследование, касающееся роли медперсонала в смерти Рэйгена (его вел не Друри), ни к чему не привело.
К концу августа две вещи были очевидны: Джим умер от отравления ртутью и убийца никогда не будет найден.
Как и можно было предполагать. Пег никак не могла с этим смириться. Она пришла ко мне в офис в последнюю субботу августа и сказала:
– Что ты собираешься делать в связи с этим? Я сделал жест рукой, указывая на стул для посетителей, и она села. На ней был простой черный костюм с перламутровыми пуговицами и черные перчатки; она была в трауре после смерти Джима.
– Ты о чем? – переспросил я ее.
– Мики Мак Брайд только что выкупил «Континентэл»!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78