— Скотту все представлялось ясным. — Чем дальше в глубь истории мы заглядываем, тем более холистический подход к языку наблюдаем.
— Холистическое мышление? Вы имеете в виду передачу целостной идеи посредством одного символа? Означает ли это, что мое предположение все же достойно внимания? — спросила Сара, возвращая Скотта к таинственным знакам.
— Возможно. Сэр Артур Эванс, потерпев неудачу в расшифровке линейного письма Б и Фестского диска в начале двадцатого века, выдвинул гипотезу о том, что символы имеют двойное значение: во-первых, фонетическое, а во-вторых, религиозное.
— И что, он оказался прав?
— Относительно первой части теории — да. Что касается второй… Нет. Хотя это не означает, что вы ошибаетесь. Дело в другом: почему создатели данного языка пожелали привлечь наше внимание к определенным географическим пунктам? Они рассчитывали на нечто совершенно очевидное, но на что именно? Поясню на примере. Я показываю фотографию Москвы — что первое приходит вам на ум?
— Водка.
— Картошка, — вставил Мейтсон, чем привлек к себе недоуменные взгляды присутствующих. Инженер смущенно пожал плечами.
— Ленин, — сказала Новэмбер.
— Сталин. Коммунизм. Анастасия. Красная площадь. Как видите, перечень можно продолжать и продолжать. Но наши ассоциации социально и культурно обусловлены. Они закреплены в сознании благодаря средствам массовой информации. Они представляют некую идею, изложение которой занимает буквально тома. То есть для нас они вплетены в определенный контекст. Но через тысячу лет многое, если не все, из выстроенного вокруг идеи образа забудется. Вот почему, если они пытаются общаться с нами таким способом, это бесполезно. Остается надеяться, что все обстоит иначе.
— Так что вы все-таки хотите сказать? — несколько растерянно спросила Сара.
— Ученые редко говорят прямо, предпочитая окольный путь. Так вот я пытаюсь сказать, что вы, похоже, напали на что-то интересное. Предположим, эти пункты, эти города каким-то образом связаны между собой, как часть некоей глобальной машины. Но в чем назначение этой машины? Думаю, вы правы. Этот символ вполне может обозначать Перу, точно так, как другой обозначает Атлантиду. Но мне нужно больше. Мне нужно знать «почему».
— Что такое Фестский диск? — спросила Новэмбер.
— Плоская круглая глиняная табличка размером с блюдце, найденная тридцатичетырехлетним итальянским археологом Луиджи Пернье в Фестском храме на Крите третьего июля тысяча девятьсот восьмого года, — монотонно-траурным тоном проинформировал Пирс.
Скотт удивленно посмотрел на него. Моргнул.
— Спасибо.
— Фотографическая память, — объяснил Пирс, лениво потягивая кофе. Судя по выражению лица, он так и не вышел из близкого к депрессивному состояния. — На табличке обнаружилось сорок пять отдельных пиктограмм, которые употреблены в общей сложности двести сорок один раз и составляют шестьдесят одну группу или «слово». Сто двадцать два знака на стороне А и сто девятнадцать на стороне В. Интересно то, что текст идет по спирали, начинаясь с внешнего края и заканчиваясь в центре.
— По спирали? — Хаккетт напрягся. — Не хотелось бы констатировать очевидное, но текст в Египте тоже написан по спирали. Хотя он и больше.
— Верно, — согласился Скотт. — Однако на Фестском диске имеются разграничительные линии, отделяющие «единицы высказывания» друг от друга. Символы же в Атлантиде идут сплошной цепью, без какой-либо очевидной структуры. Как английский, если убрать пробелы и пунктуационные знаки.
— Но ведь, наверное, есть какой-то язык, который строится точно так же, а? — поинтересовался Мейтсон.
— Есть, — ответил за лингвиста Пирс, пока Скотт допивал кофе.
— Да, есть, древнееврейский. Иврит, — сказал Скотт. — В иврите, на котором написана Тора, знаки пунктуации отсутствуют. Как и пробелы между словами. Просто поток букв. И еще… В иврите каждая буква имеет числовое значение.
Осознав вдруг важность сказанного, он посмотрел на Хаккетта. Оба, лингвист и физик, словно по команде, снова повернулись к своим компьютерам. Мейтсон поднялся. Новэмбер последовала его примеру.
Числа. Буквы. Спирали. Модели… Города.
— Вы еще не догадались, что означает эта числовая последовательность? — негромко спросил Скотт.
— Хм… Я думал, что, может быть, здесь скрыт какой-то алгоритм. Но полной уверенности у меня нет.
— Между ними должна быть связь.
Хаккетт сложил руки на груди.
— Какая?
Скотт глубоко вздохнул.
— Фишеру понадобилось семь лет, чтобы расшифровать ронгоронго, письменность, существовавшую у обитателей Восточного острова. Майкл Вентрис потратил на прочтение линейного письма Б пять или шесть лет. Дэвид Стюарт перевел письмена майя в возрасте десяти лет, но затем посвятил изучению этого языка всю жизнь. Он выяснил, что язык современных майя похож на древний и что символы имеют фонетическое значение. То, что написано в храме Солнца в Паленке, Стюарт прочел за один день, тогда как до него ученые тратили на это годы. Язык очень сложный. Такому стоит посвятить жизнь. Я бьюсь над нашей проблемой всего два дня, и в моем распоряжении осталось — сколько? — максимум двое суток. У тех было на что опереться, точка опоры. Некий родственный, пусть и искаженный, современный язык или схожий, уже переведенный текст… или хотя бы опыт столетнего исследования за спиной. А что, черт возьми, есть у меня?
Спокойно выслушав лингвиста, Новэмбер ответила:
— У вас есть слова.
— Что?
— Почему бы вам не попытаться взглянуть на все с иной точки зрения? — предложила она.
Скотт промолчал.
— Доктор, в своей лекции вы говорили, что в начале было слово… логос.
— Да, но… то было некоторым образом упрощение. « Логос » означает также «соотношение», «причина», «рассуждение», даже «мнение».
— Ричард, вы сами знаете, что напали на что-то. Мы все это чувствуем, — поддержала ее Сара. — Вы упомянули о слове в действии. У вас есть слова. И для того, чтобы прочитать их… что нужно сделать?
Скотт задумчиво смотрел на экран.
— Там, в Швейцарии, у меня было слишком мало информации. Эти куски камня дают лишь часть текста. Мне нужно увидеть, как он выглядит на плоской поверхности.
Хаккетт, похоже, следил за ходом мысли лингвиста достаточно внимательно.
— Глубинная система?
— Да. Эй, Ральф, эта штука… она ведь недалеко отсюда, верно? Ею можно управлять дистанционно?
— Совершенно верно. Ее именно так и сконструировали.
— Значит, вы можете ее включить? На ней же есть камера?
— Конечно.
— Свяжитесь с мостиком, — сказал Скотт. — Скажите, что нам нужно подключить передатчик — или как там это называется. И еще скажите, что мне необходимо… крайне необходимо увидеть, что там внизу.
Корабль ВМФ США «Гарри Трумэн».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137
— Холистическое мышление? Вы имеете в виду передачу целостной идеи посредством одного символа? Означает ли это, что мое предположение все же достойно внимания? — спросила Сара, возвращая Скотта к таинственным знакам.
— Возможно. Сэр Артур Эванс, потерпев неудачу в расшифровке линейного письма Б и Фестского диска в начале двадцатого века, выдвинул гипотезу о том, что символы имеют двойное значение: во-первых, фонетическое, а во-вторых, религиозное.
— И что, он оказался прав?
— Относительно первой части теории — да. Что касается второй… Нет. Хотя это не означает, что вы ошибаетесь. Дело в другом: почему создатели данного языка пожелали привлечь наше внимание к определенным географическим пунктам? Они рассчитывали на нечто совершенно очевидное, но на что именно? Поясню на примере. Я показываю фотографию Москвы — что первое приходит вам на ум?
— Водка.
— Картошка, — вставил Мейтсон, чем привлек к себе недоуменные взгляды присутствующих. Инженер смущенно пожал плечами.
— Ленин, — сказала Новэмбер.
— Сталин. Коммунизм. Анастасия. Красная площадь. Как видите, перечень можно продолжать и продолжать. Но наши ассоциации социально и культурно обусловлены. Они закреплены в сознании благодаря средствам массовой информации. Они представляют некую идею, изложение которой занимает буквально тома. То есть для нас они вплетены в определенный контекст. Но через тысячу лет многое, если не все, из выстроенного вокруг идеи образа забудется. Вот почему, если они пытаются общаться с нами таким способом, это бесполезно. Остается надеяться, что все обстоит иначе.
— Так что вы все-таки хотите сказать? — несколько растерянно спросила Сара.
— Ученые редко говорят прямо, предпочитая окольный путь. Так вот я пытаюсь сказать, что вы, похоже, напали на что-то интересное. Предположим, эти пункты, эти города каким-то образом связаны между собой, как часть некоей глобальной машины. Но в чем назначение этой машины? Думаю, вы правы. Этот символ вполне может обозначать Перу, точно так, как другой обозначает Атлантиду. Но мне нужно больше. Мне нужно знать «почему».
— Что такое Фестский диск? — спросила Новэмбер.
— Плоская круглая глиняная табличка размером с блюдце, найденная тридцатичетырехлетним итальянским археологом Луиджи Пернье в Фестском храме на Крите третьего июля тысяча девятьсот восьмого года, — монотонно-траурным тоном проинформировал Пирс.
Скотт удивленно посмотрел на него. Моргнул.
— Спасибо.
— Фотографическая память, — объяснил Пирс, лениво потягивая кофе. Судя по выражению лица, он так и не вышел из близкого к депрессивному состояния. — На табличке обнаружилось сорок пять отдельных пиктограмм, которые употреблены в общей сложности двести сорок один раз и составляют шестьдесят одну группу или «слово». Сто двадцать два знака на стороне А и сто девятнадцать на стороне В. Интересно то, что текст идет по спирали, начинаясь с внешнего края и заканчиваясь в центре.
— По спирали? — Хаккетт напрягся. — Не хотелось бы констатировать очевидное, но текст в Египте тоже написан по спирали. Хотя он и больше.
— Верно, — согласился Скотт. — Однако на Фестском диске имеются разграничительные линии, отделяющие «единицы высказывания» друг от друга. Символы же в Атлантиде идут сплошной цепью, без какой-либо очевидной структуры. Как английский, если убрать пробелы и пунктуационные знаки.
— Но ведь, наверное, есть какой-то язык, который строится точно так же, а? — поинтересовался Мейтсон.
— Есть, — ответил за лингвиста Пирс, пока Скотт допивал кофе.
— Да, есть, древнееврейский. Иврит, — сказал Скотт. — В иврите, на котором написана Тора, знаки пунктуации отсутствуют. Как и пробелы между словами. Просто поток букв. И еще… В иврите каждая буква имеет числовое значение.
Осознав вдруг важность сказанного, он посмотрел на Хаккетта. Оба, лингвист и физик, словно по команде, снова повернулись к своим компьютерам. Мейтсон поднялся. Новэмбер последовала его примеру.
Числа. Буквы. Спирали. Модели… Города.
— Вы еще не догадались, что означает эта числовая последовательность? — негромко спросил Скотт.
— Хм… Я думал, что, может быть, здесь скрыт какой-то алгоритм. Но полной уверенности у меня нет.
— Между ними должна быть связь.
Хаккетт сложил руки на груди.
— Какая?
Скотт глубоко вздохнул.
— Фишеру понадобилось семь лет, чтобы расшифровать ронгоронго, письменность, существовавшую у обитателей Восточного острова. Майкл Вентрис потратил на прочтение линейного письма Б пять или шесть лет. Дэвид Стюарт перевел письмена майя в возрасте десяти лет, но затем посвятил изучению этого языка всю жизнь. Он выяснил, что язык современных майя похож на древний и что символы имеют фонетическое значение. То, что написано в храме Солнца в Паленке, Стюарт прочел за один день, тогда как до него ученые тратили на это годы. Язык очень сложный. Такому стоит посвятить жизнь. Я бьюсь над нашей проблемой всего два дня, и в моем распоряжении осталось — сколько? — максимум двое суток. У тех было на что опереться, точка опоры. Некий родственный, пусть и искаженный, современный язык или схожий, уже переведенный текст… или хотя бы опыт столетнего исследования за спиной. А что, черт возьми, есть у меня?
Спокойно выслушав лингвиста, Новэмбер ответила:
— У вас есть слова.
— Что?
— Почему бы вам не попытаться взглянуть на все с иной точки зрения? — предложила она.
Скотт промолчал.
— Доктор, в своей лекции вы говорили, что в начале было слово… логос.
— Да, но… то было некоторым образом упрощение. « Логос » означает также «соотношение», «причина», «рассуждение», даже «мнение».
— Ричард, вы сами знаете, что напали на что-то. Мы все это чувствуем, — поддержала ее Сара. — Вы упомянули о слове в действии. У вас есть слова. И для того, чтобы прочитать их… что нужно сделать?
Скотт задумчиво смотрел на экран.
— Там, в Швейцарии, у меня было слишком мало информации. Эти куски камня дают лишь часть текста. Мне нужно увидеть, как он выглядит на плоской поверхности.
Хаккетт, похоже, следил за ходом мысли лингвиста достаточно внимательно.
— Глубинная система?
— Да. Эй, Ральф, эта штука… она ведь недалеко отсюда, верно? Ею можно управлять дистанционно?
— Совершенно верно. Ее именно так и сконструировали.
— Значит, вы можете ее включить? На ней же есть камера?
— Конечно.
— Свяжитесь с мостиком, — сказал Скотт. — Скажите, что нам нужно подключить передатчик — или как там это называется. И еще скажите, что мне необходимо… крайне необходимо увидеть, что там внизу.
Корабль ВМФ США «Гарри Трумэн».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137