ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Если кто-то не платит должного?
– Э-э-э… Это вопрос тонкий. Налоги входят в число res odiosae, поскольку никто не желает по доброй воле расставаться с нажитым. Скажем так: безусловным грехом является неуплата справедливых налогов, тогда как несправедливо налагаемые, или поборы, требуют внимательного рассмотрения.
Робледа пролил свет и на множество других случаев прегрешений, которые, не разбираясь в учении иезуитов, я бы наверняка рассудил иначе: незаконно отбывающий наказание может бежать из темницы, опоив тюремщиков и увлекая за собой своих товарищей по несчастью; не возбраняется возрадоваться смерти родителя, оставляющего тебе крупное наследство, лишь бы не испытывать при этом личной ненависти; позволено читать запрещенные церковью труды, но лишь три дня подряд и не больше шести страниц; обкрадывая родителей, не совершаешь греха, если сумма не превышает пятидесяти целковых; и наконец, тот, кто клянется без истинного намерения дать клятву или зарок, не обязан быть верным своему слову.
– Словом, клятвопреступление не грех! – не без изумления подвел я итог.
– Не следует подходить к этому столь упрощенно. Все зависит от намерения. Грех – это добровольное пренебрежение заветами Господа, – вдруг голосом проповедника возвестил Робледа. – Если же это делается лишь для видимости, без настоящего желания – это не грех.
Покидая комнату Робледы, я был томим чувством беспокойства и пребывал в крайнем умственном утомлении. Единственной отрадной мыслью было то, что благодаря иезуитам Пеллегрино удастся спастись. Однако их послушать, так белое – это черное, истина неотличима от лжи, а добро и зло – суть одно и тоже.
Если аббат Мелани не внушает полного доверия, то отца Робледы следует просто опасаться – таким был вывод, к которому я пришел после всего, что произошло в этот день.
Время ужина давно миновало, голодные постояльцы дружно потянулись к кухне. Подкрепившись супом с клецками и хмелем, который не вызвал у них воодушевления, они вновь выслушали предписания Кристофано. В ожидании новой переклички следовало наметить линию поведения. Появление в наших рядах еще одного занедужившего не могло не вынудить Конгрегацию здоровья объявить о появлении в городе чумы, что грозило нам продлением и ужесточением карантина, а то и полной изоляцией. Подобная перспектива заставила вздрогнуть и самых отчаянных из нас.
– Остается одно – пытаться бежать, – в страшном волнении изрек стекольщик Бреноцци.
– Это обречено на провал, – отвечал ему Кристофано. – На улицах уже, вероятно, установили заграждения, и даже если предположить, что нам удастся преодолеть их, мы будем объявлены в розыск на всей территории папской области. Можно было бы пуститься в бега, через леса выйти к Адриатике и уплыть. Но лично у меня на всем протяжении этого пути нет ни одного друга, которому можно было бы довериться, и не думаю, что у вас дело обстоит лучше. Пришлось бы проситься на постой к чужакам, рискуя быть выданными. Продвигаясь днем и делая ночные привалы, можно было бы укрыться в Неаполитанском королевстве, но я уже не в том возрасте, когда легко переносишь подобные тяготы, к тому же кое-кто из вас не слишком щедро одарен природой в физическом отношении. Да и потом, как обойтись без проводника-пастуха или селянина, а их не так-то легко уговорить послужить, не пытаясь при этом дознаваться, что да как. Любой из них не задумываясь выдаст вас своему господину. И наконец, нас слишком много, чтобы бежать, и ни у кого нет врачебного пропуска: первый же кордон нас задержит. Словом, шансы на успех побега ничтожно малы. Кроме того, не забывайте: в случае успеха возвращение в Рим для беглеца навсегда заказано.
– Что же делать? – спросил Бедфорд, вдруг запыхтев и бессильно всплеснув руками.
– А вот что: Пеллегрино отзовется во время переклички, – не моргнув глазом заявил Кристофано.
– Но ведь он не держится на ногах, – возразил я.
– Будет держаться. Ничего другого ему не остается, – парировал лекарь.
Покончив с главным вопросом, Кристофано задержал нас еще на некоторое время и предложил в целях укрепления способности организма противостоять чуме всякие снадобья, выводящие мокроты из организма. Иные всегда имелись у него в наличии в готовом виде, прочие он приготовлял по мере надобности из трав, эфирных масел и крепких настоев, часть которых возил с собой, а часть черпал в подвалах Пеллегрино.
– Их вкус и запах вам не понравятся. Но это проверенные снадобья, – добавил он, бросив взгляд в сторону Бедфорда, – такие, например, как elixir viiae, quinta essentia, вторая вода и мать мазей – масло filosoforum,крепкий спиртовой напиток, каустическая сода, ароматикум, лекарственная кашка из дягиля, купоросное масло, серное масло, имперские мускусовые лепешки, а также большое количество благовоний, пилюль и пахучих шариков для ношения на груди. Они очищают воздух и являются препятствием на пути заразы. Но не злоупотребляйте ими: они содержат дистиллированный уксус, кристаллы мышьяка и сухую смолу. Помимо этого, по утрам я буду выдавать каждому по ложке квинтэссенции собственного приготовления, заключенной во флакон, заткнутый пробкой из горьких трав и погруженный на двадцать дней в теплый конский навоз. Она получена методом конденсации отменного белого вина из винограда, произрастающего в горной местности. С великими предосторожностями, дабы не занести в эссенцию заразу, извлеченный мною из навоза флакон был очищен. Квинтэссенция небесного цвета готова к употреблению. Я храню ее в плотно закрытых склянках. Она предохранит вас от нарывов, брожения в желудке и иной хвори. В ней столько всего, что она мертвого поднимет.
– Лишь бы не убила живых, – проронил Бедфорд. Лекарь был явно задет за живое.
– Она была одобрена Раймундом Луллием, Филиппом Юлстедом, а также многими другими античными и современными философами. И в довершение всего у меня в достаточном количестве имеются превосходные пилюли в полдрахмы каждая, носите их в кармане и при первых симптомах заболевания проглотите. Они состоят из обычных лекарственных трав: четыре драхмы армянского болюса, печатной глины, цитварного корня, камфары, завязного корня, белого ясенца, печенковой травы, одного скрупула шафрана, гвоздики, сока цветной капусты и вареного меда. Главным при отборе была способность противодействовать чуме, которую порождает порча природного тепла. Армянский болюс, или горное мыло, и печатная глина гасят жар, который овладевает телом, и подавляют чрезмерную жажду. Цитварный корень обладает способностью сушить и излечивать. Камфара также подсушивает и освежает. Белый ясенец прописан от отравления. Печеночный алоэ защищает и освобождает желудок. Шафран и гвоздика благотворно влияют на сердце и своим запахом радуют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178