– Может, твой приятель способен определить, что он ел на ужин? – насмешливо поинтересовался Атто.
Я испугался, как бы обладатель столь знатного нюха не оскорбился, ведь он мог сослужить нам немалую службу в будущем.
– Гр-бр-мр-фр, – как ни в чем не бывало пробурчал Джакконио, поведя своим безобразным органом обоняния.
– Джакконио распознал вымя, возможно, с добавлением яйца, ветчины, белого вина, а также бульона и сахара.
Мы с Атто обомлели и даже остановились. Именно то, что я с таким тщанием состряпал для постояльцев. Джакконио никак не мог об этом прознать и тем не менее различил в запахе, оставленном незнакомцем, не только главную составляющую блюда, но и добавки, сделанные мною для улучшения вкуса. А если это так, значит, мы идем по следу кого-то, кто проживает в «Оруженосце».
Рассказ о процессе над Фуке продолжался, за разговором мы незаметно исследовали довольно-таки протяженный отрезок галереи С. Сказать, какое при этом было преодолено расстояние, если вести отсчет от площади Навона, было трудно. Хотя тропинка и петляла слегка, никаких ответвлений от нее нами замечено не было, что означало одно: мы шли в единственно возможном направлении.
Только мы в этом убедились, как все круто изменилось. Под ногами зачавкало, стало скользко, дыхание сперло, а вдали послышался какой-то рокот. Мы насторожились. Джакконио прядал головой, напоминая недовольного коня. По галерее распространялось зловоние. Что-то оно мне напоминало, но что?
– Стоячие воды, – подсказал Атто.
– Гр-бр-мр-фр, – подтвердил Джакконио, у которого испортилось настроение.
Угонио пояснил, что запах стоячих вод беспокоил его собрата и мешал безошибочно различать прочие запахи.
Вскоре мы ступали уже по заболоченной тропе. Смердело нестерпимо. Причина этого стала понятна, когда в стене слева открылась широкая и глубокая расщелина или промоина, откуда в галерею вливалась темная струя, образовывавшая небольшой поток, превращавший наклонную тропу в русло, и устремлявшаяся по нему куда-то вдаль, терявшуюся во тьме. Я дотронулся до стены: она была влажной и покрытой жидкой грязью. Наше внимание привлекла тушка жирной крысы, плывшей по течению и безразличной к нашему присутствию.
– Дохлая, – поддев ее ногой, авторитетно заявил Угонио. А Джакконио так еще и подцепил ее двумя пальцами за хвост и приподнял. Изо рта грызуна вытекла струйка крови. Джакконио вдруг погрустнел, как бы пораженный чем-то, чего он никак не ожидал.
– Гр-бр-мр-фр, – задумчиво прокряхтел он.
– Дохлая, болящая, обескровленная, – довел до нашего сведения Угонио.
– Откуда ему знать, что она болела? – удивился я.
– Джакконио – большой друг этих мерзких тварей, не так ли? – предположил Мелани.
Джакконио кивнул, обнажив в наивной и диковатой улыбке свои ужасающие желтые резцы.
Мы продолжали двигаться вперед, оставив позади затопленный участок галереи. Все свидетельствовало о том, что промоина в стене галереи образовалась недавно. Вскоре нам попались еще три дохлые крысы таких же кондиций, как и первая. Джакконио осмотрел каждую из них: картина повторилась. Приятели приписали это какой-то неведомой болезни. Поистине, кровь преследовала нас на всем протяжении поисков: кровь на странице с библейским текстом, кровь в глиняном горшке, а теперь вот еще и крысиная.
Новое непредвиденное обстоятельство прервало наше продвижение по галерее D. На сей раз это был не просочившийся в щель ручеек, а настоящий бурливый поток, несущийся по галерее, расположенной перпендикулярно по отношению к нашей: подземная речка, в которую вливались нечистоты из разных мест. Однако от нее не исходил тот смрад, что так не понравился Джакконио чуть раньше.
К нашему великому разочарованию, мы вынуждены были смириться с поражением. К тому же прошло уже немало времени с тех пор, как мы покинули «Оруженосец», было неразумно так надолго отлучаться и давать повод заподозрить нас в чем-либо. На исходе сил мы порешили вернуться.
На обратном пути Джакконио в последний раз кого-то учуял, а Атто чихнул.
День шестой 1 б СЕНТЯБРЯ 1683 ГОДА
Долгим, невеселым и утомительным было наше возвращение. С перепачканными руками и лицами, в промокшей одежде проникли мы в чулан. Я обессиленно рухнул на постель, стоило мне до нее добраться, и забылся сном праведника, за всю ночь ни разу не повернувшись на другой бок, в чем убедился утром, открыв глаза. Ноги болели так, словно в них вонзились сотни игл. Протянув руку, чтобы привстать, я дотронулся до какого-то шероховатого на ощупь предмета, которого ночью не заметил и который так и пролежал со мной до утра. Это была астрологическая книжонка Стилоне Приазо, чтение которой я срочно прервал с сутки назад, когда меня кликнул Кристофано.
Ночь помогла мне забыть все те страшные события, которые предсказывались в ней: смерть Кольбера, Муре (он же Фуке), и то, что не обойдется без яда, и горячка, и ядоносные болезни, жертвами которых стали Пеллегрино и Бедфорд, и «спрятанное сокровище», которое отыщется в начале месяца – видимо, письма, хранимые Кольбером в своем кабинете и похищенные Атто, – и «страшные сотрясения земли», и «взрыв подземных огней», уже затронувший здание «Оруженосца». И наконец, предвидение, касающееся осады Вены: «осада городов и сдача крупного укрепленного места», предсказанные Али и Леопольдом Австрийским.
Я задал себе вопрос: «Хочется ли мне знать, чего еще ожидать в последующие дни?», и у меня тут же свело живот, что было явным признаком того, что нет, с меня хватит. Лучше уж вернуться назад. Я стал листать книжку в обратном направлении, и мой взгляд приковала к себе последняя неделя июля, начинающаяся с 22-го числа.
На этой неделе послания миру будут исходить от Юпитера, управляющего королевским домом, который, проходя третий дом, шлет множество знаков; возможно, через болезнь кого-то могущественного королевство погрузится в слезы.
Кто-то из сильных мира сего должен был умереть в конце июля. Ни о чем таком я не слыхал и обрадовался приходу Кристофано: может, он что-нибудь знает.
Но и Кристофано ни о чем таком не слыхивал, зато снова поразился тому, какой ерундой, не имеющей ни малейшего отношения к нашему нынешнему положению, занят мой ум: то астрология, то судьбы сильных мира сего. Слава Богу, я успел сунуть книжонку под тюфяк. Было приятно уличить автора прогнозов в промахах и ошибках, да притом немалых. Предсказанное не подтвердилось, а это означало: даже звезды нельзя считать непогрешимыми. Я облегченно вздохнул про себя.
Кристофано между тем изучал меня.
– Пора юности – счастливейшая в человеческой жизни, все душевные и телесные силы на подъеме, в расцвете, – заговорил он отечески. – И все же не стоит злоупотреблять этим внезапным и порой неупорядоченным приливом сил, впустую расходуя их, – предостерег он меня, озабоченно ощупывая мешки у меня под глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178