Аудитория безмолвствовала.
– Не сомневайтесь, я сам усовершенствовал составы, вдохновившись рецептами, апробированными лучшими врачевателями чумы. Как, например, желудочные сиропы мэтра Джованни де Вольтерра, который…
Тут в группе слушателей случилось некоторое волнение: совершенно неожиданно нагрянула Клоридия.
До сих пор она по большей части находилась в своей комнате, обычно пренебрегая часами приема пищи. Привечали ее по-разному. Бреноцци принялся турзучить свой лук-порей, Стилоне Приазо и Девизе пригладили вихры, Кристофано едва заметно втянул живот, отец Робледа покраснел, а Атто Мелани чихнул. И только Бедфорд и Дульчибени остались невозмутимы.
Именно между этими двумя и протиснулась куртизанка.
Клоридия обладала поистине необычной наружностью: смуглый цвет лица проступал из-под покрывавших его белил и был резко оттенен искусственно осветленной копной вьющихся волос, обрамлявших широкий лоб. Черты его были правильны: курносый, но грациозный носик, большие темные с поволокой глаза, безукоризненные, без единой щербинки, зубы, полные губы. Все это служило прекрасным дополнением того, что более всего бросалось в глаза при взгляде на нее: роскошно развитого бюста в глубоком вырезе платья, подчеркнутого целой балюстрадой, составленной из разноцветных переплетенных между собой мелких украшений, опоясавшей ее плечи и огромным узлом свисающей между грудей.
Бедфорд подвинулся, уступая ей место на скамье, Дульчибени и глазом не повел.
– Уверена, что многие из вас хотят знать, сколько дней продлится наше затворничество, – пропела Клоридия с соблазнительными нотками в голосе, выложив на стол карты таро.
– Libera nos a malo, – прошептал Робледа, осеняя себя крестом, и, не попрощавшись, поспешно ретировался.
Никто не отозвался на предложение куртизанки, которое всем показалось слишком обременительным для кошелька.
– Возможно, сейчас не совсем подходящий момент, милая дама, – вежливо отозвался Атто Мелани, помогая ей выпутаться из затруднительного положения. – Передряга, в которой мы оказались, не располагает к приятному времяпрепровождению в вашем обществе.
Ко всеобщему удивлению, Клоридия завладела рукой Бедфорда и грациозным жестом приблизила ее к своей груди, оголенной согласно французской моде.
– Возможно, вам больше придется по нраву гадание по руке, разумеется, бесплатно и только для того, чтобы сделать вам приятное.
На сей раз Бедфорд лишился дара речи и не успел отказаться; она любовно распрямила его согнутые пальцы.
– Вот увидишь, тебе понравится, – проговорила она, кончиком пальца водя по ладони англичанина.
Все постояльцы и я тоже незаметно вытянули шеи, чтобы было лучше слышно и видно.
– Тебе уже читали по руке? – спросила Клоридия у Бедфорда, сладострастно водя по его руке и запястью.
– Да. Нет. То есть читали, но не так.
– Не огорчайся. Клоридия объяснит тебе все тайны и руки, и счастья. Этот большой палец называется Quia pollet,он сильнее других. Вот этот – Index– служит для того, чтобы указывать. Третий, средний, прозывается Нечестным, это знак насмешки и оскорбления. Четвертый – Medium,или безымянный, на нем носят кольцо. И пятый, мизинец, – им чистят уши. Пальцы руки неравны меж собой, чтобы ими удобнее было пользоваться.
Объясняя устройство человеческой руки, Клоридия ласкала фаланги Бедфорда, который пытался скрыть волнение за робкой улыбкой и невольным отвращением к женскому полу, которое до тех пор мне доводилось подмечать лишь в постояльцах родом из северных стран. Клоридия перешла к линиям ладони.
– Видишь линию, которая идет от середины запястья к указательному пальцу? Это линия жизни, или линия сердца. Та, что пересекает ладонь справа налево, – природная линия, или линия головы. Ее сестра, рядышком – линия влечения. Этот бугорок называется поясом Венеры. По нраву ли тебе это название? – вкрадчиво допытывалась она.
– Мне так очень по нраву! – воскликнул Бреноцци.
– Прочь, дурень! – вскричал Стилоне, оттесняя его от Клоридии.
– Знаю-знаю, прекрасное имя, – продолжала Клоридия, бросив понимающий взгляд на Бреноцци, потом на Бедфорда, – но это только начало. Есть палец Венеры, Венерин холм, палец Солнца, холм Солнца, палец Марса, холм Марса, холм Юпитера, палец Сатурна, холм Сатурна и престол Меркурия.
Произнося эти названия пальцев, фаланг, линий, бугорков, складок и впадин, Клоридия непринужденно и чувственно дотрагивалась своим указательным пальцем сперва до руки Бедфорда, затем до собственных щек, снова до ладони Бедфорда, потом до своих губ, водила по запястью Бедфорда, а после по тому месту, где начиналась ее грудь.
– Есть также линия печени, путь Солнца, линии Марса и Сатурна, холм Луны, и кончается все Млечным Путем…
– О, Млечным Путем… – вторил ей Бреноцци.
Почти все обступили Клоридию и взирали на нее с большим радостным изумлением, чем телец и осел на только что появившегося на свет Христа.
– Как бы то ни было, рука у вас хоть куда, а душа, наверное, ого лучше. – С этими словами она на краткий миг приложи-руку Бедфорда к своей смуглой коже на груди. – Об остальном я пока судить не могу, – лукаво посмеиваясь, добавила она и отвела его руку, одновременно схватив руку Дульчибени.
Все перевели взгляды на зрелого мужа, но тот резко отнял свою руку и бросился к лестнице.
– Ах, какие мы нежные! – иронически заметила Клоридия, пытаясь скрыть свое разочарование и как-то очень по-женски, с раздражением теребя прядку волос. – Что за скверный характер!
В эту минуту мне пришло в голову, что на протяжении последних дней Клоридия часто старалась поближе держаться к Дульчибени, но он всякий раз избегал ее со всевозрастающим раздражением. Его охватывало глубокое и неподдельное отвращение, стоило ему завидеть ее, чего нельзя было сказать об отце Робле-де, который, казалось, пребывал в чрезвычайно возбужденном состоянии в связи с присутствием в «Оруженосце» куртизанки. Никакой другой постоялец не осмеливался питать к ней презрение, подобное тому, что исходило от Дульчибени. Возможно, поэтому, а может быть, и претендуя на деньги, которые, судя по всему, у него водились, она задалась целью завязать с ним некие отношения. Однако не добившись от него самого ни единого словечка, Клоридия не раз расспрашивала меня о нем, охочая до любых подробностей, касающихся его личности.
Гадание по руке явно не задалось, и лекарь воспользовался этим, чтобы вернуться к рассказам о снадобьях, а также раздать нам пилюли и шарики. Затем все без исключения двинулись за ним взглянуть на Пеллегрино, по-прежнему в беспамятстве лежащего на постели. Но теперь в его лице появились краски. Дневной свет, проникающий сквозь ставни, настраивал на жизнерадостный лад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178