Невеста почти простонала, внутри у нее все нарастала сладкая пульсирующая боль, и от этого у нее стало затуманиваться сознание. Ее бедра стали двигаться помимо ее воли, и она крепче ухватилась, за Тайрона.
Он продолжал сосать ей грудь, а его руки двигались по телу Имоджин, сводя ее с ума. Ее бедра дергались, как во время припадка эпилепсии, и все тело извивалось и дрожало.
– Меня мучают дьяволы! – кричала она. Фицроджер посмотрел на нее и спросил:
– А ты знаешь, как нам их изгнать, дорогая?
Его рука скользнула между бедер Имоджин. От его прикосновения они распахнулись. Имоджин инстинктивно снова их сжала, но он уже оказался внутри.
– Как? Я не могу больше терпеть! – возопила она.
– Они станут тебя мучить, пока мы их не изгоним. Теперь пришло время тебе раздвинуть ноги.
Она повиновалась, и его пальцы проникли дальше в нее. Имоджин заскулила, как щенок. Она смотрела на Тая. Глаза у него потемнели, щеки раскраснелись, и он снова показался ей очень молодым. Эти изменения, казалось, заставляли дьяволов внутри нее танцевать более дикий и резвый танец.
Имоджин прикрыла глаза и представила внутри себя клубок танцующих и извивающихся дьяволов, но от прикосновения его руки ей вроде бы стало легче.
– Глубже, – пробормотала она.
– Имоджин, я должен проникнуть в тебя глубже, чтобы избавить тебя от дьяволов, – пробормотал Фицроджер.
Вот теперь ей кое-что стало ясно. Она резко двинулась навстречу его руке. В этот момент ее действиями управлял только инстинкт.
– Тогда сделай это, я умираю.
– Нет, ты не умрешь, – хрипло шепнул Фицроджер. – Твой рыцарь спасет тебя.
Он оказался у нее между ног, и она почувствовала, как его твердая плоть касалась ее лона.
– Да, – задыхаясь, подтвердил Фицроджер. – Имоджин из Каррисфорда, тебя так трудно спасти от дьяволов…
Дьяволы продолжали терзать ее тело. Имоджин крепче ухватилась за него.
– Быстрей, быстрей! – требовала она. Внезапно Имоджин почувствовала, как он начал заполнять ее без остатка, и ей стало больно. Но в этой боли заключалось избавление от еще больших мук.
– Так хорошо, – шептала она, – так хорошо.
– Да, – простонал Фицроджер и поцеловал ее. Не открывая рта от ее губ, он выдохнул:
– Мой цветочек, мое сокровище, моя радость.., и мое удовольствие…
Имоджин широко раскрыла глаза и очнулась:
– Удовольствие!
Казалось, что сам отец Фульфган навис над их постелью.
– Нет! – завопила она и попыталась оттолкнуть Фицроджера. – Подумай о наших детях!
– Фульфган будет мертв! – мрачно пообещал он ей и с силой попытался войти в нее.
Боль, сильная боль! Это Божье наказание! Имоджин принялась кричать и извиваться.
– Ты и есть тот самый дьявол! Господи, спаси и помоги мне!
Теперь она понимала, почему кричала Жанин. Имоджин с новой силой принялась бить Фицроджера и истошно вопить:
– Прекрати, пожалуйста, прекрати. Ничего не помогало, и она пробовала вцепиться ему ногтями в глаза, но Тайрон схватил ее за руки.
– Имоджин, перестань!
Казалось, что его голос доносился к ней откуда-то издалека. Теперь она видела только Ворбрика, который насиловал ее кричащую горничную, чувствовала, что не может избавиться от этого видения, и ощущала ужасную боль. Имоджин в слезах молила:
– Святая Мария, помоги мне!
Потом она почувствовала, что освободилась, и, скатившись с кровати, свернулась в клубочек на полу. Ее трясло так, что временами ей казалось, будто бы стены замка вибрируют вместе с ней. Она боялась посмотреть, не последовал ли из видения в явь за ней этот монстр.
Затем послышался щелчок дверного замка. Она со страхом посмотрела на постель, а потом осмотрела комнату. Она была пуста. Значит, Фицроджер ушел. Имоджин истерически зарыдала.
* * *
Когда Ренальд де Лисл наконец нашел свою маленькую комнату, что было сложно сделать после столь обильного возлияния за свадебным столом, он обнаружил там на своей узкой койке жениха. Тайрон подложил руки под голову и лежал, уставившись на балки потолка. В полумраке комнаты было трудно различить выражение его лица.
Ренальд попытался что-то сказать, но не мог подобрать подходящие слова. Заговорил первым Тай:
– Я обещал больше не портить цветы, я солгал.
Тай лежал неподвижно, а это было плохим признаком.
Ты был прав насчет священника, – наконец заметил Тайрон. – Мне не следовало ему доверять. Постарайся, чтобы он мне больше не попадался на глаза.
Было похоже, что Тайрон хотел, чтобы священника немедленно прикончили.
Ренальд не имел ни малейшего понятия, что случилось на брачном ложе, но ему показалось, что будет нелегко расправиться с отцом Фульфганом.
– Я его вышвырну завтра же. Последовало затянувшееся молчание.
– Он здесь останется столько, сколько этого пожелает Имоджин.
Рональду было трудно соображать из-за выпитого вина, но он понимал, что Таю необходима его помощь. Теперь он пожалел, что так сильно напился.
– Ч-что с-случилось? – спросил он друга. Голос Тая был почти спокойным:
– Ничего особенного. Спи, Ренальд. Может, я и не все могу сделать, но если возникнет необходимость, то я смогу отразить нападение.
Ренальд услышал, как зашуршала занавеска, после того как Тайрон вышел из комнаты.
Черт побери, не стоило мне так напиваться, подумал де Лисл, но уже не смог бороться со сном.
Имоджин не понимала, что с ней произошло. Спала ли она? Или упала в обморок? Тогда комната была багряной в лучах заходящего солнца, а сейчас ее посеребрил свет луны. Это была комната ее отца, где она всегда чувствовала себя в безопасности. Здесь она играла ребенком и, когда подросла, приходила к отцу, чтобы тот отвечал на сотни ее вопросов.
Теперь комната не казалась ей безопасной. Там пахло по-иному, и ей вспоминались неприятные вещи. Насилие. Смерть. Трупы…
Она стала вспоминать.
Ублюдок Фицроджер теперь ее муж.
Девушку передернуло, когда она вспомнила все, что случилось, – и испытанное ею удовольствие, и острую боль.
Удовольствие? Да, она помнила ощущение его и лицо мужа, когда между ними все было хорошо. Наконец-то он снял свою маску, и она увидела человека, у которого была душа. Это было такое мимолетное, прекрасное мгновение.
Потом она начала с ним бороться и кричать. Он ей вдруг представился в образе порочного монстра Ворбрика. И он оставил ее.
Что же она наделала?
Она может обвинять в случившемся Фицроджера и говорить, что следовало бы подождать, пока она к нему привыкнет, но он был с ней нежным. Имоджин вспоминала, как она сама молила его, чтобы он сильнее ее ласкал. Но это все было до начала боли.
С чем она боролась – с болью или удовольствием? Боль была сильнее, чем она ожидала, но ее испугало головокружительное ощущение непомерного удовольствия. Это ощущение ужасно перепугало ее.
Отец Фульфган был прав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88