Луиза натянула поля шляпки, чтобы они отбрасывали тень на глаза и скрывали сквозившее в них недовольство. По пути к выходу она остановилась у кабинета отца. У того было расстройство желудка, и потому сегодня он не пошел в контору, а остался дома. Луиза приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Уолтер Филлипс сидел за столом и что-то писал.
— Отец, тебе уже лучше? Он отложил в сторону ручку и улыбнулся.
— Да, иногда мужчине достаточно просто не пойти в контору, чтобы почувствовать себя лучше.
За последнее время отец совершенно поседел, и Луизе показалось, что только за прошедшую ночь у него на лице прибавилось морщинок. В ее жизни он уже не был той властной и грозной фигурой, как раньше. Его место занял Дэн. — Я хочу выехать за город, по магазинам, тебе будет нужен фаэтон?
— Нет, сегодня я не планирую никуда выходить. — Глаза отца, как обычно сравнивала Луиза, всегда голубые и холодные, как норвежские фьорды, теперь потеплели. — Я слышу, как Шевонна играет Моцарта, она добилась определенных успехов.
— Когда учитель музыки уйдет, не убедишь ли ты ее продолжать занятия и после его ухода?
— Тебе нужно послать ее учиться в Новую Англию, ведь ты же сама получила хорошее образование, Луиза, и, ..
— Отец, я и Дэн уверены, что Шевонна получает самое лучшее образование, какое только возможно.
— Ба! — Он стукнул рукой по столу. — Твой Дэн до одурения патриотичен. Он уверен, что все австралийское — самое лучшее, даже дерьмо.
— Мы с тобой — американцы, Шевонна и Дэн — нет. Но с тех пор, как мы переехали в Австралию, ты только удвоил свой капитал. — Затянутой в перчатку рукой она послала ему воздушный поцелуй. — Сегодня слишком хороший день для того, чтобы нам с тобой спорить. Я вернусь после захода солнца.
Дав своему старому кучеру Уизерспуну указания по поводу маршрута, Луиза откинулась на спинку сиденья экипажа. Кое в чем она соглашалась с отцом. Никогда она не сможет по-настоящему полюбить эту дикую странную страну, где времена года наоборот, звери странные и сверхъестественные и даже вода течет иначе, чем в остальном мире.
Под цоканье копыт она попыталась расслабиться. Фаэтон двигался по булыжной мостовой Паддингтон-авеню в направлении к узеньким улочкам центральной части города. Сегодня Луиза чувствовала себя виноватой, направляясь на встречу, которую, как она знала, не одобрил бы ни Дэн, ни ее отец.
На углу Лофтус и Бридж-стрит у первого в Австралии моста через Тэнк Луиза приказала Уизерспуну ожидать ее. Живот от волнения слегка подвело, но все же она выбралась из фаэтона и оглядела МакКуэри. Три паба, табачный магазин, редакция «Сидней Диспэтч» и еще несколько контор гнездились на площади.
Женщины всех возрастов толпились под фиговыми аллеями Моретон-Бэй, собравшись вокруг прикрепленного к столбу с газовым фонарем питьевого фонтанчика с каменной чашей. Все женщины были одеты в белое и имели в одежде что-нибудь желтого цвета.
Как и Луиза, они пришли поприсутствовать на первом организационном собрании Нового движения женщин. Желтые ленты, шарфы, перчатки, цветки, шляпки символизировали борьбу женщин за право голоса.
Когда одна из отважных женщин взобралась на импровизированную трибуну, Луиза вдруг поняла, что совершенно не готова воспринять, о чем та стала говорить. Экстравагантно вызывающе одетая женщина с короткой стрижкой поведала собравшимся об анархизме и свободной любви.
После нее другая, одетая в свободно ниспадающий балахон, поднялась на трибуну и начала говорить о контроле над рождаемостью. Луиза отметила про себя, что если бы она знала побольше об этом лет шестнадцать назад, то у нее, возможно, не было бы Шевонны. И, вероятно, она никогда не набралась бы смелости, чтобы предложить Дэну жениться на ней.
Луиза почувствовала, что краснеет, когда женщина стала описывать интимные детали методов предотвращения беременности. Но вместе с тем она сознавала, что женщина говорит очень важные и полезные вещи.
— Шокирует, не правда ли?
Луиза обернулась. Перед ней стояла та самая Трэмейн. Она была одета в белоснежное платье и держала зонтик руками в лимонно-желтых перчатках. С ярко-рыжими не тронутыми сединой волосами и по-детски ясными глазами Энни выглядела не больше, чем на двадцать пять.
— Меня зовут Энни Трэмейн.
— Да, я знаю вас.
Энни криво усмехнулась и пожала плечами.
— Наверное, в Австралии каждый знает меня в лицо, иногда это даже пугает.
— Вы — один из политических противников моего мужа.
— Ага, и здесь та же песня. Луиза набралась смелости.
— Видите ли, мисс Трэмейн, я люблю своего мужа, разделяю его взгляды и буду это делать и впредь, но все же должна извиниться перед вами.
Глаза женщины сузились, их морская зелень теперь выражала подозрительную настороженность:
— Да, миссис Варвик.
Луиза смотрела на свой бледно-желтый носовой платок, который от волнения комкала в руках:
— Я знаю, что вы оба не встречаетесь с глазу на глаз по многим причинам, включая деловую и социальную разницу во взглядах. Но Дэн был не прав, некорректно поступив с вами на встрече новых членов парламента.
Случай в парламенте с трудом поддается описанию. Луиза и Дэн разговаривали с выдвинутым в президиум членом парламента. Депутат запивал бифштексы из кенгуру обильным количеством вина и портера и уже не замечал, что его парик съехал набекрень. Дэн же, напротив, пил мало, тем более остается непонятным случившееся дальше.
В приемную вместе с сыном вошла Энни Трэмейн. При всей резкости с людьми Дэн бывал и достаточно уступчив. Поэтому он шокировал Луизу и остальных присутствующих в зале, громко прокомментировав появление Трэмейн:
— А, это та самая Трэмейн со своим бастардом (Бастард — незаконнорожденный.).
Позднее, вечером, вернувшись домой, Луиза попыталась пристыдить мужа:
— Сказанное тобою на приеме было совершенно неуместно. Ты совершил большую ошибку, Дэн. — С минуту помолчав, она добавила:
— Кто сказал, что выйти замуж за отца мальчика было бы для нее лучшим выходом? — Но Дэн, как всегда, заупрямился, и ей пришлось уступить.
— Не хотите ли выпить со мною хереса? — спросила Энни Трэмейн. И, будто испугавшись своего импульсивного предложения, огляделась и кивнула на ближайшую дверь:
— Равноправие само по себе не придет.
Луиза оглянулась, взглянув, куда указывала Энни. Это был паб О'Брайена. «Паб?»
Энни заговорщически улыбнулась.
— А разве женщинам уже нельзя выпить немного хересу?
— Но в пабе?
— А где найти для этого место получше?
Женщины вошли в темный, насквозь прокуренный паб О'Брайена. Внутри паб, против ожидания, оказался довольно приятным, с потолком в Тюдоровском стиле и баром из красного дерева. Ровный низкий гул голосов ясно указывал на то, что паб был прибежищем мужчин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65