А ведь прежде у него никогда не появлялось подобного желания… Никогда мысли женщины не имели для него особого значения.
– Элизабет, – проговорил он наконец, – я не стану ни к чему принуждать вас. Если вы меня попросите оставить вас, я так и поступлю.
Джед не ожидал от себя таких слов, не мог поверить, что произнес их, но, как ни странно, он был искренен. Ради Элизабет он мог бы покинуть комнату. Потому что не хотел, чтобы она возненавидела его.
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых застыл страх. Наконец прошептала:
– Я не понимаю, чего вы хотите от меня.
Ну как ей понять? Она ведь почти ничего не знала об этой стороне жизни, об отношениях между мужчиной и женщиной. Знала лишь то, чему он научил ее за несколько минут животной страсти в заброшенной хижине на берегу океана. Что же ей сказать? Как объяснить? Джед отчаянно пытался придумать что-нибудь, но в конце концов понял, что ему нечего сказать. К тому же он почти ничего не помнил о той ночи… Ничего не помнил о ночи, изменившей его жизнь. В памяти осталось лишь одно – сознание своей вины.
Должно быть, он причинил ей боль. Он ведь тогда не думал о том, что она девственница, – думал лишь о том, как овладеть ею, – хотя прекрасно знал, что для девушки это может быть весьма болезненно. Впрочем, до этого он не имел опыта общения с невинными, неопытными девушками, и ночь в заброшенной хижине была первым подобным случаем. Но как же обращаться с Элизабет теперь? Разумеется, это не должно быть торопливое и бурное соитие в темноте – ради того только, чтобы получить удовлетворение и избавиться от напряжения. Но иного в его жизни не бывало. Джед не представлял, что однажды ему придется обучать женщину науке любви. И не думал, что ему самому захочется когда-нибудь учиться этому.
Он вздохнул и попытался расслабиться. Легонько провел ладонью по щеке Элизабет.
– Видишь ли, – проговорил он, – большинство женщин полагает, что мужчины все знают об… этом. О любви и постели. Думаю, они считают, что мы должны это знать. Но мы не знаем. По большей части мы делаем то, что нам хочется делать. Но я думаю, что в этом должно быть нечто большее.
Джед умолк на несколько секунд. Ему было ужасно трудно говорить с Элизабет о подобных вещах. Он обвел взглядом комнату и продолжал:
– Возможно, я даже не знаю, как следует это делать. Я хочу сказать… в браке. Ведь для людей, состоящих в браке, это, наверное, много значит.
Элизабет смотрела на него не мигая. Ему показалось, что она слушает с интересом. И теперь она уже не казалась такой скованной… Было очевидно, что она успокоилась.
– А в других случаях? Когда люди не в браке… это не так? Джед был озадачен. Ну как говорить с ней о подобных вещах? Но она действительно успокоилась. В глазах ее уже не было страха.
– Видишь ли… мужчина всегда находит в этом удовольствие, – пробормотал он наконец.
– Но не женщина? Джед пожал плечами:
– Не знаю.
Элизабет по-прежнему смотрела ему в лицо – оно уже не казалось непроницаемым. Она даже подумала о том, что научилась распознавать чувства и настроения Джеда.
Элизабет опустила глаза и, увидев голые ноги мужа, покрытые золотистым пушком, поспешно отвела от них взгляд. Никогда прежде она не видела мужских ног. И ей почему-то казалось, что даже интересоваться ими – неприлично.
Снова взглянув на мужа, она спросила:
– То, что мы делали прежде… было греховным, да? Джед заметил, что Элизабет покраснела. Положив руку ей на плечо, он ответил:
– Да. Но ведь теперь мы муж и жена.
Элизабет не могла понять, почему в первый раз это было грехом, а во второй – нет. Немного помолчав, она тихо сказала:
– Я хочу быть хорошей женой.
Джед мысленно улыбнулся. Ласково взглянув на нее, произнес:
– Знаю, что вы стараетесь.
Она вдруг почувствовала на щеке теплое дыхание Джеда. Он знал, что хочет быть хорошим мужем, но до этой минуты не сознавал, до какой степени хотел этого. Тут его пальцы скользнули под ворот ее ночной рубашки, и он внезапно охрипшим голосом проговорил:
– У меня никогда не было возможности побыть с женщиной наедине и никуда не спешить. Я не привык к этому и, вероятно, не знаю, что и как должен говорить и делать, но хочу попытаться, Элизабет… Я не хочу, чтобы вы возненавидели эту сторону брака. Мужчина нуждается в женщине, к которой он мог бы прийти, и ему неприятно думать, что она этого не желает.
Он провел пальцем по ее шее под ночной рубашкой – казалось бы, вполне невинная ласка, – и Элизабет тотчас же почувствовала, что все тело ее словно вспыхнуло.
Она гадала, снимет ли муж с нее ночную рубашку или пожелает, чтобы жена сама это сделала. И снимет ли он свою рубашку?
Она подняла на него глаза, и ей вдруг показалось, что это мгновение – самое тяжелое в ее жизни. В тусклом свете фонаря были заметны светлые волоски в вырезе его рубашки, и, глядя на них, она думала: „Интересно, покрыто ли такими волосами все его тело?“ И от этой мысли горло ее вдруг так сдавило от волнения, что она не смогла бы вымолвить ни слова, даже если бы от этого зависело спасение ее жизни.
Джед вдруг отстранился и запустил пальцы в ее волосы. Потом снова к ней приблизился, и теперь лицо Джеда было так близко, что она чувствовала его горячее дыхание. В следующее мгновение его губы прикоснулись к ее губам, и Элизабет почувствовала, что ее словно огнем опалило. И тотчас же сердце гулко застучало, дыхание сделалось прерывистым, и вес сильнее кружилась голова…
Потом он взял ее за плечи, осторожно уложил на постель и склонился над ней, пристально глядя ей в лицо. Колено Джеда касалось ее бедра, и ей передавался жар его тела.
По-прежнему глядя ей в лицо, он тихо проговорил:
– У вас такая нежная кожа…
Он принялся развязывать пояс ее ночной рубашки, завязанный бантом. Развязав пояс и спустив рубашку ниже плеч, Джед обнажил ее груди. Элизабет, делая над собой отчаянные усилия, заставляла себя лежать тихо и не противиться. И тут Джед заглянул ей в глаза – и у нее перехватило дыхание… Взгляд каким-то непонятным образом встревожил и возбудил ее. Затем его горячие ладони легли ей на груди, и она судорожно выдохнула, но тут же снова затихла.
– Как они прекрасны, – прошептал он. – Как прекрасна ваша женственность… Какое наслаждение прикасаться к вам.
Джед принялся поглаживать и ласкать ее груди, Элизабет казалось, что от прикосновений его огрубевших от тяжелой работы ладоней по всему ее телу разливается жар. Тут он прикоснулся кончиком языка к одному из сосков, и Элизабет почувствовала, что сосок отвердел и поднялся, а тело… словно вспыхнуло, и ей пришлось крепко сжать зубы, чтобы не закричать. Голова ее кружилась, все тело пылало, и это было сладостное и мучительное ощущение.
Он принялся покрывать поцелуями ее плечи и груди, и поцелуи эти становились все более страстными, а прикосновения его рук… они казались восхитительными и вызывали восторг и головокружение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
– Элизабет, – проговорил он наконец, – я не стану ни к чему принуждать вас. Если вы меня попросите оставить вас, я так и поступлю.
Джед не ожидал от себя таких слов, не мог поверить, что произнес их, но, как ни странно, он был искренен. Ради Элизабет он мог бы покинуть комнату. Потому что не хотел, чтобы она возненавидела его.
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых застыл страх. Наконец прошептала:
– Я не понимаю, чего вы хотите от меня.
Ну как ей понять? Она ведь почти ничего не знала об этой стороне жизни, об отношениях между мужчиной и женщиной. Знала лишь то, чему он научил ее за несколько минут животной страсти в заброшенной хижине на берегу океана. Что же ей сказать? Как объяснить? Джед отчаянно пытался придумать что-нибудь, но в конце концов понял, что ему нечего сказать. К тому же он почти ничего не помнил о той ночи… Ничего не помнил о ночи, изменившей его жизнь. В памяти осталось лишь одно – сознание своей вины.
Должно быть, он причинил ей боль. Он ведь тогда не думал о том, что она девственница, – думал лишь о том, как овладеть ею, – хотя прекрасно знал, что для девушки это может быть весьма болезненно. Впрочем, до этого он не имел опыта общения с невинными, неопытными девушками, и ночь в заброшенной хижине была первым подобным случаем. Но как же обращаться с Элизабет теперь? Разумеется, это не должно быть торопливое и бурное соитие в темноте – ради того только, чтобы получить удовлетворение и избавиться от напряжения. Но иного в его жизни не бывало. Джед не представлял, что однажды ему придется обучать женщину науке любви. И не думал, что ему самому захочется когда-нибудь учиться этому.
Он вздохнул и попытался расслабиться. Легонько провел ладонью по щеке Элизабет.
– Видишь ли, – проговорил он, – большинство женщин полагает, что мужчины все знают об… этом. О любви и постели. Думаю, они считают, что мы должны это знать. Но мы не знаем. По большей части мы делаем то, что нам хочется делать. Но я думаю, что в этом должно быть нечто большее.
Джед умолк на несколько секунд. Ему было ужасно трудно говорить с Элизабет о подобных вещах. Он обвел взглядом комнату и продолжал:
– Возможно, я даже не знаю, как следует это делать. Я хочу сказать… в браке. Ведь для людей, состоящих в браке, это, наверное, много значит.
Элизабет смотрела на него не мигая. Ему показалось, что она слушает с интересом. И теперь она уже не казалась такой скованной… Было очевидно, что она успокоилась.
– А в других случаях? Когда люди не в браке… это не так? Джед был озадачен. Ну как говорить с ней о подобных вещах? Но она действительно успокоилась. В глазах ее уже не было страха.
– Видишь ли… мужчина всегда находит в этом удовольствие, – пробормотал он наконец.
– Но не женщина? Джед пожал плечами:
– Не знаю.
Элизабет по-прежнему смотрела ему в лицо – оно уже не казалось непроницаемым. Она даже подумала о том, что научилась распознавать чувства и настроения Джеда.
Элизабет опустила глаза и, увидев голые ноги мужа, покрытые золотистым пушком, поспешно отвела от них взгляд. Никогда прежде она не видела мужских ног. И ей почему-то казалось, что даже интересоваться ими – неприлично.
Снова взглянув на мужа, она спросила:
– То, что мы делали прежде… было греховным, да? Джед заметил, что Элизабет покраснела. Положив руку ей на плечо, он ответил:
– Да. Но ведь теперь мы муж и жена.
Элизабет не могла понять, почему в первый раз это было грехом, а во второй – нет. Немного помолчав, она тихо сказала:
– Я хочу быть хорошей женой.
Джед мысленно улыбнулся. Ласково взглянув на нее, произнес:
– Знаю, что вы стараетесь.
Она вдруг почувствовала на щеке теплое дыхание Джеда. Он знал, что хочет быть хорошим мужем, но до этой минуты не сознавал, до какой степени хотел этого. Тут его пальцы скользнули под ворот ее ночной рубашки, и он внезапно охрипшим голосом проговорил:
– У меня никогда не было возможности побыть с женщиной наедине и никуда не спешить. Я не привык к этому и, вероятно, не знаю, что и как должен говорить и делать, но хочу попытаться, Элизабет… Я не хочу, чтобы вы возненавидели эту сторону брака. Мужчина нуждается в женщине, к которой он мог бы прийти, и ему неприятно думать, что она этого не желает.
Он провел пальцем по ее шее под ночной рубашкой – казалось бы, вполне невинная ласка, – и Элизабет тотчас же почувствовала, что все тело ее словно вспыхнуло.
Она гадала, снимет ли муж с нее ночную рубашку или пожелает, чтобы жена сама это сделала. И снимет ли он свою рубашку?
Она подняла на него глаза, и ей вдруг показалось, что это мгновение – самое тяжелое в ее жизни. В тусклом свете фонаря были заметны светлые волоски в вырезе его рубашки, и, глядя на них, она думала: „Интересно, покрыто ли такими волосами все его тело?“ И от этой мысли горло ее вдруг так сдавило от волнения, что она не смогла бы вымолвить ни слова, даже если бы от этого зависело спасение ее жизни.
Джед вдруг отстранился и запустил пальцы в ее волосы. Потом снова к ней приблизился, и теперь лицо Джеда было так близко, что она чувствовала его горячее дыхание. В следующее мгновение его губы прикоснулись к ее губам, и Элизабет почувствовала, что ее словно огнем опалило. И тотчас же сердце гулко застучало, дыхание сделалось прерывистым, и вес сильнее кружилась голова…
Потом он взял ее за плечи, осторожно уложил на постель и склонился над ней, пристально глядя ей в лицо. Колено Джеда касалось ее бедра, и ей передавался жар его тела.
По-прежнему глядя ей в лицо, он тихо проговорил:
– У вас такая нежная кожа…
Он принялся развязывать пояс ее ночной рубашки, завязанный бантом. Развязав пояс и спустив рубашку ниже плеч, Джед обнажил ее груди. Элизабет, делая над собой отчаянные усилия, заставляла себя лежать тихо и не противиться. И тут Джед заглянул ей в глаза – и у нее перехватило дыхание… Взгляд каким-то непонятным образом встревожил и возбудил ее. Затем его горячие ладони легли ей на груди, и она судорожно выдохнула, но тут же снова затихла.
– Как они прекрасны, – прошептал он. – Как прекрасна ваша женственность… Какое наслаждение прикасаться к вам.
Джед принялся поглаживать и ласкать ее груди, Элизабет казалось, что от прикосновений его огрубевших от тяжелой работы ладоней по всему ее телу разливается жар. Тут он прикоснулся кончиком языка к одному из сосков, и Элизабет почувствовала, что сосок отвердел и поднялся, а тело… словно вспыхнуло, и ей пришлось крепко сжать зубы, чтобы не закричать. Голова ее кружилась, все тело пылало, и это было сладостное и мучительное ощущение.
Он принялся покрывать поцелуями ее плечи и груди, и поцелуи эти становились все более страстными, а прикосновения его рук… они казались восхитительными и вызывали восторг и головокружение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81