Впрочем, сейчас это уже не имело значения.
Пожав плечами, Элизабет сказала:
– Теперь это не важно. Джед со вздохом произнес:
– Да, теперь не важно.
Молчание затягивалось. Элизабет, сцепив пальцы, вдруг ощутила на одном из них кольцо из ивовой коры. Потупившись, она принялась вертеть кольцо на пальце и наконец почувствовала обжигающие слезы на глазах. Но они не могли облегчить боль, гнездившуюся глубоко в сердце. Слезы душили ее, сдавливали грудь, жгли горло, и все же они не могли излиться все разом.
Могла ли она перестать любить его лишь потому, что была не в силах остаться жить с ним? Конечно же, нет. Но она не выжила бы с ним в Техасе. Как он не выжил бы с ней в Мобиле. Джед там задохнулся бы – задохнулся бы в ее мире условностей и увядал бы оттого, что жизнь для него потеряла бы остроту. В Алабаме он утратил бы все, делавшее его человеком, которого она любила. Для него не было места в Алабаме, как для нее не было места в Техасе. Поэтому для них не оставалось надежды на совместную жизнь.
Она снова посмотрела на небо и, увидев свою „одинокую звезду“, спросила:
– Помнишь ночь на палубе корабля? Ты был тогда так жесток ко мне, и я подумала, что сердце мое навсегда разбито.
Джед возразил:
– Я только хотел сделать так, как было бы лучше для тебя.
Она кивнула. Судорожно сглотнув, вновь заговорила:
– А потом, когда корабль сел на мель… Я была так напугана… Я думала, это самое худшее, что могло случиться со мной. Я была на волосок от смерти, но все разрешилось самым непредвиденным и чудесным образом, потому что там оказался ты. Более того, там я была счастлива.
– Я всегда хотел лишь одного – позаботиться о тебе. – Джед перевел дух; он ужасно волновался. – Да, хотел позаботиться, но в конечном счете не сумел этого сделать. Я проиграл. Верно?
Элизабет молча смотрела на свою звезду. Наконец проговорила:
– Ты не должен был брать на себя заботу обо мне. Ты всегда был прав, с самого начала. Чтобы выжить здесь, надо быть человеком особого склада, а я не такая.
Он осторожно тронул ее за плечо.
– Но ведь какое-то время мы справлялись. Разве не так? Ведь мы были счастливы…
– Да, наверное… – Элизабет закрыла глаза, чтобы муж не заметил ее слез.
Она старалась сделать так, чтобы ее голос звучал ровно и твердо, поэтому говорила почти шепотом. Взглянув на кольцо из ивовой коры, Элизабет продолжала:
– Мне так грустно, Джед, и я очень сожалею. Он посмотрел на нее с тревогой:
– О чем?
– О своих ошибках – и обо всем.
Он глубоко вздохнул и приблизился к ней почти вплотную.
– Мы не делали ошибок, Элизабет.
Джед взял жену за руку и заглянул ей в глаза. Когда же он заговорил, Элизабет почувствовала, что каждое слово дается ему с огромным трудом.
– То, что ты была со мной даже такое короткое время, – это единственное событие за всю мою жизнь, заслуживающее того, чтобы его постоянно вспоминали. Ты – лучшее, что у меня когда-либо было в жизни. Так как же это могло быть ошибкой?
Он увидел удивление в ее глазах, а также боль и вопрос, и его пальцы невольно сжали ее руку. Джед чувствовал, как грудь его наполняется невысказанными словами, которые рвались наружу. Он знал, что должен их сказать. Но слова находили себе дорогу медленно и мучительно, и он не знал, как передать то, что чувствовал. Эти слова давались ему тяжело, они вызывали боль, и все же он понимал, что должен их произнести.
– Жалеть следует не тебе, а мне. Я знал с самого начала, что не должен допустить того, что произошло, и извиняться следует мне. Я должен был с самого начала положить этому конец. Я не должен был допустить, чтобы все это случилось. С самого первого дня, когда увидел тебя в Мобиле, и до того самого, как привез тебя в Техас, я знал, что не должен допустить… Но не смог.
Джед перевел дух и, глядя на кольцо у нее на пальце, продолжал:
– Да, извиниться следовало бы мне. – Он судорожно сглотнул. – Но я не стану просить прощения. Я не смог бы поступить иначе, даже если бы мне дали возможность пережить все заново. Да, я поступил бы именно так… как поступил.
Джед снова умолк и сделал глубокий вдох. Элизабет посмотрела ему в глаза и увидела в них страдание, которое он не мог скрыть.
Он легонько коснулся ее волос и, тщетно пытаясь скрыть волнение, прошептал:
– О, Элизабет… Я люблю тебя. Знаю, что сейчас мои слова не имеют никакого значения, но это так.
Он видел в полумраке ее глаза, полные слез. Он видел ее волнение и беспомощность. Он слышал, как бьется ее сердце при каждом произносимом им слове.
Наконец она заговорила, и голос ее дрожал, ее душили слезы:
– Знаешь, как я хотела услышать эти слова? Почему… о, почему ты никогда прежде не говорил мне их?
Джед почувствовал, что горло его сжимает судорога. Сделав над собой усилие, он произнес:
– Иногда… Я думаю, иногда сознаешь значение того, что имел, только утратив…
Элизабет тяжко вздохнула. Он видел, как одинокая слезинка сползла по ее щеке, и в ней на мгновение отразился свет звезд. Когда же она заговорила, в ее голосе звучала лишь безмерная усталость:
– Как все это бессмысленно…
– Нет, Элизабет. – Он крепко сжал ее руки. – Нет, не бессмысленно.
Она покачала головой:
– Я не принесла тебе ничего, кроме горя и страданий, и так было с самого начала… – Он заметил, что еще одна слезинка покатилась по ее щеке. – Я не смогла сражаться вместе с тобой. Я не соглашалась с тобой ни в чем. Меня никогда не было рядом, когда ты нуждался во мне. Все, что я делала, было не важно. А теперь, когда я ухожу из твоей жизни, никто даже и не узнает, что я здесь была. Я проиграла… и все это не имело ни малейшего смысла.
Джед взял ее лицо в ладони и пристально посмотрел ей в глаза. В его же глазах была такая нежность, что сердце ее, казалось, разрывалось на части.
– Элизабет, ты подарила мне большой белый дом в долине. Дом с колоннами и террасами, на которых можно танцевать. Ты подарила мне поцелуи по утрам и ласковые слова ночью. Ты вызывала во мне гнев и делала меня слабым – таким я прежде никогда не бывал. Каждый день с тобой был для меня удивителен, и ты научила меня понимать, что значит быть частью чего-то большего, чем ты сам. Я не заслуживаю всего того, что ты дала мне. Я никогда не рассчитывал на такое счастье, но теперь я никогда не стану прежним. Это очень много, Элизабет. Это самое важное в жизни. И не говори, что все это было напрасно.
В ней поднималась, ее душила страшная, непереносимая боль. Джед, научивший ее любить и бороться и оставаться сильной… Джед, сумевший приручить волка и сделавший своим верным другом пленного мексиканца… Джед с его мечтами о том, чтобы нажить состояние в диком Техасе и построить здесь дом… Она никогда не увидит, осуществятся ли эти мечты. Она никогда не будет жить в доме меж трех холмов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Пожав плечами, Элизабет сказала:
– Теперь это не важно. Джед со вздохом произнес:
– Да, теперь не важно.
Молчание затягивалось. Элизабет, сцепив пальцы, вдруг ощутила на одном из них кольцо из ивовой коры. Потупившись, она принялась вертеть кольцо на пальце и наконец почувствовала обжигающие слезы на глазах. Но они не могли облегчить боль, гнездившуюся глубоко в сердце. Слезы душили ее, сдавливали грудь, жгли горло, и все же они не могли излиться все разом.
Могла ли она перестать любить его лишь потому, что была не в силах остаться жить с ним? Конечно же, нет. Но она не выжила бы с ним в Техасе. Как он не выжил бы с ней в Мобиле. Джед там задохнулся бы – задохнулся бы в ее мире условностей и увядал бы оттого, что жизнь для него потеряла бы остроту. В Алабаме он утратил бы все, делавшее его человеком, которого она любила. Для него не было места в Алабаме, как для нее не было места в Техасе. Поэтому для них не оставалось надежды на совместную жизнь.
Она снова посмотрела на небо и, увидев свою „одинокую звезду“, спросила:
– Помнишь ночь на палубе корабля? Ты был тогда так жесток ко мне, и я подумала, что сердце мое навсегда разбито.
Джед возразил:
– Я только хотел сделать так, как было бы лучше для тебя.
Она кивнула. Судорожно сглотнув, вновь заговорила:
– А потом, когда корабль сел на мель… Я была так напугана… Я думала, это самое худшее, что могло случиться со мной. Я была на волосок от смерти, но все разрешилось самым непредвиденным и чудесным образом, потому что там оказался ты. Более того, там я была счастлива.
– Я всегда хотел лишь одного – позаботиться о тебе. – Джед перевел дух; он ужасно волновался. – Да, хотел позаботиться, но в конечном счете не сумел этого сделать. Я проиграл. Верно?
Элизабет молча смотрела на свою звезду. Наконец проговорила:
– Ты не должен был брать на себя заботу обо мне. Ты всегда был прав, с самого начала. Чтобы выжить здесь, надо быть человеком особого склада, а я не такая.
Он осторожно тронул ее за плечо.
– Но ведь какое-то время мы справлялись. Разве не так? Ведь мы были счастливы…
– Да, наверное… – Элизабет закрыла глаза, чтобы муж не заметил ее слез.
Она старалась сделать так, чтобы ее голос звучал ровно и твердо, поэтому говорила почти шепотом. Взглянув на кольцо из ивовой коры, Элизабет продолжала:
– Мне так грустно, Джед, и я очень сожалею. Он посмотрел на нее с тревогой:
– О чем?
– О своих ошибках – и обо всем.
Он глубоко вздохнул и приблизился к ней почти вплотную.
– Мы не делали ошибок, Элизабет.
Джед взял жену за руку и заглянул ей в глаза. Когда же он заговорил, Элизабет почувствовала, что каждое слово дается ему с огромным трудом.
– То, что ты была со мной даже такое короткое время, – это единственное событие за всю мою жизнь, заслуживающее того, чтобы его постоянно вспоминали. Ты – лучшее, что у меня когда-либо было в жизни. Так как же это могло быть ошибкой?
Он увидел удивление в ее глазах, а также боль и вопрос, и его пальцы невольно сжали ее руку. Джед чувствовал, как грудь его наполняется невысказанными словами, которые рвались наружу. Он знал, что должен их сказать. Но слова находили себе дорогу медленно и мучительно, и он не знал, как передать то, что чувствовал. Эти слова давались ему тяжело, они вызывали боль, и все же он понимал, что должен их произнести.
– Жалеть следует не тебе, а мне. Я знал с самого начала, что не должен допустить того, что произошло, и извиняться следует мне. Я должен был с самого начала положить этому конец. Я не должен был допустить, чтобы все это случилось. С самого первого дня, когда увидел тебя в Мобиле, и до того самого, как привез тебя в Техас, я знал, что не должен допустить… Но не смог.
Джед перевел дух и, глядя на кольцо у нее на пальце, продолжал:
– Да, извиниться следовало бы мне. – Он судорожно сглотнул. – Но я не стану просить прощения. Я не смог бы поступить иначе, даже если бы мне дали возможность пережить все заново. Да, я поступил бы именно так… как поступил.
Джед снова умолк и сделал глубокий вдох. Элизабет посмотрела ему в глаза и увидела в них страдание, которое он не мог скрыть.
Он легонько коснулся ее волос и, тщетно пытаясь скрыть волнение, прошептал:
– О, Элизабет… Я люблю тебя. Знаю, что сейчас мои слова не имеют никакого значения, но это так.
Он видел в полумраке ее глаза, полные слез. Он видел ее волнение и беспомощность. Он слышал, как бьется ее сердце при каждом произносимом им слове.
Наконец она заговорила, и голос ее дрожал, ее душили слезы:
– Знаешь, как я хотела услышать эти слова? Почему… о, почему ты никогда прежде не говорил мне их?
Джед почувствовал, что горло его сжимает судорога. Сделав над собой усилие, он произнес:
– Иногда… Я думаю, иногда сознаешь значение того, что имел, только утратив…
Элизабет тяжко вздохнула. Он видел, как одинокая слезинка сползла по ее щеке, и в ней на мгновение отразился свет звезд. Когда же она заговорила, в ее голосе звучала лишь безмерная усталость:
– Как все это бессмысленно…
– Нет, Элизабет. – Он крепко сжал ее руки. – Нет, не бессмысленно.
Она покачала головой:
– Я не принесла тебе ничего, кроме горя и страданий, и так было с самого начала… – Он заметил, что еще одна слезинка покатилась по ее щеке. – Я не смогла сражаться вместе с тобой. Я не соглашалась с тобой ни в чем. Меня никогда не было рядом, когда ты нуждался во мне. Все, что я делала, было не важно. А теперь, когда я ухожу из твоей жизни, никто даже и не узнает, что я здесь была. Я проиграла… и все это не имело ни малейшего смысла.
Джед взял ее лицо в ладони и пристально посмотрел ей в глаза. В его же глазах была такая нежность, что сердце ее, казалось, разрывалось на части.
– Элизабет, ты подарила мне большой белый дом в долине. Дом с колоннами и террасами, на которых можно танцевать. Ты подарила мне поцелуи по утрам и ласковые слова ночью. Ты вызывала во мне гнев и делала меня слабым – таким я прежде никогда не бывал. Каждый день с тобой был для меня удивителен, и ты научила меня понимать, что значит быть частью чего-то большего, чем ты сам. Я не заслуживаю всего того, что ты дала мне. Я никогда не рассчитывал на такое счастье, но теперь я никогда не стану прежним. Это очень много, Элизабет. Это самое важное в жизни. И не говори, что все это было напрасно.
В ней поднималась, ее душила страшная, непереносимая боль. Джед, научивший ее любить и бороться и оставаться сильной… Джед, сумевший приручить волка и сделавший своим верным другом пленного мексиканца… Джед с его мечтами о том, чтобы нажить состояние в диком Техасе и построить здесь дом… Она никогда не увидит, осуществятся ли эти мечты. Она никогда не будет жить в доме меж трех холмов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81