— Раз уж он желтый, — повернулась она к Себастьяну, — мы могли бы назвать его Янтарем. Правда, это не очень мужественное имя.
— Безусловно.
— Как насчет Абрикоса?
Себастьян фыркнул и поморщился.
— А, я знаю — Лютик!
Теперь она его поддразнивала. Это было новое и совершенно восхитительное ощущение.
— Только попробуй назвать пса Лютиком, и я живо отправлю его обратно на ферму!
Щенок приковылял обратно и тотчас же затеял игру в перетягивание каната, ухватившись зубами за платок, который Рэйчел вытащила из кармана.
— О, придумала — Одуванчик! Нет, послушай, — смеясь, воскликнула она, когда Себастьян начал возражать, — честное слово, это отличная мысль. Одуванчик меняет окраску, как столичный щеголь — свои наряды. Поэтому мы будем звать его Денди — щеголь. Это ведь неплохое имя, правда? Денди!
Щенок навострил уши, как будто догадавшись, что речь идет о нем, и Рэйчел бросила торжествующий взгляд на Себастьяна.
Он был очарован.
— Это твой пес. Можешь назвать его хоть Пуховкой или Пудреницей, мне все равно. Можешь держать его здесь, если хочешь, но тогда тебе придется приучить его не пачкать в доме. А не хочешь — держи его на конюшне. Он может спать вместе с Колли Хорроксом. Еще неизвестно, каким он вымахает. Возьмем его на прогулку?
— Прямо сейчас?
— А почему бы и нет?
Ее пришлось уговаривать; она заявила, что у нее еще много дел, а позже ей предстоит нелицеприятное объяснение с Жодле по поводу нерадивости кухонной прислуги. Себастьян решительно отмел ее робкие возражения, и через несколько минут они уже выходили за ворота, а Денди весело бежал впереди.
Они задержались на мосту, чтобы полюбоваться солнечными бликами на весело журчащей воде в речке и оглянуться на дом.
— Как ты считаешь, Линтон-холл уродлив? — спросил Себастьян как будто между прочим.
Своего собственного первого впечатления он уже не помнил. Теперь для него это был просто Линтон, дом, в котором он жил.
— О нет, мне кажется, он очень красив. У него есть свои недостатки, но он держится с большим достоинством. И в нем нет ни капли самодовольства. А ты как думаешь? По-моему, он сам не принимает себя всерьез.
Себастьян улыбнулся, вспомнив, сколько насмешек обрушили на его дом Салли и компания. Но правда была на стороне Рэйчел: она неизмеримо превосходила их по человеческим качествам и умела видеть не только глазами (а взгляд у нее был проницательный), но и своим добрым сердцем.
— Я решил отремонтировать вон ту трубу, — сообщил он, указывая пальцем, — и переложить черепицу над карнизом, где течет крыша. Холиок говорит, что это место протекает уже больше ста лет.
Рэйчел вопросительно взглянула на него. Вероятно, ее удивило, что именно он решился нарушить столетнюю традицию равнодушия и пренебрежения. Себастьян и сам не смог бы объяснить, что его на это подвигло.
— А как выглядит твой дом в Суффолке? — спросила она, когда они вновь пустились в путь.
— Он называется Стейн-корт. Он огромный, просто необъятный. Не дом, а лабиринт с привидениями. Я его всегда терпеть не мог.
— Почему?
— Не знаю. Я в нем терялся, когда был ребенком. Казалось, он меня вот-вот поглотит. Тепла в нем было не больше, чем в поминальной часовне в честь безымянных героев, павших на войне.
— Но ты будешь там жить, когда унаследуешь титул своего отца?
— Да, наверное. Это будет моя основная резиденция, но большую часть времени я намерен жить в Лондоне. А что? Все так делают.
Нахмурившись, Себастьян поднял палку и бросил ее на тропинку перед собой. Денди радостно помчался за ней. Какое-то время они шли в молчании.
— Ты умеешь ездить верхом?
Рэйчел улыбнулась и отрицательно покачала головой.
— Я тебя научу. У меня есть лошадь, которая тебе подойдет, кобыла по кличке Молли. Кроткая, как ягненок. Ты не прочь?
Сам он уже предвкушал удовольствие.
— Я думаю, не стоит.
— Боишься лошадей?
— Нет, дело не в этом.
— Тогда в чем? Честное слово, тебе понравится!
Она опять покачала головой, улыбаясь, но не поднимая глаз. Он решил пока не настаивать. Ему впервые пришло в голову, что Рэйчел, быть может, вовсе не жаждет выставлять напоказ их отношения. Ну да, конечно, все дело в этом! Ему захотелось хлопнуть себя по лбу. Всегда так гордившийся глубоким знанием женщин, Себастьян почему-то проявил редкостную слепоту в отношении именно этой женщины. Но он намеревался извлечь уроки из своих ошибок. Не было на свете более прилежного исследователя женской натуры, чем Себастьян Верлен, когда предмет казался ему достойным интереса.
Они дошли до дальнего конца заброшенного канала, соединявшего Уик с рекой Плим, по которому лет десять или двадцать назад в Уикерли и другие селения, далекие от побережья, переправляли грузы из Девенпорта и Плимута.
— Это твоя земля? — спросила Рэйчел, Себастьян кивнул.
— А коровы?
Она указала на небольшое стадо пестрых джерсейских коров, лениво щипавших травку на лугу. Завидев парочку, любопытные животные подошли поближе, ни на минуту не переставая жевать. Низкая каменная стенка, ограждавшая поле, удержала их на расстоянии сорока футов. Денди, занятый вынюхиванием Бог весть чего в поросшей осокой прибрежной воде канала, подскочил на целый фут при виде коровьего нашествия, жалобно тявкнул для храбрости и тотчас же спрятался за юбками Рэйчел.
— Я же говорила, что надо было назвать его Лютиком, — пошутила она, лаской успокаивая испуганного щенка.
— Неблагодарная тварь! Со мной он знаком по крайней мере минут на десять дольше, чем с тобой, однако же за защитой бежит именно к тебе.
— Если бы ты носил юбки, — со смехом утешила его Рэйчел, — он наверняка прибежал бы к тебе. И не забывай, ты посадил его в ящик, а я выпустила. Он умный пес: знает, кто ему друг.
Они сели на поваленное буковое дерево неподалеку от берега и стали смотреть на стоячую воду канала, на пронзительно голубое небо и на растущие по берегам полевые цветы.
— В тюрьме мне снились цветы, — погрустнев, сказала Рэйчел. — Иногда мне довольно было закрыть глаза, чтобы поверить, что моя камера превратилась в оранжерею. — Она криво усмехнулась. — Это настоящий подвиг воображения, но у меня было много времени для тренировки. Я притворялась, что поливаю цветы, подрезаю ветки, выпалываю сорняки, разрыхляю руками чистую плодородную землю, а солнце нещадно палит сквозь стеклянную крышу.
Себастьян молча взял ее руку и поднес к губам, а она тихонько покачала головой, давая ему понять, что не нужно ее жалеть. Однако владевшие им чувства были далеки от жалости.
— Все это позади. Мрак, холод, беспросветность — все кончилось.
Рэйчел наклонила голову.
— Да, я знаю.
— Нет, по-моему, еще не знаешь. Но со временем ты поймешь.
Себастьян улыбнулся, чтобы смягчить мрачную торжественность минуты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
— Безусловно.
— Как насчет Абрикоса?
Себастьян фыркнул и поморщился.
— А, я знаю — Лютик!
Теперь она его поддразнивала. Это было новое и совершенно восхитительное ощущение.
— Только попробуй назвать пса Лютиком, и я живо отправлю его обратно на ферму!
Щенок приковылял обратно и тотчас же затеял игру в перетягивание каната, ухватившись зубами за платок, который Рэйчел вытащила из кармана.
— О, придумала — Одуванчик! Нет, послушай, — смеясь, воскликнула она, когда Себастьян начал возражать, — честное слово, это отличная мысль. Одуванчик меняет окраску, как столичный щеголь — свои наряды. Поэтому мы будем звать его Денди — щеголь. Это ведь неплохое имя, правда? Денди!
Щенок навострил уши, как будто догадавшись, что речь идет о нем, и Рэйчел бросила торжествующий взгляд на Себастьяна.
Он был очарован.
— Это твой пес. Можешь назвать его хоть Пуховкой или Пудреницей, мне все равно. Можешь держать его здесь, если хочешь, но тогда тебе придется приучить его не пачкать в доме. А не хочешь — держи его на конюшне. Он может спать вместе с Колли Хорроксом. Еще неизвестно, каким он вымахает. Возьмем его на прогулку?
— Прямо сейчас?
— А почему бы и нет?
Ее пришлось уговаривать; она заявила, что у нее еще много дел, а позже ей предстоит нелицеприятное объяснение с Жодле по поводу нерадивости кухонной прислуги. Себастьян решительно отмел ее робкие возражения, и через несколько минут они уже выходили за ворота, а Денди весело бежал впереди.
Они задержались на мосту, чтобы полюбоваться солнечными бликами на весело журчащей воде в речке и оглянуться на дом.
— Как ты считаешь, Линтон-холл уродлив? — спросил Себастьян как будто между прочим.
Своего собственного первого впечатления он уже не помнил. Теперь для него это был просто Линтон, дом, в котором он жил.
— О нет, мне кажется, он очень красив. У него есть свои недостатки, но он держится с большим достоинством. И в нем нет ни капли самодовольства. А ты как думаешь? По-моему, он сам не принимает себя всерьез.
Себастьян улыбнулся, вспомнив, сколько насмешек обрушили на его дом Салли и компания. Но правда была на стороне Рэйчел: она неизмеримо превосходила их по человеческим качествам и умела видеть не только глазами (а взгляд у нее был проницательный), но и своим добрым сердцем.
— Я решил отремонтировать вон ту трубу, — сообщил он, указывая пальцем, — и переложить черепицу над карнизом, где течет крыша. Холиок говорит, что это место протекает уже больше ста лет.
Рэйчел вопросительно взглянула на него. Вероятно, ее удивило, что именно он решился нарушить столетнюю традицию равнодушия и пренебрежения. Себастьян и сам не смог бы объяснить, что его на это подвигло.
— А как выглядит твой дом в Суффолке? — спросила она, когда они вновь пустились в путь.
— Он называется Стейн-корт. Он огромный, просто необъятный. Не дом, а лабиринт с привидениями. Я его всегда терпеть не мог.
— Почему?
— Не знаю. Я в нем терялся, когда был ребенком. Казалось, он меня вот-вот поглотит. Тепла в нем было не больше, чем в поминальной часовне в честь безымянных героев, павших на войне.
— Но ты будешь там жить, когда унаследуешь титул своего отца?
— Да, наверное. Это будет моя основная резиденция, но большую часть времени я намерен жить в Лондоне. А что? Все так делают.
Нахмурившись, Себастьян поднял палку и бросил ее на тропинку перед собой. Денди радостно помчался за ней. Какое-то время они шли в молчании.
— Ты умеешь ездить верхом?
Рэйчел улыбнулась и отрицательно покачала головой.
— Я тебя научу. У меня есть лошадь, которая тебе подойдет, кобыла по кличке Молли. Кроткая, как ягненок. Ты не прочь?
Сам он уже предвкушал удовольствие.
— Я думаю, не стоит.
— Боишься лошадей?
— Нет, дело не в этом.
— Тогда в чем? Честное слово, тебе понравится!
Она опять покачала головой, улыбаясь, но не поднимая глаз. Он решил пока не настаивать. Ему впервые пришло в голову, что Рэйчел, быть может, вовсе не жаждет выставлять напоказ их отношения. Ну да, конечно, все дело в этом! Ему захотелось хлопнуть себя по лбу. Всегда так гордившийся глубоким знанием женщин, Себастьян почему-то проявил редкостную слепоту в отношении именно этой женщины. Но он намеревался извлечь уроки из своих ошибок. Не было на свете более прилежного исследователя женской натуры, чем Себастьян Верлен, когда предмет казался ему достойным интереса.
Они дошли до дальнего конца заброшенного канала, соединявшего Уик с рекой Плим, по которому лет десять или двадцать назад в Уикерли и другие селения, далекие от побережья, переправляли грузы из Девенпорта и Плимута.
— Это твоя земля? — спросила Рэйчел, Себастьян кивнул.
— А коровы?
Она указала на небольшое стадо пестрых джерсейских коров, лениво щипавших травку на лугу. Завидев парочку, любопытные животные подошли поближе, ни на минуту не переставая жевать. Низкая каменная стенка, ограждавшая поле, удержала их на расстоянии сорока футов. Денди, занятый вынюхиванием Бог весть чего в поросшей осокой прибрежной воде канала, подскочил на целый фут при виде коровьего нашествия, жалобно тявкнул для храбрости и тотчас же спрятался за юбками Рэйчел.
— Я же говорила, что надо было назвать его Лютиком, — пошутила она, лаской успокаивая испуганного щенка.
— Неблагодарная тварь! Со мной он знаком по крайней мере минут на десять дольше, чем с тобой, однако же за защитой бежит именно к тебе.
— Если бы ты носил юбки, — со смехом утешила его Рэйчел, — он наверняка прибежал бы к тебе. И не забывай, ты посадил его в ящик, а я выпустила. Он умный пес: знает, кто ему друг.
Они сели на поваленное буковое дерево неподалеку от берега и стали смотреть на стоячую воду канала, на пронзительно голубое небо и на растущие по берегам полевые цветы.
— В тюрьме мне снились цветы, — погрустнев, сказала Рэйчел. — Иногда мне довольно было закрыть глаза, чтобы поверить, что моя камера превратилась в оранжерею. — Она криво усмехнулась. — Это настоящий подвиг воображения, но у меня было много времени для тренировки. Я притворялась, что поливаю цветы, подрезаю ветки, выпалываю сорняки, разрыхляю руками чистую плодородную землю, а солнце нещадно палит сквозь стеклянную крышу.
Себастьян молча взял ее руку и поднес к губам, а она тихонько покачала головой, давая ему понять, что не нужно ее жалеть. Однако владевшие им чувства были далеки от жалости.
— Все это позади. Мрак, холод, беспросветность — все кончилось.
Рэйчел наклонила голову.
— Да, я знаю.
— Нет, по-моему, еще не знаешь. Но со временем ты поймешь.
Себастьян улыбнулся, чтобы смягчить мрачную торжественность минуты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105