— Нет, наверное, нет, но…
— А какие доводы приводили твои родители? Как они убедили тебя принять предложение?
— Они говорили… что это блестящая партия для меня, что я буду с ним счастлива. У моего отца стало ухудшаться зрение; они сказали, что, если я выйду замуж, он мог бы уйти на пенсию раньше, чем ослепнет… Что я буду жить не так уж далеко от дома, что мы могли бы часто видеться… Что моя мать на старости лет обрела бы покой и благополучие… Что у меня будут слуги, красивые наряды, что я смогу путешествовать…
— Итак, — подытожил Себастьян, — смотри, что получается. Выходя за него замуж, ты становилась женой образцового семьянина, который относился к тебе с обожанием, приобретала богатство и могла спасти своего отца от слепоты. Что и говорить, ты проявила верх эгоизма.
— Но я его не любила, — горячо возразила Рэйчел. — И если бы я отказалась, они не стали бы меня принуждать. Это был мой собственный выбор. Я никогда не обвиняла их в том, что случилось.
— И напрасно.
— Нет, ты не понимаешь. Если бы я сказала «нет», я могла бы спасти себя. Надо было прислушаться к инстинкту, говорившему мне с самого начала, что от Уэйда лучше бы держаться подальше. Вместо этого я позволила взять верх над собой каким-то ошибочным представлениям о долге. Я проявила…
— Великодушие.
— Слабохарактерность. Глупость…
— Мягкость. Уступчивость. Кротость.
— Никчемность, бесхребетность…
Он схватил ее за руки и заставил подняться с земли. Ему пришлось переступить через путающегося под ногами пса, чтобы ее обнять. Глупо было надеяться, что он сможет избавить ее от угрызений совести, просто держа в объятиях, но Себастьян считал, что должен как-то ее утешить, а слова были бессильны.
— Помолчи-ка минутку, — грубовато проворчал он, прижимая ее к себе.
Они замерли, и через некоторое время напряжение ушло из ее тела.
— Вот уж не думал, что придется когда-нибудь просить тебя замолчать.
— Со мной все в порядке. Честное слово. Мне нелегко рассказывать тебе все эти вещи, но… оказалось, что это совсем не так трудно, как я предполагала. И уж тем более я не предполагала, что смогу довериться именно тебе…
— Пути Господни неисповедимы, — согласился Себастьян.
Но, кроме него, ей не к кому было обратиться, хотя он слишком часто злоупотреблял своим преимуществом. Так часто, что оба они сбились со счета. Вероятно, мера ее одиночества выражалась именно в том, что Себастьян по-прежнему оставался для нее единственным человеком, которому она могла довериться.
— Как Лидия отнеслась к вашему браку? — продолжил Себастьян свои расспросы.
— Как и следовало ожидать. Она пришла в ужас. Мысль о том, что я стану ее мачехой, вовсе не привела ее в восторг, и я не могла ее в этом винить. Но она все перенесла очень достойно, не устроила сцены во время венчания или еще чего-то в том же роде. Она стояла безмолвно, с каменным лицом, явно страдая, но не высказала мне ни единого упрека. Мы поженились в Уикерли; нас обвенчал старый викарий, отец преподобного Моррелла. Вот в то время я и познакомилась с твоим другом Салли. И с мэром Вэнстоуном, хотя тогда он не был мэром. После венчания никакого званого обеда в доме Рэндольфа устраивать не стали, все было очень скромно. Моя мать мечтала о более шумной и блестящей свадьбе, ей хотелось, чтобы об одержанной ею победе знали все, но Рэндольф настоял на скромном обряде из уважения к чувствам Лидии. Во всяком случае он так сказал. И вот мы поженились. Неделю спустя он был уже мертв.
Рэйчел отошла от Себастьяна и повернулась к нему спиной, устремив взгляд на пастбище, раскинувшееся на противоположном берегу заброшенного канала. Он проводил ее взглядом — высокую стройную женщину с сединой в волосах, затянутую в мрачное черное платье.
— Как это случилось? — спросил он тихо.
— Его забили насмерть каминной кочергой. У него в кабинете. Дверь не была взломана, все вещи остались на месте. Лидия всю неделю прожила у своей тетки, чтобы дать нам возможность…
Тут голос Рэйчел дрогнул; она обхватила себя руками и посмотрела на небо.
— Возможность побыть вдвоем. Кроме слуг и нас двоих, в доме никого не было.
— Это ты его нашла?
Она покачала головой.
— Ранним утром его обнаружила одна из горничных. В тот самый день мы собирались отправиться во Францию. В наше свадебное путешествие.
— Почему они решили, что это сделала ты?
— Накануне вечером мы повздорили, а слуги все слышали. Слышали, как он кричал и как я плакала. И потом… я же уже говорила: дверь не была взломана. Ну а когда началось дознание, полиция заставила меня рассказать, что представлял собой наш брак, и все решили, что у меня был веский мотив убить его. Иногда… иногда мне начинало казаться, что я и вправду это сделала. В каком-то трансе, как сомнамбула. Мне хотелось, чтобы он умер, и вот — он умер.
— Нет, ты его не убивала. Ты прекрасно это знаешь.
С горестной улыбкой она бросила на него взгляд, полный признательности.
— Но почему ты никому не рассказала о том, что он творил? Своим родителям или…
— Я рассказала. Я написала им письмо. Но я же была полной невеждой в отношении того, что считается нормальным между мужем и женой, а что нет. Моя мать перед свадьбой не сказала мне ровным счетом ничего, только предупредила, что мне это скорее всего не понравится. А в своем письме я все изложила такими туманными намеками, что оно их ничуть не встревожило.
Себастьян со стыдом вспомнил, как еще совсем недавно ему не терпелось узнать во всех зловещих подробностях, что же именно проделывал с ней Уэйд. Ему даже заранее хотелось, чтобы эти подробности оказались как можно более шокирующими. Теперь он ничего больше не хотел знать, напротив, хотел забыть обо всем раз и навсегда, сделать эту тему запретной, стереть ее из памяти. Но было уже слишком поздно. Рэйчел больше не была его игрушкой, его собственностью, она стала его возлюбленной. Она могла рассказать ему все, что вздумается, и он должен был слушать, не поморщившись, и терпеть, как бы это ни было мучительно для него.
Он подошел к ней сзади, положил руки ей на плечи. Волна удивительной нежности затопила его, как только он к ней прикоснулся. Тем более удивительной, что нежность была смешана поровну с желанием. Ему эта смесь казалась непривычной, потому что до сих пор все его желания бывали четко определены. Его окружали женщины, которыми ему хотелось обладать, на которых приятно было смотреть, потому что они были красивы, к тому же своей доступностью они льстили его тщеславию. Был ли он когда-нибудь влюблен? Влюблен по-настоящему? Приходилось ли ему хоть раз считаться с желаниями женщины вопреки своим собственным, если только речь не шла об обольщении? Себастьян припомнил нескольких бывших любовниц, которые хоть что-то для него значили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105