— Об этом и речи быть не может. — Некоторое время они шли молча, потом стали обмениваться обычными новостями о состоянии дел в доме и на ферме, то есть о том, что каждому из них было ближе всего. Луна заходила, было уже очень поздно. Они шли мимо стоявшего на возвышении павильона — небольшого заброшенного каменного строения, когда-то служившего летним домиком. Денди, бежавший впереди, вдруг застыл на месте и залился звонким лаем. Уильям и Рэйчел остановились, оглядывая невысокий, заросший травой склон.
— Тихо, Денди! — негромко приказала Рэйчел. — О Господи, да он сейчас перебудит весь дом.
В это мгновение чья-то неясная тень показалась в дверях павильона, заметалась на крыльце и вновь скрылась внутри.
Уильям сразу же схватил Рэйчел за руку и оттащил ее назад, загородив своей могучей спиной.
— Воришка, — пояснил он. — Теперь ему никуда не деться. Стойте тут.
Рэйчел была благодарна ему за заботу, но не испытывала страха; скорее всего, подумала она, Денди вспугнул не вора, а парочку, выбравшую заброшенный павильон в качестве любовного гнездышка. Она послушно осталась на месте, провожая взглядом управляющего, пока тот решительным шагом поднимался вверх по склону. В его походке удивительно сочетались осторожность и бесстрашие. Денди перестал лаять и завилял хвостом. Либо он и в самом деле был худшим в мире сторожевым псом, либо ее догадка оказалась верна, и в павильоне скрывался кто-то из домашних. Она услышала, как Уильям, на манер римского легионера из какой-нибудь пьесы, кричит: «Кто там ходит?» Ему что-то невнятно ответил женский голос. Не в силах больше сдерживать любопытство, Рэйчел подхватила юбки и начала торопливо подниматься следом за Уильямом.
Он стоял в низком арочном проеме, целиком загораживая вход своей мощной фигурой, и что-то тихо говорил, причем ответов не было слышно. Рэйчел поднялась на цыпочки, чтобы заглянуть ему через плечо. Поначалу она ничего не смогла разобрать в темном, сыроватом, нечистом и пахнущем плесенью помещении, но, когда ее глаза привыкли к темноте, она различила жмущуюся к задней стене хрупкую фигурку. Это была Сидони Тиммс.
— Ну хватит прятаться, — мягко уговаривал Уильям, — никто тебя не обидит. Давай выходи по-хорошему. Тут со мной миссис Уэйд. Почему бы тебе не выйти? Нам надо спокойно поговорить. Вот и умница!
Он сделал шаг назад, и Рэйчел тоже пришлось попятиться, чтобы пропустить вперед Сидони. Девушка выбралась из-под арки, опасливо косясь на них сквозь длинные растрепанные черные волосы. Она стояла босиком, переминаясь с ноги на ногу, ее башмаки были аккуратно выставлены у порога, а рядом с ними лежала потрепанная шаль и подушка.
— Что ты здесь делаешь, Сидони? — ласково спросила Рэйчел, решив, что настал ее черед вмешаться. — Неужели ты тут спала?
— Да, мэм, — призналась Сидони, повесив голову и упорно глядя в землю. — Я ничего не поломала, честное слово! Я просто спала.
— Но почему? Из-за жары?
Сидони ответила не сразу. Она взглянула на Уильяма, который высился над ней, как великан, потом на Рэйчел, вновь опустила взгляд и после мучительно затянувшегося молчания наконец пробормотала:
— Нет.
— В чем же тогда дело? — продолжала расспросы озадаченная Рэйчел. — Почему ты хочешь спать здесь, Сидони? Тебе не нравится твоя комната?
Сидони спала на третьем этаже в одной комнате с Тесс, милой, скромной, благонравной девушкой. Не может быть, чтобы ей помешала Тесс!
— О нет, мэм, у меня прекрасная комната! У меня в жизни не было ничего подобного!
— Но тогда почему?
Сидони провела большим пальцем ноги по краю каменной ступеньки, беспокойно комкая в руках край фартука.
— Просто я не могу там оставаться подолгу. Не могу этого вынести. Вы небось думаете, что я рехнулась, но стены на меня давят.
Она опять перевела взгляд с Рэйчел на Уильяма, моля о понимании, потом безнадежно пожала плечами и отвернулась.
Рэйчел вдруг порывисто положила руку на плечо Сидони. Ее, как иглой, пронзила догадка. Сама она не испытывала в тюрьме подобного рода мучений, ее не терзала безрассудная боязнь замкнутого пространства, но она видела, как страдают другие. Беспомощные вопли протеста по-прежнему стояли у нее в ушах: она была вынуждена слушать их ежедневно и еженощно на протяжении десяти лет.
— Почему? — озадаченно спросил Уильям. — Чем тебе стены помешали?
Рэйчел уже готова была ответить вместо нее, объяснить, что подобного рода страх, пусть беспочвенный, тем не менее совершенно реален и неодолим, но Сидони вдруг заговорила сама, и ее ответ заставил Рэйчел ахнуть.
— Ничем, я знаю, но они мне напоминают, сколько раз я сидела, запертая папашей в сундуке. Как увижу стены, мне так и кажется, будто я вот-вот задохнусь. Даже кричать хочется.
Открытое лицо Холиока помрачнело от гнева, однако его голос прозвучал спокойно и ровно:
— Давайте-ка присядем на минутку. Мне как-то лучше думается, когда я сижу.
И вот они все втроем сели на верхней ступеньке крылечка у входа в летний павильон — Рэйчел и Уильям по бокам, Сидони в середине. Луна зашла, каминные трубы Линтон-холла чернели на фоне предрассветного неба. Потрясенная и переполненная сочувствием, Рэйчел не знала, что сказать. Ей стало несказанно легче, когда разговор начал Уильям. Он заговорил самым обыденным тоном, будто речь шла о чем-то заурядном:
— Стало быть, твой папаша запирал тебя в сундук, и ты поэтому не можешь пяти минут подряд пробыть на кухне. Все из-за стен, верно?
Сидони сумела только кивнуть в ответ.
— А зачем ему понадобилось проделывать такой бессердечный и подлый трюк?
— Он уверял, что я грешница. Наказывал меня, но… за такие пустяки… За то, что оставила маслобойку под дождем или не почистила оловянную посуду до полного блеска, как ему нравилось. Я не так боялась побоев, как этого сундука. Мы в нем хранили запасные одеяла и другую ветошь. Он все из сундука выбрасывал и заставлял меня забираться внутрь.
Тут Сидони обхватила колени руками и прижалась к ним лбом в красноречивой позе, куда более понятной, чем любые слова.
— Обычно он запирал меня только на ночь, но как-то раз я просидела в сундуке целый день.
К концу рассказа ее голос дрогнул, и она спрятала лицо в складках юбки. Похолодев от ужаса, Рэйчел обвила рукой худенькие плечи девушки и прижала ее к себе. Уильям выглядел совершенно несчастным. Он тоже поднял руку, словно намереваясь погладить Сидони по согнутой дугой спине, но тут же бессильно уронил ее. Рэйчел бросила ему сочувственный взгляд. Она была женщиной — ей дозволялось утешать Сидони, обнимая и поглаживая ее по плечу, Уильяму этого делать не полагалось, он был мужчиной.
Сидони утерла слезы ладонями, а ладони вытерла о подол.
— Я больше не буду плакать, мэм, — всхлипнула она с дрожащей благодарной улыбкой, от которой у Рэйчел защемило сердце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105