И он сдвинул Флору выше по стене, и вошел в нее еще глубже, охваченный странным неистовством, которое заставляло двигаться быстрее и резче — как бы в надежде, что эта все более и более энергичная и такая дурманящая возня отвлечет его от путаницы собственных мыслей.
Никогда прежде — с другими женщинами — Адам не испытывал такого бешеного желания вышагнуть из пределов банального полового акта и взойти с этого уровня наслаждения куда-то выше — куда? куда?
До сих пор любовь сводилась именно к этому — он мнил себя знатоком любви, искусным любовником, он красовался своей мужской силой, умением не торопиться и с чувством, толком и расстановкой доводить женщину до оргазма. Род игры, в которой он был великим мастером.
Сейчас, делая то же самое, и делая с обычным блеском, Адам ощущал себя мелким шулером. Сейчас, когда душа впервые по-настоящему участвовала в судорожных движениях тела, было тошно от собственной привычной техники, от привычного мастерства. Как если бы раньше его эмоции во время секса выходили знакомым узеньким туннелем, а теперь настолько укрупнились, что не могли протиснуться сквозь прежде вполне просторный ход — застревали внутри и душили…
Это не более чем элементарная животная реакция на перевозбуждение, цинично твердил себе Адам, это вульгарная заголенность нервов, это издержки экстаза. Но, так или иначе, никогда он не испытывал такой бури чувств во время близости с женщиной.
— О… если бы… мы… всегда… вместе… вечно… — с паузами выдыхала Флора, полуобезумевшая от экстатического наслаждения. Его движения были как отливы и приливы — огромное удовольствие чередовалось с еще большим удовольствием…
— Вечно… так? — шепнул Адам. В следующий момент он отшагнул от стены, приподнял любовницу повыше, на всю глубину вошел в нее под новым углом и спросил: — Или так?
О, как восхитительно было это его дурачество!
— Эй, хозяин!
Оба вздрогнули от резкого мужского голоса.
Адам Серр застыл и повернул голову в сторону, откуда пришел крик. В дверях стоял работник и щурился после яркого света. Челюсть у него отвисала по мере того, как он различал все больше и больше деталей представшей глазам сцены.
Хозяин пару секунд тупо таращился на него, затем в бешенстве рявкнул:
— Я занят, черт возьми!
И возобновил ритмичное движение. Флора потеряла нить наслаждения. Все ее тело напряглось, щеки стали пунцовыми от стыда.
— О Господи… Адам! — прохрипела она.
— Он ушел, — прошептал Адам, покрывая ее щеки быстрыми поцелуями. — Не переживай. Больше никто не явится.
У него так и стояла перед глазами ошарашенная физиономия Мэтью. Слава Богу, Флора не повернула голову и не рассмотрела парня, а то было бы еще хуже.
— Он нас видел! — испуганно шепнула в ответ Флора. В ее голосе звучал искренний ужас.
— Да плевать! Пусть хоть вся Монтана любуется! — ответил Адам. Достаточно было нескольких движений внутри ее, чтобы он вернулся к прежнему экстатическому забвению всего. Сейчас он действительно был в том состоянии, когда его не остановила бы и целая толпа зрителей за спиной.
— Только это важно, биа, — тихонько и со страстью добавил он. При этом он чуть отстранился от нее, но Флора тут же вцепилась ему в плечи и притянула обратно — значит, и она возвращалась в прежнее одурманенное состояние. — Только это важно! — громким шепотом повторил Адам.
И она в ответ впилась ногтями в его лопатки. Да, она с ним, они опять воспарили в запредельные выси наслаждения.
— Только это… только это… — в упоении продолжал машинально твердить Адам в унисон со своими махами. Слова уже не имели смысла — просто чувственные выдохи, музыка страсти.
— Только это… только это… — повторял и повторял он. И вдруг простонал: — Сейчас, не уходи от меня, сейчас…
— Я здесь… здесь… вся… — отозвалась Флора. Вторжение работника напрочь стерлось из памяти.
Тело девушки вновь превратилось в сосуд наслаждения, и ни единой мысли не кружилось больше в ее голове. Она принадлежала Адаму с простодушным самозабвением нимфы, отдающейся властному сатиру.
Адам, как и любой мужчина, даже у самого пика наслаждения не был способен прекратить думать. И последней его мыслью перед извержением семени было то, что никто из вереницы его любовниц не идет в сравнение с Флорой Бонхэм.
В царстве чувственной страсти она — королева.
Ему довелось изведать стольких женщин, что он мог с уверенностью сказать: долго, еще очень долго не встретить ему равной жрицы любви!
Вершины наслаждения они достигли вместе. И это была всем вершинам вершина!..
Потом, когда Адам вернулся к действительности, когда стих звон в его ушах и зрение прояснилось, молодой человек отнес Флору дальше в тень и поднял по узкой лестнице на сеновал.
Опустив девушку, сомлевшую, еще почти невменяемую, на пряно пахнущее сено, он пробудил ее к жизни нежным поцелуем и восторженно прошептал:
— Ты владеешь своим телом, как скрипач скрипкой!
— О нет… — пробормотала она с рассеянно-блаженной улыбкой, — это ты… ты такой колдун!
— А может, всему причиной монтанский воздух! — ласково сказал Адам, к которому возвращалась способность шутить.
Молодой человек растянулся рядом с Флорой. На его губах бродила счастливая бессмысленная улыбка.
Флора понемногу приходила в себя.
— Большое упущение, — сказала она, подстраиваясь под шутливый тон Адама, — что в газетах не пишут об этом свойстве здешнего воздуха! Народ так и повалил бы сюда…
Ее голос был еще слаб и полон истомы.
— А тебя привлекла бы такая реклама?
— Только если бы ее напечатали под твоим портретом, — игриво отозвалась Флора.
— Я ничуть не жалею, что пошел на вечер к судье Паркмену, — внезапно произнес Адам.
Похоже, эта фраза заключала какой-то круг его невысказанных вслух размышлений.
— А я не жалею, что была такой нахалкой и соблазнила тебя. Ведь ты не осуждаешь, что я была такой инициативной?
— Никоим образом! — воскликнул Адам. — Твоя напористость мне очень понравилась. Только спасибо могу сказать.
— Я, наверно, выгляжу ужасно? Вся такая растрепанная…
Очень женский вопрос. Значит, Флора окончательно пришла в себя.
— Ты выглядишь весьма и весьма аппетитно.
— Так бы и проглотил?
— Ей-же-ей, так бы и проглотил!
— Послушай, откуда в тебе столько энергии? — Сама она так разомлела, что и пальцем повести не могла. И язык плохо ворочался. Что до Адама, то его голос звучал с обычной бодростью.
— Не знаю, — ответил он. — Должно быть, таким родился — неуемным.
Самодовольный тон резанул девушку намеком на его нескончаемые любовные приключения. Она ощутила болезненный укол ревности и сухо произнесла:
— Только не надо подробностей про то, на что ты свою энергию растрачиваешь!
— Ты о чем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Никогда прежде — с другими женщинами — Адам не испытывал такого бешеного желания вышагнуть из пределов банального полового акта и взойти с этого уровня наслаждения куда-то выше — куда? куда?
До сих пор любовь сводилась именно к этому — он мнил себя знатоком любви, искусным любовником, он красовался своей мужской силой, умением не торопиться и с чувством, толком и расстановкой доводить женщину до оргазма. Род игры, в которой он был великим мастером.
Сейчас, делая то же самое, и делая с обычным блеском, Адам ощущал себя мелким шулером. Сейчас, когда душа впервые по-настоящему участвовала в судорожных движениях тела, было тошно от собственной привычной техники, от привычного мастерства. Как если бы раньше его эмоции во время секса выходили знакомым узеньким туннелем, а теперь настолько укрупнились, что не могли протиснуться сквозь прежде вполне просторный ход — застревали внутри и душили…
Это не более чем элементарная животная реакция на перевозбуждение, цинично твердил себе Адам, это вульгарная заголенность нервов, это издержки экстаза. Но, так или иначе, никогда он не испытывал такой бури чувств во время близости с женщиной.
— О… если бы… мы… всегда… вместе… вечно… — с паузами выдыхала Флора, полуобезумевшая от экстатического наслаждения. Его движения были как отливы и приливы — огромное удовольствие чередовалось с еще большим удовольствием…
— Вечно… так? — шепнул Адам. В следующий момент он отшагнул от стены, приподнял любовницу повыше, на всю глубину вошел в нее под новым углом и спросил: — Или так?
О, как восхитительно было это его дурачество!
— Эй, хозяин!
Оба вздрогнули от резкого мужского голоса.
Адам Серр застыл и повернул голову в сторону, откуда пришел крик. В дверях стоял работник и щурился после яркого света. Челюсть у него отвисала по мере того, как он различал все больше и больше деталей представшей глазам сцены.
Хозяин пару секунд тупо таращился на него, затем в бешенстве рявкнул:
— Я занят, черт возьми!
И возобновил ритмичное движение. Флора потеряла нить наслаждения. Все ее тело напряглось, щеки стали пунцовыми от стыда.
— О Господи… Адам! — прохрипела она.
— Он ушел, — прошептал Адам, покрывая ее щеки быстрыми поцелуями. — Не переживай. Больше никто не явится.
У него так и стояла перед глазами ошарашенная физиономия Мэтью. Слава Богу, Флора не повернула голову и не рассмотрела парня, а то было бы еще хуже.
— Он нас видел! — испуганно шепнула в ответ Флора. В ее голосе звучал искренний ужас.
— Да плевать! Пусть хоть вся Монтана любуется! — ответил Адам. Достаточно было нескольких движений внутри ее, чтобы он вернулся к прежнему экстатическому забвению всего. Сейчас он действительно был в том состоянии, когда его не остановила бы и целая толпа зрителей за спиной.
— Только это важно, биа, — тихонько и со страстью добавил он. При этом он чуть отстранился от нее, но Флора тут же вцепилась ему в плечи и притянула обратно — значит, и она возвращалась в прежнее одурманенное состояние. — Только это важно! — громким шепотом повторил Адам.
И она в ответ впилась ногтями в его лопатки. Да, она с ним, они опять воспарили в запредельные выси наслаждения.
— Только это… только это… — в упоении продолжал машинально твердить Адам в унисон со своими махами. Слова уже не имели смысла — просто чувственные выдохи, музыка страсти.
— Только это… только это… — повторял и повторял он. И вдруг простонал: — Сейчас, не уходи от меня, сейчас…
— Я здесь… здесь… вся… — отозвалась Флора. Вторжение работника напрочь стерлось из памяти.
Тело девушки вновь превратилось в сосуд наслаждения, и ни единой мысли не кружилось больше в ее голове. Она принадлежала Адаму с простодушным самозабвением нимфы, отдающейся властному сатиру.
Адам, как и любой мужчина, даже у самого пика наслаждения не был способен прекратить думать. И последней его мыслью перед извержением семени было то, что никто из вереницы его любовниц не идет в сравнение с Флорой Бонхэм.
В царстве чувственной страсти она — королева.
Ему довелось изведать стольких женщин, что он мог с уверенностью сказать: долго, еще очень долго не встретить ему равной жрицы любви!
Вершины наслаждения они достигли вместе. И это была всем вершинам вершина!..
Потом, когда Адам вернулся к действительности, когда стих звон в его ушах и зрение прояснилось, молодой человек отнес Флору дальше в тень и поднял по узкой лестнице на сеновал.
Опустив девушку, сомлевшую, еще почти невменяемую, на пряно пахнущее сено, он пробудил ее к жизни нежным поцелуем и восторженно прошептал:
— Ты владеешь своим телом, как скрипач скрипкой!
— О нет… — пробормотала она с рассеянно-блаженной улыбкой, — это ты… ты такой колдун!
— А может, всему причиной монтанский воздух! — ласково сказал Адам, к которому возвращалась способность шутить.
Молодой человек растянулся рядом с Флорой. На его губах бродила счастливая бессмысленная улыбка.
Флора понемногу приходила в себя.
— Большое упущение, — сказала она, подстраиваясь под шутливый тон Адама, — что в газетах не пишут об этом свойстве здешнего воздуха! Народ так и повалил бы сюда…
Ее голос был еще слаб и полон истомы.
— А тебя привлекла бы такая реклама?
— Только если бы ее напечатали под твоим портретом, — игриво отозвалась Флора.
— Я ничуть не жалею, что пошел на вечер к судье Паркмену, — внезапно произнес Адам.
Похоже, эта фраза заключала какой-то круг его невысказанных вслух размышлений.
— А я не жалею, что была такой нахалкой и соблазнила тебя. Ведь ты не осуждаешь, что я была такой инициативной?
— Никоим образом! — воскликнул Адам. — Твоя напористость мне очень понравилась. Только спасибо могу сказать.
— Я, наверно, выгляжу ужасно? Вся такая растрепанная…
Очень женский вопрос. Значит, Флора окончательно пришла в себя.
— Ты выглядишь весьма и весьма аппетитно.
— Так бы и проглотил?
— Ей-же-ей, так бы и проглотил!
— Послушай, откуда в тебе столько энергии? — Сама она так разомлела, что и пальцем повести не могла. И язык плохо ворочался. Что до Адама, то его голос звучал с обычной бодростью.
— Не знаю, — ответил он. — Должно быть, таким родился — неуемным.
Самодовольный тон резанул девушку намеком на его нескончаемые любовные приключения. Она ощутила болезненный укол ревности и сухо произнесла:
— Только не надо подробностей про то, на что ты свою энергию растрачиваешь!
— Ты о чем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118