Дорогуша, а ты по-прежнему визжишь поросенком во время оргазма?
Он явно попал в точку, потому что краем глаза, снимая туфли, видел, как кучер густо покраснел.
Адам насмешливо посмотрел на приспешников своей жены и наставительно сказал им:
— Ребята, глядите внимательно. На «бис» не повторяю. — Затем повернулся к женщине, которая ухитрилась превратить его жизнь на многие годы в сущий ад: — Дорогуша, закрой глазки и думай о деньгах.
Быстрым жестом он задрал ей юбку на живот, после чего положил обе руки ей на плечи, словно намеревался поудобнее уложить ее. Но в следующий момент его правая рука метнулась под манжету панталон и выхватила оттуда небольшой нож с костяной ручкой. Еще секунда — и он рывком поднял Изольду, развернул перед собой лицом к «публике» и приставил нож к ее горлу. Из-под плотно прижатого лезвия выкатилась пара крупных капель крови.
— А теперь, друзья мои, — сказал Адам, дико блестя черными глазами, — давайте-ка обсудим ситуацию на полном серьезе.
Ни кучер, ни горничная не проронили ни слова. Парень шагнул было вперед, но Адаму стоило лишь прямо взглянуть ему в лицо.
— Будешь дергаться, Изольда, — сказал он, — резану до смерти. Ты знаешь, я это умею, я охотник с шести лет. Рука не дрогнет. В данный момент я испытываю к тебе такие горячие чувства, что лучше на рожон не лезь. — За годы брака он ни разу не поднял на нее руку. Даже простой пощечины, и той себе не позволил. Но вот — довела-таки. — А вы, ребята, бросайте свои хлопушки, — приказал он кучеру и горничной, наконец, доставая из кобуры свой револьвер. — Не геройствуйте. Я вашу госпожу убью без малейших колебаний. Право имею — после всего, что она со мной творила. Но я ее пощажу, если вы будете послушны.
Он не хотел крови, не хотел палить из револьвера. Сейчас, когда до отхода поезда так мало времени, ему ни к чему затевать стрельбу в номере фешенебельного «Кларендона».
Кучер и горничная тут же положили оружие на пол. Им не улыбалось поплатиться жизнью за свою хозяйку. Изольда не из тех, кто вдохновляет людей на самопожертвование.
Забрав оружие слуг, Адам показал горничной на комод, где лежал его последний покерный выигрыш.
— В верхнем ящике возьмите пачку долларов и поделите между собой. Там более чем достаточно, чтобы ублажить двух таких алчных негодяев, как вы. Но только сразу же убирайтесь из Саратоги.
Кучер выхватил пачку из рук горничной, они заспорили, затем проворно пересчитали деньги, снова заспорили и наконец разделили добычу поровну. После этого оба повеселели и, даже не оглянувшись на проигравшую бой хозяйку, вышли из номера — счастливые и довольные.
— Вот к чему приводит жадность, — наставительно произнес Адам, когда за слугами закрылась дверь. — За верность надо платить, и платить хорошо. Даже влюбленный мальчик, и тот сразу позабыл про все, как только в руках зашуршали доллары. Впредь тебе наука.
Тут Адам наконец отпустил жену, толкнув на диван. Трагикомическая сцена сильно утомила его. Все это было так некстати, так глупо. Надо быстрее собираться и ехать отсюда. Любые проволочки смерти подобны.
— Если тебе нужны деньги, — сказал он, устало вздохнув и садясь в кресло напротив дивана, — назови сумму. Я напишу расписку. Но с одним условием — чтоб больше я тебя никогда не видел. Сгинь из моей жизни.
— О, ты не избавишься от меня так легко! — прошипела Изольда, зажимая пальцем кровоточащую ранку на шее. — Погоди торжествовать! Мы женаты и останемся женаты до скончания твоих дней, хочешь ты того или нет. — Она уповала на свой последний козырь — развод во Франции запрещен. — Твоя помолвка с этой английской блудницей будет вечной.
Изольда уже пришла в себя после потрясения, разлеглась на диване и говорила свысока.
Адам с отвращением посмотрел на нее. Ничто мерзавку не учит. Она, словно кошка, всегда падает на лапы.
— А может, и впрямь прикончить тебя? — задумчиво проговорил Адам. — Разом развязать весь этот узел… Задушу, суну тело в дорожный сундук, погрузим сундук в мой вагон, а в Монтане тихохонько закопаем: степь у нас широкая, простор немереный — поместится хоть миллион таких негодяек, как ты.
Изольда несколько напряглась. Эти мысли вслух ей не очень понравились.
— Вот что, Изольда, — сказав Адам, — не испытывай судьбу, не дразни меня. Хочешь денег — называй сумму, пока я добрый. Будешь кочевряжиться — кончится совсем плохо.
Она услышала в его голосе такие нотки, от которых ей стало совсем не по себе. Он не шутит. Индейская кровь. У-у, дикарь чертов!
— Пятьдесят тысяч, — наконец решилась графиня. Практичность перевесила ненависть и желание мести.
— Завтра утром зайдешь в клуб Моррисея и получишь.
Он устало полуприкрыл глаза.
Изольда подхватилась с дивана и как ни в чем не бывало стала приводить в порядок платье.
— Ты же сам понимаешь, — сказала она тоном легкого светского разговора, — что развод невозможен. Даже если я вдруг решу дать тебе свободу, это не в моей воле. Да и твои братья косо посмотрят на то, что ты желаешь избавиться от меня. Ведь отец завешал тебе жениться на мне.
— Братьев я уважаю, — кивнул Адам, имея в виду своих единокровных братьев, живущих в Париже. — Но постоянно оглядываться на их мнение не стану. Быть паркетным шаркуном или придворным политиканом при дворе императора-выскочки — нет уж, увольте.
— Ты дурак! Именно Наполеон сделал их богатыми.
— Это отец оставил нам столько денег. А дружба Наполеона лишь помогла им округлить свои капиталы. Я думаю, ты выбрала не того из братьев. Я из них менее всего подхожу тебе.
— Придворная жизнь не по мне.
— Ну да, столько разных ограничений. А ты такая разнузданная, — заметил Адам с саркастической улыбкой.
Глядя на нее, такую, в сущности, красивую и свежую, он в тысячный раз спрашивал себя: что превратило эту женщину в низкую интриганку? Отчего она вся исходит злобой? Казалось, все у нее было: красота, успех у мужчин. Могла любить и быть любима… Впрочем, зная нравы, царящие в ее семье, легко понять, что, воспитанная в этаком гнезде алчности и разврата, она и не могла стать иной.
— Ладно, не с тобой обсуждать мое отношение к братьям, — сказал Адам и резко встал с кресла. Аромат камелий, к которому он успел привыкнуть, вдруг снова ударил ему в нос — его едва не стошнило. — Уходи.
— Забавно, я никогда не представляла, что ты способен влюбиться по-настоящему, — промолвила Изольда, медленно двигаясь к двери. — Ты удивил меня. Выглядишь дурак дураком. Как влюбленный молокосос. — Произнеся эти слова, первые более или менее человеческие слова, начиная со вторжения в театральную ложу, она тут же свернула в свою обычную колею и прибавила: — Что ж, я искренне рада, что ты втюрился — ты теперь щедрей обычного.
Адам отвернулся, чтобы в последнее мгновение не поддаться соблазну прикончить эту тварь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Он явно попал в точку, потому что краем глаза, снимая туфли, видел, как кучер густо покраснел.
Адам насмешливо посмотрел на приспешников своей жены и наставительно сказал им:
— Ребята, глядите внимательно. На «бис» не повторяю. — Затем повернулся к женщине, которая ухитрилась превратить его жизнь на многие годы в сущий ад: — Дорогуша, закрой глазки и думай о деньгах.
Быстрым жестом он задрал ей юбку на живот, после чего положил обе руки ей на плечи, словно намеревался поудобнее уложить ее. Но в следующий момент его правая рука метнулась под манжету панталон и выхватила оттуда небольшой нож с костяной ручкой. Еще секунда — и он рывком поднял Изольду, развернул перед собой лицом к «публике» и приставил нож к ее горлу. Из-под плотно прижатого лезвия выкатилась пара крупных капель крови.
— А теперь, друзья мои, — сказал Адам, дико блестя черными глазами, — давайте-ка обсудим ситуацию на полном серьезе.
Ни кучер, ни горничная не проронили ни слова. Парень шагнул было вперед, но Адаму стоило лишь прямо взглянуть ему в лицо.
— Будешь дергаться, Изольда, — сказал он, — резану до смерти. Ты знаешь, я это умею, я охотник с шести лет. Рука не дрогнет. В данный момент я испытываю к тебе такие горячие чувства, что лучше на рожон не лезь. — За годы брака он ни разу не поднял на нее руку. Даже простой пощечины, и той себе не позволил. Но вот — довела-таки. — А вы, ребята, бросайте свои хлопушки, — приказал он кучеру и горничной, наконец, доставая из кобуры свой револьвер. — Не геройствуйте. Я вашу госпожу убью без малейших колебаний. Право имею — после всего, что она со мной творила. Но я ее пощажу, если вы будете послушны.
Он не хотел крови, не хотел палить из револьвера. Сейчас, когда до отхода поезда так мало времени, ему ни к чему затевать стрельбу в номере фешенебельного «Кларендона».
Кучер и горничная тут же положили оружие на пол. Им не улыбалось поплатиться жизнью за свою хозяйку. Изольда не из тех, кто вдохновляет людей на самопожертвование.
Забрав оружие слуг, Адам показал горничной на комод, где лежал его последний покерный выигрыш.
— В верхнем ящике возьмите пачку долларов и поделите между собой. Там более чем достаточно, чтобы ублажить двух таких алчных негодяев, как вы. Но только сразу же убирайтесь из Саратоги.
Кучер выхватил пачку из рук горничной, они заспорили, затем проворно пересчитали деньги, снова заспорили и наконец разделили добычу поровну. После этого оба повеселели и, даже не оглянувшись на проигравшую бой хозяйку, вышли из номера — счастливые и довольные.
— Вот к чему приводит жадность, — наставительно произнес Адам, когда за слугами закрылась дверь. — За верность надо платить, и платить хорошо. Даже влюбленный мальчик, и тот сразу позабыл про все, как только в руках зашуршали доллары. Впредь тебе наука.
Тут Адам наконец отпустил жену, толкнув на диван. Трагикомическая сцена сильно утомила его. Все это было так некстати, так глупо. Надо быстрее собираться и ехать отсюда. Любые проволочки смерти подобны.
— Если тебе нужны деньги, — сказал он, устало вздохнув и садясь в кресло напротив дивана, — назови сумму. Я напишу расписку. Но с одним условием — чтоб больше я тебя никогда не видел. Сгинь из моей жизни.
— О, ты не избавишься от меня так легко! — прошипела Изольда, зажимая пальцем кровоточащую ранку на шее. — Погоди торжествовать! Мы женаты и останемся женаты до скончания твоих дней, хочешь ты того или нет. — Она уповала на свой последний козырь — развод во Франции запрещен. — Твоя помолвка с этой английской блудницей будет вечной.
Изольда уже пришла в себя после потрясения, разлеглась на диване и говорила свысока.
Адам с отвращением посмотрел на нее. Ничто мерзавку не учит. Она, словно кошка, всегда падает на лапы.
— А может, и впрямь прикончить тебя? — задумчиво проговорил Адам. — Разом развязать весь этот узел… Задушу, суну тело в дорожный сундук, погрузим сундук в мой вагон, а в Монтане тихохонько закопаем: степь у нас широкая, простор немереный — поместится хоть миллион таких негодяек, как ты.
Изольда несколько напряглась. Эти мысли вслух ей не очень понравились.
— Вот что, Изольда, — сказав Адам, — не испытывай судьбу, не дразни меня. Хочешь денег — называй сумму, пока я добрый. Будешь кочевряжиться — кончится совсем плохо.
Она услышала в его голосе такие нотки, от которых ей стало совсем не по себе. Он не шутит. Индейская кровь. У-у, дикарь чертов!
— Пятьдесят тысяч, — наконец решилась графиня. Практичность перевесила ненависть и желание мести.
— Завтра утром зайдешь в клуб Моррисея и получишь.
Он устало полуприкрыл глаза.
Изольда подхватилась с дивана и как ни в чем не бывало стала приводить в порядок платье.
— Ты же сам понимаешь, — сказала она тоном легкого светского разговора, — что развод невозможен. Даже если я вдруг решу дать тебе свободу, это не в моей воле. Да и твои братья косо посмотрят на то, что ты желаешь избавиться от меня. Ведь отец завешал тебе жениться на мне.
— Братьев я уважаю, — кивнул Адам, имея в виду своих единокровных братьев, живущих в Париже. — Но постоянно оглядываться на их мнение не стану. Быть паркетным шаркуном или придворным политиканом при дворе императора-выскочки — нет уж, увольте.
— Ты дурак! Именно Наполеон сделал их богатыми.
— Это отец оставил нам столько денег. А дружба Наполеона лишь помогла им округлить свои капиталы. Я думаю, ты выбрала не того из братьев. Я из них менее всего подхожу тебе.
— Придворная жизнь не по мне.
— Ну да, столько разных ограничений. А ты такая разнузданная, — заметил Адам с саркастической улыбкой.
Глядя на нее, такую, в сущности, красивую и свежую, он в тысячный раз спрашивал себя: что превратило эту женщину в низкую интриганку? Отчего она вся исходит злобой? Казалось, все у нее было: красота, успех у мужчин. Могла любить и быть любима… Впрочем, зная нравы, царящие в ее семье, легко понять, что, воспитанная в этаком гнезде алчности и разврата, она и не могла стать иной.
— Ладно, не с тобой обсуждать мое отношение к братьям, — сказал Адам и резко встал с кресла. Аромат камелий, к которому он успел привыкнуть, вдруг снова ударил ему в нос — его едва не стошнило. — Уходи.
— Забавно, я никогда не представляла, что ты способен влюбиться по-настоящему, — промолвила Изольда, медленно двигаясь к двери. — Ты удивил меня. Выглядишь дурак дураком. Как влюбленный молокосос. — Произнеся эти слова, первые более или менее человеческие слова, начиная со вторжения в театральную ложу, она тут же свернула в свою обычную колею и прибавила: — Что ж, я искренне рада, что ты втюрился — ты теперь щедрей обычного.
Адам отвернулся, чтобы в последнее мгновение не поддаться соблазну прикончить эту тварь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118