Лучше не дразнить попусту свои чувства напоминаниями о прошедших упоительных часах, твердила она себе.
Но и гостиная наводила на все те же мрачные мысли — ибо здесь они занимались любовью чуть ли не в каждом углу. Тут, там, и там, и там…
Обведя комнату взглядом. Флора горестно вздохнула. Схватив со стула небрежно брошенную на спинку Адамову сорочку, она порывистым жестом прижала ее к своей голой груди — как будто этим куском шелка могла закрыться от горестных размышлений. Куда там! Сорочка пахла Адамом.
Наплыв эмоций был так велик, что Флора проворно отшвырнула сорочку прочь, словно змею. После этого нервы разыгрались до того, что она, по-прежнему голая, стала вышагивать по периметру комнаты. Черт побери этого Адама! Никогда раньше мужчины не приводили ее в состояние внутреннего смятения и душевного разброда. Никогда! Чтобы вот так переживать, маяться и голышом метаться по комнате — нет, такое впервые! Обычно мужчины были милым развлечением, способом развеяться между учеными трудами — забава в ряду других забав. Душа ее почти не участвовала в любовных приключениях. Было занятно лишиться девственности, было занятно опробовать разных мужчин в постели. Но чтобы трепетно любить, трагически страдать, охать, ахать и суетиться и вообще переживать весь тот вздор, что описан в романах, — такого не бывало. И вот — пожалуйста! Это отвратительно, глупо и недопустимо!
Натыкаясь на какие-то предметы мебели, Флора раз десять обежала всю гостиную, постепенно доводя себя до состояния, близкого к исступлению.
И к своему величайшему ужасу, когда Адам вошел в номер, она сделала то, что достойно лишь самой последней дуры: кинулась к нему, обхватила его, как испуганный темнотой и одиночеством ребенок, и разрыдалась у Адама на груди.
— Извини… извини, пожалуйста, — лепетала она между всхлипами, но взять себя в руки никак не могла, и потоки слез продолжали литься из ее глаз.
Молодой человек был несколько ошарашен.
— Что случилось? — снова и снова спрашивал он, ласково поглаживая ее по волосам.
— Ничего… все замечательно, — выдавила из себя Флора и заплакала пуще прежнего.
Он обнял ее и нежно зашептал:
— Прости, золотце, я не должен был уходить. Скажи же, что случилось?
Его сочувствие, его ласковые слова вызвали новую серию особенно отчаянных всхлипов.
Адам отодвинул девушку от себя и вопросительно заглянул ей в глаза.
— Ничего не случилось, — еще раз между всхлипами подтвердила она.
Но было яснее ясного, что нечто произошло. Что именно?.. Очевидно, сейчас было не время это выяснять. Поэтому он зашептал какие-то полубессмысленные слова и повел ее к дивану, сел и усадил себе на колени.
Когда она перестала плакать, Адам решился спросить:
— Ну а теперь ты скажешь, что стряслось? Быть может, я как-то помогу.
— Я… я… это просто дурость, — сказала Флора, тяжко хлюпая носом. — Наверное, я просто устала.
Взяв платок и ласково осушая ее мокрые щеки, Адам не оставил попытки докопаться до правды.
— Без меня кто-то заходил? — спросил он, безмерно удивленный ее истерикой. Он еще никогда не видел ее в таком состоянии.
Флора мотнула головой — никто не заходил.
— Может, ты ударилась случайно? — спросил он, обегая ее тело быстрым взглядом.
Девушка опять отрицательно мотнула головой.
— Ну ладно, — сказал Адам. — Пожалуй, тебе лучше поспать, если ты так устала… Я, очевидно, сам виноват — не давал тебе толком отдохнуть…
— Ты ни в чем не виноват, — тихо прошептала Флора, вытирая с лица последние слезы. — И спать мне совсем не хочется.
— А чего ты хочешь, золотце? Только скажи — и мы это сделаем.
— Я хочу в Париж, — вдруг брякнула Флора, и в ее глазах вспыхнул проказливый огонек.
— Хорошо, уже пакуюсь, — кивнул Адам с мягкой улыбкой. Нежно пощекотав чувствительный уголок ее все еще немного перекошенного рта, он добавил: — Поужинаем с императором.
— И ты сводишь меня на бега.
— Мы с тобой обязательно побываем на ипподроме, — спокойно согласился Адам. — Все мужчины будут наставлять на тебя бинокли и люто завидовать мне.
— А остановлюсь я в твоем доме, да?
— Конечно. Такую вертихвостку разве можно отпустить от себя хотя бы на минуту! — с серьезным видом сказал Адам, крепко обнимая ее.
— Мы будем танцевать в Тюильрийском дворце!
— А также в Сен-Клу!
— И все женщины так будут завидовать мне! — страстным шепотом произнесла Флора.
— Нашему празднику не будет конца!
— Да, вместе навсегда, — тихонько молвила Флора, горестно вздохнула и добавила: — Быстрей поцелуи меня, а не то я опять разревусь.
Адам покорился — и был с ней дивно нежен, как будто она вдруг стала ужасно хрупкой и ее надо было касаться с предельной осторожностью. После того, как он мелкими поцелуями осушил остатки слез на ее розовых щечках. Флора ощутила легкие горячие прикосновения его губ на своих закрытых веках, на надбровных дугах, на лбу…
Его деликатные поцелуи вливали в нее душевную силу, и черные тучи отчаяния постепенно рассеивались.
— Ты потрясающий, удивительный мужчина, — пробормотала она, открывая глаза и ласково ероша волосы возлюбленного. Теперь ей даже захотелось улыбнуться — и она улыбнулась. — Раскрой мне секрет, почему ты такой замечательный.
— Ну, хитрости тут никакой, — отшутился Адам, воспринимая ее слова только в одном смысле — как комплимент его неутомимости в любви. — Начнем с того, что я всегда по утрам плотно завтракаю, много сплю и…
— Ты никогда не спишь.
— Ну уж прямо! Изредка случается и поспать. Хотя в нашей ситуации спать было бы непрости-тельным грехом с моей стороны.
— Да, потому что у нас так мало времени…
Он осторожно покосился на девушку, пытаясь оценить стабильность ее эмоционального состояния.
— Да, именно потому, что у нас так мало времени, — сказал Адам наконец, играя с ее золотисто-каштановыми локонами. — Мигер убит, мне надо отправляться к себе на север.
— Когда ты уезжаешь? — спросила Флора ровным тоном. Гордость не позволила вскрикнуть.
— Сразу после тебя. Надо полагать, новость уже известна в лагере ополченцев, но за их действиями необходимо еще какое-то время последить — эти ребята способны наломать дров, даже оставшись без предводителя. Даст Бог, они сразу подожмут хвост и разбегутся. Однако с пьяных глаз могут и бед наделать. Ну а если все сойдет гладко, то в августе я планирую выставить своих лошадей на бегах в Саратоге.
— Люси говорила, что на этот раз ты возьмешь ее с собой.
Если набраться мужества, то вежливыми фразами не так уж трудно прикрывать истинные чувства.
— О да, ей хочется поглядеть, как будет бежать наш Магнус!
— Полагаю, такой прекрасный конь не может не выиграть главный приз, — сказала Флора со светской улыбкой, хотя на душе у нее кошки скребли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
Но и гостиная наводила на все те же мрачные мысли — ибо здесь они занимались любовью чуть ли не в каждом углу. Тут, там, и там, и там…
Обведя комнату взглядом. Флора горестно вздохнула. Схватив со стула небрежно брошенную на спинку Адамову сорочку, она порывистым жестом прижала ее к своей голой груди — как будто этим куском шелка могла закрыться от горестных размышлений. Куда там! Сорочка пахла Адамом.
Наплыв эмоций был так велик, что Флора проворно отшвырнула сорочку прочь, словно змею. После этого нервы разыгрались до того, что она, по-прежнему голая, стала вышагивать по периметру комнаты. Черт побери этого Адама! Никогда раньше мужчины не приводили ее в состояние внутреннего смятения и душевного разброда. Никогда! Чтобы вот так переживать, маяться и голышом метаться по комнате — нет, такое впервые! Обычно мужчины были милым развлечением, способом развеяться между учеными трудами — забава в ряду других забав. Душа ее почти не участвовала в любовных приключениях. Было занятно лишиться девственности, было занятно опробовать разных мужчин в постели. Но чтобы трепетно любить, трагически страдать, охать, ахать и суетиться и вообще переживать весь тот вздор, что описан в романах, — такого не бывало. И вот — пожалуйста! Это отвратительно, глупо и недопустимо!
Натыкаясь на какие-то предметы мебели, Флора раз десять обежала всю гостиную, постепенно доводя себя до состояния, близкого к исступлению.
И к своему величайшему ужасу, когда Адам вошел в номер, она сделала то, что достойно лишь самой последней дуры: кинулась к нему, обхватила его, как испуганный темнотой и одиночеством ребенок, и разрыдалась у Адама на груди.
— Извини… извини, пожалуйста, — лепетала она между всхлипами, но взять себя в руки никак не могла, и потоки слез продолжали литься из ее глаз.
Молодой человек был несколько ошарашен.
— Что случилось? — снова и снова спрашивал он, ласково поглаживая ее по волосам.
— Ничего… все замечательно, — выдавила из себя Флора и заплакала пуще прежнего.
Он обнял ее и нежно зашептал:
— Прости, золотце, я не должен был уходить. Скажи же, что случилось?
Его сочувствие, его ласковые слова вызвали новую серию особенно отчаянных всхлипов.
Адам отодвинул девушку от себя и вопросительно заглянул ей в глаза.
— Ничего не случилось, — еще раз между всхлипами подтвердила она.
Но было яснее ясного, что нечто произошло. Что именно?.. Очевидно, сейчас было не время это выяснять. Поэтому он зашептал какие-то полубессмысленные слова и повел ее к дивану, сел и усадил себе на колени.
Когда она перестала плакать, Адам решился спросить:
— Ну а теперь ты скажешь, что стряслось? Быть может, я как-то помогу.
— Я… я… это просто дурость, — сказала Флора, тяжко хлюпая носом. — Наверное, я просто устала.
Взяв платок и ласково осушая ее мокрые щеки, Адам не оставил попытки докопаться до правды.
— Без меня кто-то заходил? — спросил он, безмерно удивленный ее истерикой. Он еще никогда не видел ее в таком состоянии.
Флора мотнула головой — никто не заходил.
— Может, ты ударилась случайно? — спросил он, обегая ее тело быстрым взглядом.
Девушка опять отрицательно мотнула головой.
— Ну ладно, — сказал Адам. — Пожалуй, тебе лучше поспать, если ты так устала… Я, очевидно, сам виноват — не давал тебе толком отдохнуть…
— Ты ни в чем не виноват, — тихо прошептала Флора, вытирая с лица последние слезы. — И спать мне совсем не хочется.
— А чего ты хочешь, золотце? Только скажи — и мы это сделаем.
— Я хочу в Париж, — вдруг брякнула Флора, и в ее глазах вспыхнул проказливый огонек.
— Хорошо, уже пакуюсь, — кивнул Адам с мягкой улыбкой. Нежно пощекотав чувствительный уголок ее все еще немного перекошенного рта, он добавил: — Поужинаем с императором.
— И ты сводишь меня на бега.
— Мы с тобой обязательно побываем на ипподроме, — спокойно согласился Адам. — Все мужчины будут наставлять на тебя бинокли и люто завидовать мне.
— А остановлюсь я в твоем доме, да?
— Конечно. Такую вертихвостку разве можно отпустить от себя хотя бы на минуту! — с серьезным видом сказал Адам, крепко обнимая ее.
— Мы будем танцевать в Тюильрийском дворце!
— А также в Сен-Клу!
— И все женщины так будут завидовать мне! — страстным шепотом произнесла Флора.
— Нашему празднику не будет конца!
— Да, вместе навсегда, — тихонько молвила Флора, горестно вздохнула и добавила: — Быстрей поцелуи меня, а не то я опять разревусь.
Адам покорился — и был с ней дивно нежен, как будто она вдруг стала ужасно хрупкой и ее надо было касаться с предельной осторожностью. После того, как он мелкими поцелуями осушил остатки слез на ее розовых щечках. Флора ощутила легкие горячие прикосновения его губ на своих закрытых веках, на надбровных дугах, на лбу…
Его деликатные поцелуи вливали в нее душевную силу, и черные тучи отчаяния постепенно рассеивались.
— Ты потрясающий, удивительный мужчина, — пробормотала она, открывая глаза и ласково ероша волосы возлюбленного. Теперь ей даже захотелось улыбнуться — и она улыбнулась. — Раскрой мне секрет, почему ты такой замечательный.
— Ну, хитрости тут никакой, — отшутился Адам, воспринимая ее слова только в одном смысле — как комплимент его неутомимости в любви. — Начнем с того, что я всегда по утрам плотно завтракаю, много сплю и…
— Ты никогда не спишь.
— Ну уж прямо! Изредка случается и поспать. Хотя в нашей ситуации спать было бы непрости-тельным грехом с моей стороны.
— Да, потому что у нас так мало времени…
Он осторожно покосился на девушку, пытаясь оценить стабильность ее эмоционального состояния.
— Да, именно потому, что у нас так мало времени, — сказал Адам наконец, играя с ее золотисто-каштановыми локонами. — Мигер убит, мне надо отправляться к себе на север.
— Когда ты уезжаешь? — спросила Флора ровным тоном. Гордость не позволила вскрикнуть.
— Сразу после тебя. Надо полагать, новость уже известна в лагере ополченцев, но за их действиями необходимо еще какое-то время последить — эти ребята способны наломать дров, даже оставшись без предводителя. Даст Бог, они сразу подожмут хвост и разбегутся. Однако с пьяных глаз могут и бед наделать. Ну а если все сойдет гладко, то в августе я планирую выставить своих лошадей на бегах в Саратоге.
— Люси говорила, что на этот раз ты возьмешь ее с собой.
Если набраться мужества, то вежливыми фразами не так уж трудно прикрывать истинные чувства.
— О да, ей хочется поглядеть, как будет бежать наш Магнус!
— Полагаю, такой прекрасный конь не может не выиграть главный приз, — сказала Флора со светской улыбкой, хотя на душе у нее кошки скребли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118