У Аниты был опыт ухаживания за больными: несколько лет она ухаживала за своим отцом. Она накрыла Дамарис одеялами и попросила меня принести грелки. Я помчалась на кухню. Плита вовсю топилась. Ну где же Смит? Если бы он скорее пришел домой, он мог бы очень помочь. Но я знала, что он уходил с Демоном за несколько миль, и до его возвращения мог пройти еще целый час.
Я принесла грелки, и Анита обложила ими Дамарис. Она печально посмотрела на меня.
— Боюсь, твоя тетя потеряет ребенка, — сказала она. Дамарис открыла глаза. Сначала она ничего не понимала, потом увидела меня и Аниту.
— Мы пришли и обнаружили тебя на галерее, — сказала я.
— Я упала, — ответила она, потом посмотрела вверх и увидела дамасковый полог. — О нет, нет, — застонала она. — Не здесь… ни за что… ни за что…
Анита дотронулась до ее лба, и хотя Дамарис закрыла глаза, лицо у нее было встревоженным.
Наконец приехал Бенджи с доктором. Когда доктор осмотрел Дамарис, он сказал:
— Она потеряет этого ребенка.
В Эндерби наступили печальные дни. Дамарис оправилась, но была в отчаянии.
— Кажется, у меня никогда не будет детей, — говорила она.
Присцилла постоянно навещала ее, но ухаживала за ней Анита, ставшая незаменимой в доме. Бенджи остался у нас. Он сказал, что не уедет, пока не будет уверен, что Дамарис в безопасности.
Я слышала, как шептались слуги:
— А все этот дом, — говорили они. — Он полон призраков. Почему бы вдруг госпожа упала? Я считаю, что кто-то или что-то толкнуло ее.
— В этом доме никогда не будет счастья. О нем уже давно ходят всякие слухи.
Я начала задумываться, действительно ли в этом что-то есть? Когда дом затихал, я становилась под галереей и воображала, что тени наверху обретают очертания, становятся людьми, которые давным-давно жили здесь.
Бенджи часто навещал нас в ту весну и лето, и однажды во время его визита Анита вошла в классную комнату, сияя от радости.
— У меня для тебя новость, Кларисса, — сказала она. — Я выхожу замуж.
Я посмотрела на нее в изумлении, и вдруг меня осенила догадка.
— Бенджи! — воскликнула я. Анита кивнула.
— Он сделал мне предложение, и я приняла его. О, я так рада! Он самый добрый человек из всех, кого я знала. Он действительно чудесный человек, и я не могу поверить своему счастью.
Я сжала ее в объятиях.
— Я так довольна, так счастлива! Ты и Бенджи… Это же ясно… и это абсолютно правильно!
Я почувствовала, как огромная ответственность свалилась с моих плеч. Эта сосредоточенность на своих обязательствах стала какой-то навязчивой идеей. И вот Бенджи перестал быть кем-то, кому я что-то должна. Он потерял Карлотту и меня — что ж, зато теперь у него будет Анита.
Комментарий Арабеллы был таков:
— Харриет осталась бы довольна.
Все сошлись на том, что для обоих это наилучший вариант.
— Кстати, — сказала Присцилла, — нам нужно подумать о новой гувернантке для Клариссы.
— Такую, как Анита, мы уже не найдем, — вздохнула Арабелла.
Дамарис сказала, что временно учить меня будет она сама, и добавила, что Аниту следует выдать замуж из Эндерби, который, в конце концов, стал теперь ее домом.
И наконец сыграли свадьбу. Приготовления захватили Дамарис, так как она решила, что Анита должна почувствовать себя членом нашей семьи. Мы все были особенно рады за Бенджи. Он изменился: меланхолия покинула его, и было чудесно, что наконец-то к нему пришло счастливое событие.
Итак, Анита и Бенджи поженились и уехали возрождать Эйот Аббас.
Мне исполнилось одиннадцать лет, когда был подписан Утрехтский мир. Все вздохнули с облегчением, ведь это означало, что война кончилась. Прадедушка Карлтон постоянно обсуждал это событие, и за обеденным столом в Эверсли-корте ни о чем другом почти не говорили. Он стучал кулаком по столу и распространялся о порочности якобитов, о том, что подписание мира было для них решающим ударом.
— Это самое лучшее, что могло случиться, — сказал он. — Отличный урок для предателей. Луи вынужден будет теперь выгнать их из Франции. Этого не избежать. Теперь они начнут тайком пробираться в Англию.
— Каждый имеет право на собственные взгляды, отец, — напомнила ему Присцилла.
Он посмотрел на нее из-под кустистых бровей и огрызнулся:
— Нет, если это вероломные якобиты.
— Даже если это они, — настаивала Присцилла.
— Женщина, — пробормотал прадедушка Карлтон.
Мы были рады, что война закончилась, а поскольку королем Испании стал Филипп Анжуйский, вся эта война теперь казалась бессмысленной. Брат Присциллы, Карл, занимавший высокий пост в армии, должен был приехать домой, и это не могло не доставить большую радость Арабелле и Карлтону. Год прошел мирно. Летом я гостила в Эйот Аббасе и наслаждалась происшедшими в доме переменами. Без сомнения, Анита и Бенджи были счастливы. Дом стал напоминать те времена, когда там жила Харриет.
Был довольно холодный сентябрьский день; упорно не расходившийся туман скрывал солнце. Я поехала в Эверсли-корт, так как было воскресенье, а у нас вошло в обычай по воскресеньям обедать там. Бабушка Присцилла настаивала на сохранении этого обычая, чтобы подбодрить Арабеллу, которая так и не отошла после смерти Харриет и здоровье которой уже не было таким крепким.
Даже я видела перемену в обоих стариках. Арабелла временами выглядела очень печальной. Она как будто заглядывала в свое прошлое, и ее взгляд затуманивался, когда она что-то вспоминала. Прадедушка стад более раздражительным, и иногда его было трудно в чем-то убедить.
После обеда мы сидели, потягивая бузинную настойку из кладовой Арабеллы, обсуждая ее качество и сравнивая ее с вином последнего урожая. Карлтон, как всегда, сел на своего любимого конька — якобитов.
Тот факт, что мой отец был одним из их лидеров, не имел значения. Всякий раз, когда Карлтон вспоминал о них, лицо его становилось чуть краснее и брови подрагивали от возмущения.
Я всегда хотела защитить якобитов, потому что, когда он так говорил о них, передо мной как живой вставал Хессенфилд. Иногда я думала, знает ли об этом Карлтон? Он имел вредную привычку постоянно дразнить молодых людей, которые были ему интересны, и дразнить тем настойчивее, чем больше они ему нравились. Я часто видела, как эти сверкающие глаза выглядывали из-под густых бровей, которые, казалось, становились все гуще с каждым разом, что я его видела.
Даже сейчас, хотя предполагалось, что он говорит с Ли и Джереми, глаза его были устремлены на меня. Вероятно, он заметил мой румянец и блеск в глазах.
— Ха, ха! — воскликнул он. — «Вон!»— сказал король Франции. Двор Сен-Жермена! Какое право имеет Яков на свой двор, когда его изгнали из единственного, на который он мог претендовать!
— У него было на это разрешение короля Франции, — напомнил ему Джереми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95