— Стоит цветочного магазина!
— Я имею в виду, если его продать… Вы могли бы купить цветочный магазин в сердце Парижа за эти деньги.
— О, Жанна, — сказала я с упреком, — из-за тебя я буду чувствовать себя так, будто прогуливаюсь с цветочным магазином вокруг шеи.
Позднее мне пришлось вспомнить этот разговор.
Странно было праздновать Рождество без семьи, и я даже обрадовалась, когда оно прошло. Здесь слишком много играли в карты, а мои мысли были в Эндерби с Дамарис и Сабриной.
Это была суровая зима. Мы оставались в Лондоне, где погода была чуть мягче, но даже там в течение нескольких дней лежали высокие снежные сугробы, завалившие двери домов, и мы не могли выйти на улицу.
Оттепель началась в конце февраля, а в начале марта я получила письмо от Присциллы:
«Я не хотела, чтобы ты рисковала в дороге, но мне кажется, что тебе следует выехать при первой возможности. Дамарис стало хуже. Вероятно, ревматизм затронул сердце. Я думаю, что ты должна приехать, дорогая. Она мечтает повидаться с тобой, но не признается в этом из-за опасения, что ты подвергнешься риску в пути, а она не может этого допустить».
Я показала письмо Лансу. Он не хотел покидать сейчас Лондон. У него было несколько приглашений к нашим знакомым, и я знала, что он собирается нанести им визиты. Более того, его присутствие требовалось в усадьбе. В то же время он не мог допустить, чтобы я путешествовала одна.
— У меня будет все в порядке, — сказала я. — Мне надо ехать, так как на этом настаивает Присцилла. Я захвачу с собой слуг.
— Я поеду с тобой, — возразил он.
Мне было приятно его желание сопровождать меня, но потом я стала размышлять, что меня ожидает в Эндерби. Ясно, что Дамарис очень больна. Если она умрет (а у меня было такое ужасное предчувствие), я должна буду подумать о Сабрине, и я знала, что мне лучше удалось бы справиться с ожидающими меня трудностями, если бы я приехала одна.
Когда Ланс бывал там, Сабрина держалась отчужденно. В ее маленьком ревнивом сердце таилось нелепое, но пылкое чувство обиды, и оно было направлено против Ланса только потому, что она считала, будто он для меня важнее всех.
Я сказала:
— Не знаю, что я там найду. Уверена, что у всех подавленное настроение. Сабрина теперь очень несчастна. Ланс, я думаю, что смогу управиться одна.
Он сразу понял меня. Возможно, он даже почувствовал облегчение. Грустные дела не привлекали его. Ему нравилось все, связанное с удовольствиями.
— Как хочешь, — сказал он, — но если ты все-таки пожелаешь, чтобы я поехал с тобой, тебе стоит только сказать об этом.
— Я знаю, — сказала я благодарно, — и спасибо тебе, Ланс.
Жанна настаивала на том, чтобы поехать со мной. Она считала, что я буду нуждаться в ней. И я была рада ее компании.
— А сэр Ланс, — продолжала она, — он останется дома?
— Я сказала ему, что так будет лучше. Она покачала головой:
— Ему следовало бы ехать с вами. Нельзя оставлять его одного с…
Она не докончила, и я не просила ее уточнить.
И вот в последний день марта я выехала в Эндерби.
Хотя мне было ясно, что Дамарис серьезно больна, все же я оказалась неподготовленной к тому, что нашла здесь.
Это и в самом деле был дом скорби. К моему приезду Дамарис уже умерла. Ее сердце ослабело еще в молодости, во время первого приступа ревматической лихорадки, и возвращение болезни было свыше ее сил.
Едва войдя в дом, я почувствовала, что он доволен, так как это его естественное состояние. Счастью, веселью, празднику не было места с Эндерби. Этот дом снова стал живым, он обрел свою родную стихию — зло и угрозы, навеянные трагедиями прошлого.
В маленькой комнате на первом этаже стоял гроб. Комната была затемнена занавесями, висевшими на окнах. При свете двух свечей лежавшая в гробу Дамарис выглядела молодой и красивой, и следы боли сошли с ее лица. На голове у нее был белый чепец из тонкого брюссельского кружева, и я разглядела верх рубашки с кружевным воротом. Дамарис выглядела такой мирной, отстраненной от всех хлопот жизни. Она отдыхала, но что оставалось тем, кого она покинула?
Джереми выглядел человеком, сбившимся с пути и отчаявшимся найти его снова. Он был похож на призрак. По словам Смита, мой дядя не ел и не спал. Казалось, он не способен понять, что она ушла навсегда.
— Я в отчаянии, — сказал Смит. — Когда она приехала, все здесь преобразилось. Она была сущим ангелом. И вот теперь она отправилась к ангелам… если вы верите в такие вещи. Они поступили бы лучше, разрешив ей остаться здесь. Ангелы могли бы обойтись и без нее, а мистер Джереми не может. Она ушла, и все изменилось и будет как прежде. Не знаю, что и делать, мисс Кларисса. Ведь осталась маленькая сирота. Что с нею станется?
— Мы что-нибудь придумаем, Смит, не бойся, — сказала я.
Сабрина не пришла поздороваться со мной, как она это делала прежде. Я спросила Нэнни Керлью:
— Где она?
— Последние дни никто не может справиться с этим ребенком, — ответила Нэнни. — Она замкнулась в себе и, кажется, никого не хочет видеть.
Наконец я отыскала Сабрину в одной из мансард. Она сидела под старым столом и делала вид, что читает.
— Привет, Сабрина, — сказала я. — Ты не знала, что я приехала?
— Знала, — ответила она и уткнулась в книгу. Я забралась под стол, села рядом с ней и обняла ее.
— Мне казалось, ты будешь рада видеть меня. А ты не рада?
— Не уверена.
Я начала выбираться из-под стола, но Сабрина слегка придвинулась ко мне и сказала:
— Она умерла.
Я снова села и прижалась к ней:
— Да.
— У меня теперь нет мамы.
— Дорогая Сабрина, у тебя есть все мы. У тебя есть дедушка, бабушка, прабабушка… и я.
— Все думают, что я ее убила.
— Никто так не думает.
— Они не говорят этого, но подразумевают, и это так и есть, да? Потому что она вытащила меня из замерзшего пруда.
— Это был несчастный случай, Сабрина.
— Но я подготовила этот несчастный случай, и папа ненавидит меня.
— Разумеется, нет.
— Зачем ты это говоришь, если знаешь, что ненавидит? Почему люди всегда лгут? Мы должны говорить правду.
— Конечно, должны, и мы говорим правду. Твой отец вовсе не ненавидит тебя.
— Ты лжешь, — сказала она. — Не надо лгать. Мне неважно, ненавидит ли он меня; я тоже ненавижу его. Я обняла ее и крепко прижала к себе, говоря:
— Сабрина, моя дорогая малышка Сабрина. Вдруг я почувствовала, как она прижалась ко мне. Я подумала, что она сейчас заплачет, и это было бы для нее благом. Но она не расплакалась. Вместо этого она чуть слышно сказала:
— Останься здесь, Кларисса. Я погладила ее по волосам.
— Я буду заботиться о тебе, Сабрина, — сказала я.
После этого она перестала избегать меня, и я почувствовала, что добилась успеха.
Я направилась в Довер-хаус. Бедную Присциллу совсем придавило горе. Дамарис была ее любимой дочерью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95