Однажды я очень встревожилась: после обеда дамы покинули стол, чтобы поболтать без мужчин, когда же я вновь вышла в зал, то увидела, что мужчины рассаживаются за карты.
В глазах Ланса я увидела азарт и поняла, что, когда Лансом овладевает игровая лихорадка, он становится другим человеком. Прежде я всегда чувствовала его ласковое внимание к себе на таких вечерах. Он постоянно был рядом, в чем я особенно нуждалась, когда он первый раз представлял меня своим друзьям. Он давал мне подробное и всегда занимательное описание людей, которых мы встречали, рассказывая мне, что им нравится, что не нравится, предупреждая меня об их недостатках, облегчая мне путь к успеху в обществе. Я всегда чувствовала эту особую заботу и была благодарна ему за нее. А теперь он попросту забыл про меня. И этот блеск в его глазах мне суждено теперь видеть многие годы.
Игра началась. Те, кто не принимал в ней участия, вынуждены были занимать себя сами. Несколько женщин присоединились к играющим, и я заметила, что они играют так же азартно, как и мужчины.
Когда те, кто не хотел сидеть за картами, уехали, я пошла в спальню. Ланс продолжал играть. Я лежала в постели, ожидая, когда он придет. Он пришел уже в четвертом часу, подошел к кровати и посмотрел на меня.
— Не спишь? — спросил он. — Ты должна была уже крепко спать.
— Ты тоже, — сказала я.
Он наклонился и поцеловал меня.
— Сегодня была хорошая игра. Я выиграл двести фунтов.
— Ты ведь мог их проиграть, — ужаснулась я.
— Что за мрачная точка зрения! Я выиграл двести фунтов, а ты говоришь о проигрыше. Ладно. Я куплю тебе новое платье, когда мы вернемся в Лондон.
— У меня достаточно новых платьев.
— Ну что ты, платье для женщины никогда не лишнее. Ты сердишься, дорогая. Это потому, что я надолго оставил тебя одну?
— Я хочу, чтобы ты не так сильно увлекался картами.
— С твоей стороны очень мило так заботиться обо мне, — беспечно сказал Ланс.
— Придет день… — начала я.
— Довлеет дневи злоба его, — процитировал он. — Хороший девиз. Это один из моих девизов. Ты должна сделать его своим, Кларисса. Ну вот, я пришел и через миг буду с тобой.
Пока Ланс не вернулся, я лежала в тревоге. Он тихонько скользнул под одеяло и обнял меня.
— Позволь мне поцелуями разгладить эти насупленные брови. Помни, я тот, кого ты любишь… у меня полно недостатков… но ты все равно меня любишь.
Он был так пылок в любви, и я совсем забыла, что была оставлена одна. В глубине души я знала, что произошло что-то, с чем я должна смириться, но в тот момент я предпочла обо всем забыть.
ДУТОЕ ПРЕДПРИЯТИЕ
Наступило Рождество. Ланс и я поехали в Эндерби. Жанна, конечно, поехала с нами. Было так чудесно опять вернуться в лоно семьи.
Дамарис обрадовалась нашему приезду, и я была тронута той серьезностью, с которой она изучала меня, чтобы убедиться, что я счастлива в замужестве. Джереми стоял рядом с ней, встречая нас, и хотя он был более сдержан, я знала, что радость его искренна. Сабрина с разбегу налетела на меня и обняла мои колени.
— Ты приехала домой, — кричала она. — Кларисса приехала домой! Ты теперь останешься? Я хочу показать тебе моего нового пони. Его зовут Цыган, потому что дедушка Ли купил его у цыган. Он может много миль пробежать галопом и никогда не устанет, как другие пони. Пойдем, посмотрим его!
— Не сейчас, дорогая. Еще будет время, — сказала Дамарис.
— Нет, сейчас… ну, пожалуйста!
— Дай мне сначала помыться и переодеться, Сабрина, — сказала я.
Это была все так же Сабрина, чьи собственные дела оказывались настолько неотложными, что ей было трудно представить, как может существовать еще что-то столь же важное.
Она прибежала в нашу комнату. Это была комната, в которой мы провели нашу первую ночь; комната, будившая в Дамарис такие воспоминания. Прочитав ее записи, я все поняла. Дорогая Дамарис! Теперь я была близка с ней как никогда зная, сколько она страдала и как наконец-то пришла к своему счастью с помощью Джереми и меня. Это по-особому связало нас. Я никогда не забуду, что мы значили друг для друга, и хотя сейчас я уже не нуждалась в ее заботе и вела свою собственную жизнь, связь между нами была все еще сильна.
— Можно я останусь здесь с тобой, Кларисса? — спросила Сабрина. — Эта комната лучше, чем моя.
Она прислонилась щекой к пологу и умоляюще посмотрела на меня. Ланс сказал:
— Ты не можешь теперь спать с Клариссой, ведь я здесь.
— А почему не могу?
— Потому что это мое место.
— Ты можешь спать на моей кровати.
— Ты очень добра, но, знаешь, я предпочитаю эту кровать.
Она бочком подошла к нему.
— Моя кровать хорошая. Нэнни Керлью придет и укроет тебя одеялом — — Вынужден отказаться от этого удовольствия, — сказал Ланс.
Сабрина нахмурилась, но без всякой враждебности. Он нравился ей; единственное, что она имела против него, это то, что он забрал меня отсюда.
Ланс взял ее на руки, причем она немного посопротивлялась для виду. Он выставил малышку за двери и закрыл за ней. Я услышала, как Сабрина засмеялась и побежала по коридору.
— Вот кто будет жить так, как захочет, — сказал он. — Она своего добьется, вот увидишь.
— Это славное существо.
— Мне кажется, все ее немного балуют, за исключением достойной Нэнни Керлью.
Он прижал меня к себе; я знала, что он вспомнил о первой ночи, которую мы провели в этой комнате.
Это было счастливое Рождество. Надо было навестить родственников, и все праздники по традиции проходили в основном в Эверсли-корте. Были украшения из остролиста и плюща; церемония внесения рождественского полена; рождественские гимны; всенощная в канун Рождества; поцелуи под белою омелой; сладкие пироги в форме гробов, которые изображали вифлеемские ясли. Сабрина любила раздавать «рождественские коробочки» на другой день после Рождества, когда всякий, кто оказал услугу семье, получал «коробочку», то есть денежный подарок. Прадедушка Карлтон ворчал о том, что он и так оказал торговцам услугу, купив их товар, и ему непонятно, почему он должен награждать своих слуг. Это они должны дать ему «рождественскую коробку».
— Чепуха, — сказала прабабушка Арабелла. — Ты же знаешь, что никогда не отменишь «рождественских коробок».
— Бедный прадедушка, — вставила Сабрина. — Никто не дает ему «рождественской коробочки».
И тут она подошла и сунула ему в руки блестящий новый пенни, и старик, по сути очень сентиментальный, сказал, что это лучший рождественский подарок, который он когда-либо получал, и что он будет носить его с собой до конца своих дней и его положат ему в гроб.
Это очень заинтриговало Сабрину и испортило ее щедрый жест, ибо было ясно, что она теперь станет жить в предвкушении этого зрелища.
— Не ворчи, Карлтон, — сказала Арабелла. — Если тебе позволить, ты у всех отобьешь охоту веселиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95