Он отпускал комплименты прекрасному цвету ее лица и несколько раз даже коснулся ее щек. Но этот жест был так невинен, настолько чужд всяческого заигрывания, что скорее напоминал действия знатока, восхваляющего произведение искусства, поэтому Грэйс не обиделась и даже не смутилась. Каково же было ее удивление, когда Дункан подлетел к ним, явно разгневанный, и тотчас же набросился на беднягу Гарви.
— Эй, Торни! Жаль, что приходится об этом упоминать, но миссис Керкбрайд вот уже минут пять, если не больше, смотрит на тебя волком. И я только что понял — почему!
Гарви взглянул на друга с таким неподдельным недоумением, что Дункану пришлось немного смягчиться.
— Ты хоть соображаешь, что делаешь? — продолжал он. — Ты трогал лицо Грэйс!
— Что? То есть как? — ошарашенно переспросил Гарви, и тут его как будто осенило. — Боже милостивый! — воскликнул он. — Ради всего святого извини, Дункан. Клянусь тебе, мне очень жаль! Не надо было дотрагиваться до Грэйс. Конечно, это недопустимо. Просто я увлекся, увидев, как чудесно отблески огня играют на ее щечках, так похожих на спелые персики.
Он улыбнулся Грэйс, затем повернулся, чтобы отвесить низкий поклон грозной миссис Керкбрайд, и наконец вновь принялся извиняться перед Дунканом.
— Тебе бы не ко мне следовало обращаться, а к Грэйс! — напомнил Дункан. — Ты же ее лицо гладил, а не мое!
Торни перевел взгляд с Грэйс на Дункана, и по его лицу расплылась улыбка, полная понимания.
— Ну уж нет! — возразил он. — На сей счет я с тобой даже спорить не стану. Думаю, и Грэйс согласится, что мои извинения адресеваны кому следует. И
Грэйс, ни минуты не колеблясь, ласково улыбнулась Дункану. Она прекрасно понимала, что такого тонкого наблюдателя, как Гарви, невозможно обмануть уверениями, будто они всего лишь друзья.
— Вот видишь! — подмигнул он Дункану, весьма довольный собой.
— Только смотри, никому ни слова! — прошептал Дункан. — Я еще ничего не сказал Конистану. Ты же знаешь, как он настроен против нашей свадьбы.
При этих словах Гарви впал в глубокую задумчивость. Он слегка нахмурился и стал насвистывать сквозь зубы, а потом запрокинул голову и уставился в небо, обдумывая сообщенную Дунканом новость. Через минуту он заметил:
— Черт возьми, до чего же много в небе звезд! И как они ухитряются не попадать на землю, просто не понимаю!
Грэйс взглянула на Гарви в надежде услыхать от него что-нибудь более дельное и была приятно удивлена, когда он продолжил:
— Не далее, как сегодня утром Эммелайн намекнула мне, чтобы во время выборов Королевы Турнира я отдал свой голос вам, Грэйс. Но мне только что пришло в голову куда более удачное решение!
Он оглянулся на Эммелайн, как раз возвращавшуюся к своему месту в сопровождении Конистана. Виконт не замедлил подвинуть себе стул и сесть рядом с нею, не прерывая чрезвычайно важного, судя по его энергичным жестам, разговора. Она кивала, изредка улыбаясь. Казалось, эти двое не замечают никого вокруг.
— Они составляют прекрасную пару, не правда ли? — проговорила Грэйс.
Оба джентльмена согласно кивнули, а Гарви заметил:
— Я считаю, что на этот год следует решительно порвать со сложившейся традицией. Эммелайн стала бы прекрасной Королевой, вам не кажется? Ну а если Конистан сумеет стать Рыцарем-Победителем, смею высказать предположение, что твоя просьба, Дункан, встретит куда более благосклонный прием!
Дункан усмехнулся:
— Я тоже думаю, что мисс Пенрит следует испробовать своего собственного лекарства! Оно пойдет ей на пользу!
И тут же все трое дали клятву, что каждый из них сделает все от него зависящее, чтобы в следующую субботу королевская корона досталась Эммелайн.
34
Состязание в стрельбе из пистолета очень скоро свелось к поединку между сводными братьями: Конистаном и Дунканом. Чтобы понаблюдать за ходом соревнования, гости расположились на краю поля по обе стороны от соперников. Дамы сидели под навесами, защищавшими их от ослепительного июльского солнца, а господа (те, что уже отстрелялись и выбыли из игры) с радостью утешились возможностью провести последние минуты Испытания в Меткости рядом со своими избранницами.
Такой распорядок, очевидно, всем пришелся по душе, и звуки выстрелов, раздававшиеся через равные промежутки времени, когда Дункан и Конистан по очереди прицеливались в расположенные на расстоянии тридцати ярдов мишени, не прерывали беспечного разговора, сопровождаемого веселым смехом.
Эммелайн прохаживалась среди гостей, напоминая слугам, чтобы они вовремя наполняли лимонадом стаканы юных леди, пивом кружки джентльменов и не забывали о миндальном ликере для замужних дам, однако ее внимание было скорее показным, нежели искренним. Всякий раз, когда на стрельбище звучал выстрел, она не могла удержаться, чтобы не взглянуть на соперников. Они стояли в десяти футах один от другого, храня строгое молчание. Да, они были братьями, но спортивный азарт был заложен в них еще в детстве, и никакие братские чувства не заставили бы их в эту минуту обменяться хотя бы улыбками.
Приложив ладонь козырьком ко лбу, чтобы защитить глаза от солнца, Эммелайн еще раз взглянула на соперников и заметила, что двое слуг передвигают мишени еще на три ярда дальше, возвещая таким образом второй раунд поединка. Сердце у нее заколотилось где-то прямо в горле, а потом словно провалилось куда-то в бездну, дыхание стеснилось, виски ломило от пульсирующей крови. Она не могла отвести взгляда от высокой фигуры Конистана. Он выглядел безупречно в бежевых лосинах, красновато-коричневом камзоле для верховой езды и высоких кожаных сапогах, блестевших на ярком солнце. Длинные пряди волос у него на затылке развевались на ветру.
Как сильно он изменился, в который раз подумала Эммелайн. Каждый новый день выявлял новую черту его характера, доселе скрытую от нее. После поездки в цыганский табор миновало четыре дня, и с каждым часом она все больше убеждалась, что лорд Конистан был тем единственным человеком, который мог сделать ее счастливой.
И все же, в то самое время, когда она танцевала с ним, смеялась, беседовала в легкой дружеской манере, обретенной за последние несколько дней, в ее душе росло понимание того, что им навсегда суждено остаться только друзьями. Она намекнула ему на это в понедельник, протанцевав с ним еще один изумительный вальс, но Конистан в ответ просто прижал к губам ее пальцы и сказал, что счастлив слышать, как она называет его другом, однако надеется со временем стать для нее чем-то большим. Когда же она принялась настаивать, что их отношения должны остаться чисто платоническими, он велел ей никогда больше не упоминать об этом, а не то он расцелует ее прямо посреди бального зала.
Пораженная до того, что у нее перехватило дух, Эммелайн воскликнула:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
— Эй, Торни! Жаль, что приходится об этом упоминать, но миссис Керкбрайд вот уже минут пять, если не больше, смотрит на тебя волком. И я только что понял — почему!
Гарви взглянул на друга с таким неподдельным недоумением, что Дункану пришлось немного смягчиться.
— Ты хоть соображаешь, что делаешь? — продолжал он. — Ты трогал лицо Грэйс!
— Что? То есть как? — ошарашенно переспросил Гарви, и тут его как будто осенило. — Боже милостивый! — воскликнул он. — Ради всего святого извини, Дункан. Клянусь тебе, мне очень жаль! Не надо было дотрагиваться до Грэйс. Конечно, это недопустимо. Просто я увлекся, увидев, как чудесно отблески огня играют на ее щечках, так похожих на спелые персики.
Он улыбнулся Грэйс, затем повернулся, чтобы отвесить низкий поклон грозной миссис Керкбрайд, и наконец вновь принялся извиняться перед Дунканом.
— Тебе бы не ко мне следовало обращаться, а к Грэйс! — напомнил Дункан. — Ты же ее лицо гладил, а не мое!
Торни перевел взгляд с Грэйс на Дункана, и по его лицу расплылась улыбка, полная понимания.
— Ну уж нет! — возразил он. — На сей счет я с тобой даже спорить не стану. Думаю, и Грэйс согласится, что мои извинения адресеваны кому следует. И
Грэйс, ни минуты не колеблясь, ласково улыбнулась Дункану. Она прекрасно понимала, что такого тонкого наблюдателя, как Гарви, невозможно обмануть уверениями, будто они всего лишь друзья.
— Вот видишь! — подмигнул он Дункану, весьма довольный собой.
— Только смотри, никому ни слова! — прошептал Дункан. — Я еще ничего не сказал Конистану. Ты же знаешь, как он настроен против нашей свадьбы.
При этих словах Гарви впал в глубокую задумчивость. Он слегка нахмурился и стал насвистывать сквозь зубы, а потом запрокинул голову и уставился в небо, обдумывая сообщенную Дунканом новость. Через минуту он заметил:
— Черт возьми, до чего же много в небе звезд! И как они ухитряются не попадать на землю, просто не понимаю!
Грэйс взглянула на Гарви в надежде услыхать от него что-нибудь более дельное и была приятно удивлена, когда он продолжил:
— Не далее, как сегодня утром Эммелайн намекнула мне, чтобы во время выборов Королевы Турнира я отдал свой голос вам, Грэйс. Но мне только что пришло в голову куда более удачное решение!
Он оглянулся на Эммелайн, как раз возвращавшуюся к своему месту в сопровождении Конистана. Виконт не замедлил подвинуть себе стул и сесть рядом с нею, не прерывая чрезвычайно важного, судя по его энергичным жестам, разговора. Она кивала, изредка улыбаясь. Казалось, эти двое не замечают никого вокруг.
— Они составляют прекрасную пару, не правда ли? — проговорила Грэйс.
Оба джентльмена согласно кивнули, а Гарви заметил:
— Я считаю, что на этот год следует решительно порвать со сложившейся традицией. Эммелайн стала бы прекрасной Королевой, вам не кажется? Ну а если Конистан сумеет стать Рыцарем-Победителем, смею высказать предположение, что твоя просьба, Дункан, встретит куда более благосклонный прием!
Дункан усмехнулся:
— Я тоже думаю, что мисс Пенрит следует испробовать своего собственного лекарства! Оно пойдет ей на пользу!
И тут же все трое дали клятву, что каждый из них сделает все от него зависящее, чтобы в следующую субботу королевская корона досталась Эммелайн.
34
Состязание в стрельбе из пистолета очень скоро свелось к поединку между сводными братьями: Конистаном и Дунканом. Чтобы понаблюдать за ходом соревнования, гости расположились на краю поля по обе стороны от соперников. Дамы сидели под навесами, защищавшими их от ослепительного июльского солнца, а господа (те, что уже отстрелялись и выбыли из игры) с радостью утешились возможностью провести последние минуты Испытания в Меткости рядом со своими избранницами.
Такой распорядок, очевидно, всем пришелся по душе, и звуки выстрелов, раздававшиеся через равные промежутки времени, когда Дункан и Конистан по очереди прицеливались в расположенные на расстоянии тридцати ярдов мишени, не прерывали беспечного разговора, сопровождаемого веселым смехом.
Эммелайн прохаживалась среди гостей, напоминая слугам, чтобы они вовремя наполняли лимонадом стаканы юных леди, пивом кружки джентльменов и не забывали о миндальном ликере для замужних дам, однако ее внимание было скорее показным, нежели искренним. Всякий раз, когда на стрельбище звучал выстрел, она не могла удержаться, чтобы не взглянуть на соперников. Они стояли в десяти футах один от другого, храня строгое молчание. Да, они были братьями, но спортивный азарт был заложен в них еще в детстве, и никакие братские чувства не заставили бы их в эту минуту обменяться хотя бы улыбками.
Приложив ладонь козырьком ко лбу, чтобы защитить глаза от солнца, Эммелайн еще раз взглянула на соперников и заметила, что двое слуг передвигают мишени еще на три ярда дальше, возвещая таким образом второй раунд поединка. Сердце у нее заколотилось где-то прямо в горле, а потом словно провалилось куда-то в бездну, дыхание стеснилось, виски ломило от пульсирующей крови. Она не могла отвести взгляда от высокой фигуры Конистана. Он выглядел безупречно в бежевых лосинах, красновато-коричневом камзоле для верховой езды и высоких кожаных сапогах, блестевших на ярком солнце. Длинные пряди волос у него на затылке развевались на ветру.
Как сильно он изменился, в который раз подумала Эммелайн. Каждый новый день выявлял новую черту его характера, доселе скрытую от нее. После поездки в цыганский табор миновало четыре дня, и с каждым часом она все больше убеждалась, что лорд Конистан был тем единственным человеком, который мог сделать ее счастливой.
И все же, в то самое время, когда она танцевала с ним, смеялась, беседовала в легкой дружеской манере, обретенной за последние несколько дней, в ее душе росло понимание того, что им навсегда суждено остаться только друзьями. Она намекнула ему на это в понедельник, протанцевав с ним еще один изумительный вальс, но Конистан в ответ просто прижал к губам ее пальцы и сказал, что счастлив слышать, как она называет его другом, однако надеется со временем стать для нее чем-то большим. Когда же она принялась настаивать, что их отношения должны остаться чисто платоническими, он велел ей никогда больше не упоминать об этом, а не то он расцелует ее прямо посреди бального зала.
Пораженная до того, что у нее перехватило дух, Эммелайн воскликнула:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82