Все оттенки красного цвета моментально исчезли с ее лица. Она потянула свою руку, стараясь вырвать ее из его ладони.
— Оставьте меня. — Он не узнал ее голос.
Он крепче сжал ее пальцы.
— Нет. Послушай меня, Кейт…
— Я выслушала вас. — Он понял, что ее голос казался незнакомым, потому что в нем были слезы. — Пожалуйста, оставьте в покое мою руку и сядьте на место.
— Кейт, — он старался говорить мягко, — я знаю, ты сердишься на меня, и у тебя на это есть все основания. Но я думаю…
— Если вы не отпустите мою руку, — задыхаясь, вскричала Кейт, — и не сядете на свое место, я попрошу кучера высадить меня на первом же перекрестке!
— Кейт, мне кажется, ты не поняла. Я…
— Нет, это вы не поняли. — Ее голос дрожал. — Я открою дверь, да поможет мне Бог, и выпрыгну, если вы не сделаете так, как я прошу.
На мгновение он подумал, что это он хочет открыть дверь и выпрыгнуть. Или по крайней мере что-нибудь выбросить. Но так как этим он ничего не добьется, то он сделал так, как она хотела, и вернулся на сиденье напротив, скрестив руки на груди и в замешательстве уставившись на Кейт.
Что такое с ней произошло? Он изо всех сил пытается исправить ситуацию, а она реагирует так, словно он… да, словно он опять предлагает ей стать его любовницей! Бог свидетель, у нее есть право сердиться на него за это. Но почему она сердится, когда он предлагает ей выйти за него замуж? Он всегда считал, что женщины ценят предложения о замужестве дороже бриллиантов — и в этом случае должны реагировать на них соответствующим образом. Может, ее обидело, что он не преподнес ей кольцо? Но у него просто еще не было возможности где-нибудь остановиться и купить его. Сейчас он мог думать только о том, чтобы его дочь не убежала с негодяем, и ему некогда было позаботиться о кольце.
Кейт забилась как можно дальше в угол кареты и старалась спрятать лицо в тени, чтобы он не заметил ее слез. Начался дождь, настоящий ливень, сопровождающийся частыми молниями и громом, и раскаты его приближались с каждым ударом. Потоки воды струились по окнам. Но ей было все равно, потому что она и так из-за слез ничего не видела. Она была погружена в невеселые мысли. «Что ты наделала? Ради всего святого, что ты наделала? Этот мужчина предложил тебе стать его женой — ты ждала, что он сделает это, в течение трех месяцев, и ты сказала ему „нет“. Почему? Почему?»
Конечно, она знала почему. Потому что она настоящая дура, вот почему. Она была дурой уже тогда, когда согласилась работать в его доме. Она с самого начала знала, что это плохая идея. Посмотри на него! Просто посмотри на него! Разве он не олицетворяет все, что она привыкла презирать? Богатый, высокомерный, уверенный в себе…
И она оказалась права. И вот что получилось.
Хуже некуда. Единственный по-настоящему разумный поступок, который она совершила в последние шесть месяцев, это то, что она покинула его, пока чувства к нему не окрепли настолько, что она была бы не в силах с ними справиться.
Она и сейчас не утверждала, что ей удалось с ними справиться. Когда она сдернула с веревки ту простыню и увидела, что он стоит рядом, ей показалось, что не было тех недель, которые прошли с их последней встречи, — если не считать, что он выглядел теперь по-другому, казался таким уязвимым и страдающим.
Но его вид, конечно, был вызван тревогой за Изабель, а не тем, о чем она вначале подумала, озаренная искрой надежды, которую позволила себе впервые с той ночи, как покинула Лондон, — что его сердце разрывается от разлуки с ней. Ей пришлось собрать все силы, чтобы удержаться и не положить руки ему на плечи и не целовать его бесконечно, как это ей представлялось каждую ночь с того дня, когда она уехала от него.
Но потом она вспомнила.
Когда она постучала в дверь к няне Хинкл на следующий вечер после бессонной, божественной — но, как оказалось в результате, несчастливой — ночи с маркизом Уингейтом, в душе у нее осталась только горечь. Но когда потекли дни, превращаясь в недели, а недели — в месяцы, а он все не приезжал… вот тогда она поняла, как удачно, как вовремя она избежала того, что в конце концов обернулось бы несчастьем.
А потом появился он. Так неожиданно, будто принесенный ветром.
Но не ветер его принес. Не ветер. Дэниел. Господи, что Дэниел задумал? Вряд ли он влюбился в Изабель. Людям типа Дэниела не знакомо чувство любви к другому, а только к самим себе. Что ему нужно? Чего он хочет добиться? У девочки есть деньги, это правда, но и у Дэниела теперь, когда заработали копи, тоже. Так если он похитил Изабель не из-за любви и не из-за денег, то почему?
Холодная рука сжимала ей сердце, сжимала с тех пор, как Берк впервые произнес слова «Дэниел Крэйвен» там, у бельевой веревки. Потому что у Кейт возникло ужасное чувство, что она знает, чего хочет Дэниел. Она надеялась, что ошибается. Она изо всех сил надеялась, что ошибается. Но у нее не было никаких других объяснений.
Однако она не станет делиться своими опасениями с Бер-ком. Нет, ему и так хватает забот. Пусть думает, что Дэниел и вправду вознамерился жениться на его дочери, — это лучше, чем узнать истинную причину…
Господи! Истина.
Он обнаружил истину — единственную истину — и теперь хочет жениться на ней. Потому что он узнал, кем был ее отец. Потому что он узнал, что она дочь джентльмена, и захотел сделать то, что ему следовало бы сделать независимо от того, чья она дочь.
Что ж, этого не случится. Она не может — не должна — этого допустить.
Впрочем, единственная проблема заключается в том, что это будет нелегко удержать в голове. Даже теперь, когда он сидит напротив нее и немигающий взгляд его нефритово-зеленых глаз прикован к ней, она не может не обращать внимание на его руки, на которых не было перчаток. На тыльной стороне ладоней маркиза Уингейта росли такие же жесткие черные волосы, как и те, что покрывали все остальные части его тела — те части его тела, которые видела только она — и еще добрая половина лондонских актрис. Вид этих волос напомнил ей время, когда она видела его без одежды, и это вернуло ее мысли к тому, о чем она намеренно пыталась забыть, — к ночи, которую они провели вместе, к единственной ночи, которая помогла ей почувствовать себя живой. В ту ночь он заставил ее испытать то, что, она знала, ей не доведется испытать больше никогда в жизни.
От этих мыслей слезы еще сильнее побежали из ее глаз.
— Кейт, — позвал он из сумрака салона.
По мере того как дождь усиливался, снаружи становилось все темнее. Теперь он уже во всю силу барабанил по крыше кареты, и кучер замедлил ход из-за того, что начала расползаться глинистая дорога и сквозь потоки дождя он не видел, куда править.
Она не ответила. Она не могла ответить. Она молча плакала, надеясь, что в сгущающейся темноте он не увидит ее слез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87