У нее до сих пор холодок пробегал по коже, когда она вспоминала ярость в его глазах из-за того, что она проявила строптивость.
Ей еще не доводилось встречать мужчину, который даже в гневе в такой степени владел собой. Калеб был человек железной воли. И это позволяло Виллоу пускаться по сладостным, зыбким волнам страсти, не боясь утонуть в них.
Однако именно при мысли о том, чтобы утонуть в объятиях Калеба, она испытывала острое наслаждение, которое было сродни боли, и ни его улыбка, ни его руки, ни его губы не способны были утишить и погасить эту боль желания. Она жаждала новых поцелуев, новых ласк и еще чего-то большего с его стороны.
Измученная собственными мыслями и сомнениями, Виллоу перевернулась в воде и стала на каменистое дно бассейна. Вода подступила ей под подбородок. Она медленно, подгребая руками и отталкиваясь ногами от дна, направилась к выступу скалы, который вдавался в бассейн. После нескольких неудачных попыток Виллоу взобралась на этот выступ. Он был теплый и гладкий, отшлифованный перекатывающейся через него водой. Выжав волосы и насухо вытеревшись, Виллоу надела лифчик и панталоны, которые прихватила с собой. Это была единственная чистая пара белья, у нее не было даже рубашки Калеба, чтобы набросить ее поверх тонкой ткани, ибо рубашка сушилась на лугу вместе со всей прочей одеждой, только что ею постиранной.
Виллоу встряхнула легкое фланелевое одеяло, которое они с Калебом использовали в качестве простыни, обмотала его вокруг тела и закрепила под мышками. В таком виде она прошла сотню футон! по лесу и появилась на лугу, где Калеб, как она предполагала, занимался лошадьми, задрапировав бедра одеялом.
По крайней мере, он должен был задрапировать. Но в такой жаркий день грешно осуждать Калеба, если он, ухаживая за лошадьми, отбросит одеяло и останется в нижнем белье.
«В каком белье? Ведь я его постирала и разложила на лугу сушиться».
Мысль о том, что она может увидеть Калеба нагим среди лошадей, ошеломила ее… и разволновала.
Прохладные влажные волосы коснулись полыхающих щек Виллоу. Она шла по лугу, стараясь держаться на виду. Почуявшие ее приближение лошади повернули к ней головы. Измаил заржал, унюхав запах хозяйки – запах лаванды.
Калеб в последний раз провел щеткой по бокам Измаила, наклонился и поднял одеяло, которое он сбросил сразу же, как только Виллоу скрылась в лесу. Он обмотал его вокруг талии и возобновил свое занятие. Им руководила не собственная скромность, он не хотел шокировать Виллоу. Ведь она раскраснелась как девица, когда увидела его обнаженную грудь. А если увидит его полностью обнаженным, то наверняка станет пунцовой до пят.
– Твоя очередь принимать ванну, – сказала Виллоу, подходя к Калебу.
Он кивнул, продолжая чистить Измаила.
Виллоу сдержала себя, чтобы не высказать вслух свое восхищение могучими плечами Калеба, длинными крепкими руками и узкими мужскими бедрами. Она старалась не смотреть слишком уж откровенно на игру мускулов, когда Калеб действовал скребницей, и на мыс волос на груди. Его ширина уменьшалась у пупка до толщины пальца, затем волосы снова расходились веером вплоть до верхнего края одеяла, обмотанного вокруг бедер.
Виллоу изо всех сил старалась не смотреть, но получалось это у нее плохо. Когда она увидела, что Калеб перехватил ее взгляд, она поспешно отвернулась.
– Я не возражаю, – сказал Калеб.
– Против чего?
– Я не возражаю, чтобы ты смотрела на меня.
Лишь сказав это, Калеб до конца оценил верность собственных слов. Он никогда не мог подумать, насколько приятно ловить на себе застенчивый восхищенный взгляд женщины, в котором явно читается чувственное желание. Возможно, это объяснялось тем, что немногочисленные женщины, которых он знал, были вдовушки более старшего возраста, и мужское тело не казалось им таким уж удивительным. Они ценили его силу в быту и в постели, но никогда не смотрели на него так, как смотрела сейчас Виллоу.
– Мне даже нравится, – развил свою мысль Калеб, – что ты смотришь на меня. Я тогда кажусь себе каким-то необыкновенным мужчиной.
– Ты и есть необыкновенный, – просто сказала Виллоу.
Лишь на мгновение на его лице сверкнула улыбка, но он тут же покачал головой и сказал вполне серьезно:
– Я всего лишь мужчина. Чуть умнее некоторых, чуть глупее других и чуть покрепче многих.
– Я считаю, что ты необыкновенный, – шепотом подтвердила Виллоу.
Калеб расслышал ее слова. Его рука, чистившая скребницей спину Измаила, замерла на полпути.
– Это ты необыкновенная, Виллоу. – И прежде чем Виллоу успела смутиться, он потрепал жеребца по крупу. – Давай, парень, иди пасись. Немного жирка тебе не повредит.
Измаил потрусил к своим кобылам, чтобы вновь сосчитать их и напомнить о своем мужском присутствии. Глядя на него, Калеб тихонько сказал:
– Побереги их, сынок. Они не только грациозные, но и добрые… И выносливые… Я не знаю ни одной взращенной на равнине лошади, которая могла бы перенести то, что перенесли они.
– Они славятся выносливостью, верностью и мужеством, – заметила Виллоу.
– Как же арабы добились этого?
– Довольно жестокими способами, – ответила Виллоу, глядя на то, как важно прохаживается среди кобыл Измаил и как мало они обращают на него внимания. – В течение многих столетий шейхи выгоняли племенных кобыл в пустыню, где они находились без воды до тех пор, пока не обезумеют от жажды. Затем их направляли к оазису.
Калеб перевел взгляд на Виллоу, привлеченный какими-то особыми теплыми тонами в ее голосе во время рассказа о любимых лошадях.
– Завидя воду, лошади бросались к ней со всех ног, – продолжала Виллоу. – И когда до воды оставалась какая-нибудь сотня ярдов, раздавался звук военной трубы… На племя брали только тех кобыл, которые поворачивали от воды и устремлялись к хозяину.
Калеб посмотрел снова на арабских скакунов, как бы оценивая метод шейхов. Испытание действительно было жестоким, но результаты превосходны. Даже измотанные многими милями и сутками тяжелой дороги, лошади оставались элегантными, бдительными, быстрыми. Если бы сейчас Виллоу оседлала одну из кобыл и приказала ей снова подняться на перевал, кобыла послушно отправилась бы и шла до тех пор, пока не упала.
Этим арабские скакуны напоминали свою хозяйку. Несгибаемость – качество, которое он любил в лошадях. Он ценил его в мужчине. И превыше всего ставил в женщине.
– Может, идея шейхов была правильной, – предположил Калеб.
– Жестокой для кобыл, – сухо ответила Виллоу.
Калеб улыбнулся и переменил тему разговора.
– Ты когда-нибудь брила мужчину?
– Много раз.
– Очень хорошо. Принеси бритву к бассейну минут через десять. – Калеб резко повернулся, размышляя, почему его расстроило то, что Виллоу брила мужчин и раньше, ведь это было лишь на пользу ему – Я наточил ее, так что не порежь себе пальцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Ей еще не доводилось встречать мужчину, который даже в гневе в такой степени владел собой. Калеб был человек железной воли. И это позволяло Виллоу пускаться по сладостным, зыбким волнам страсти, не боясь утонуть в них.
Однако именно при мысли о том, чтобы утонуть в объятиях Калеба, она испытывала острое наслаждение, которое было сродни боли, и ни его улыбка, ни его руки, ни его губы не способны были утишить и погасить эту боль желания. Она жаждала новых поцелуев, новых ласк и еще чего-то большего с его стороны.
Измученная собственными мыслями и сомнениями, Виллоу перевернулась в воде и стала на каменистое дно бассейна. Вода подступила ей под подбородок. Она медленно, подгребая руками и отталкиваясь ногами от дна, направилась к выступу скалы, который вдавался в бассейн. После нескольких неудачных попыток Виллоу взобралась на этот выступ. Он был теплый и гладкий, отшлифованный перекатывающейся через него водой. Выжав волосы и насухо вытеревшись, Виллоу надела лифчик и панталоны, которые прихватила с собой. Это была единственная чистая пара белья, у нее не было даже рубашки Калеба, чтобы набросить ее поверх тонкой ткани, ибо рубашка сушилась на лугу вместе со всей прочей одеждой, только что ею постиранной.
Виллоу встряхнула легкое фланелевое одеяло, которое они с Калебом использовали в качестве простыни, обмотала его вокруг тела и закрепила под мышками. В таком виде она прошла сотню футон! по лесу и появилась на лугу, где Калеб, как она предполагала, занимался лошадьми, задрапировав бедра одеялом.
По крайней мере, он должен был задрапировать. Но в такой жаркий день грешно осуждать Калеба, если он, ухаживая за лошадьми, отбросит одеяло и останется в нижнем белье.
«В каком белье? Ведь я его постирала и разложила на лугу сушиться».
Мысль о том, что она может увидеть Калеба нагим среди лошадей, ошеломила ее… и разволновала.
Прохладные влажные волосы коснулись полыхающих щек Виллоу. Она шла по лугу, стараясь держаться на виду. Почуявшие ее приближение лошади повернули к ней головы. Измаил заржал, унюхав запах хозяйки – запах лаванды.
Калеб в последний раз провел щеткой по бокам Измаила, наклонился и поднял одеяло, которое он сбросил сразу же, как только Виллоу скрылась в лесу. Он обмотал его вокруг талии и возобновил свое занятие. Им руководила не собственная скромность, он не хотел шокировать Виллоу. Ведь она раскраснелась как девица, когда увидела его обнаженную грудь. А если увидит его полностью обнаженным, то наверняка станет пунцовой до пят.
– Твоя очередь принимать ванну, – сказала Виллоу, подходя к Калебу.
Он кивнул, продолжая чистить Измаила.
Виллоу сдержала себя, чтобы не высказать вслух свое восхищение могучими плечами Калеба, длинными крепкими руками и узкими мужскими бедрами. Она старалась не смотреть слишком уж откровенно на игру мускулов, когда Калеб действовал скребницей, и на мыс волос на груди. Его ширина уменьшалась у пупка до толщины пальца, затем волосы снова расходились веером вплоть до верхнего края одеяла, обмотанного вокруг бедер.
Виллоу изо всех сил старалась не смотреть, но получалось это у нее плохо. Когда она увидела, что Калеб перехватил ее взгляд, она поспешно отвернулась.
– Я не возражаю, – сказал Калеб.
– Против чего?
– Я не возражаю, чтобы ты смотрела на меня.
Лишь сказав это, Калеб до конца оценил верность собственных слов. Он никогда не мог подумать, насколько приятно ловить на себе застенчивый восхищенный взгляд женщины, в котором явно читается чувственное желание. Возможно, это объяснялось тем, что немногочисленные женщины, которых он знал, были вдовушки более старшего возраста, и мужское тело не казалось им таким уж удивительным. Они ценили его силу в быту и в постели, но никогда не смотрели на него так, как смотрела сейчас Виллоу.
– Мне даже нравится, – развил свою мысль Калеб, – что ты смотришь на меня. Я тогда кажусь себе каким-то необыкновенным мужчиной.
– Ты и есть необыкновенный, – просто сказала Виллоу.
Лишь на мгновение на его лице сверкнула улыбка, но он тут же покачал головой и сказал вполне серьезно:
– Я всего лишь мужчина. Чуть умнее некоторых, чуть глупее других и чуть покрепче многих.
– Я считаю, что ты необыкновенный, – шепотом подтвердила Виллоу.
Калеб расслышал ее слова. Его рука, чистившая скребницей спину Измаила, замерла на полпути.
– Это ты необыкновенная, Виллоу. – И прежде чем Виллоу успела смутиться, он потрепал жеребца по крупу. – Давай, парень, иди пасись. Немного жирка тебе не повредит.
Измаил потрусил к своим кобылам, чтобы вновь сосчитать их и напомнить о своем мужском присутствии. Глядя на него, Калеб тихонько сказал:
– Побереги их, сынок. Они не только грациозные, но и добрые… И выносливые… Я не знаю ни одной взращенной на равнине лошади, которая могла бы перенести то, что перенесли они.
– Они славятся выносливостью, верностью и мужеством, – заметила Виллоу.
– Как же арабы добились этого?
– Довольно жестокими способами, – ответила Виллоу, глядя на то, как важно прохаживается среди кобыл Измаил и как мало они обращают на него внимания. – В течение многих столетий шейхи выгоняли племенных кобыл в пустыню, где они находились без воды до тех пор, пока не обезумеют от жажды. Затем их направляли к оазису.
Калеб перевел взгляд на Виллоу, привлеченный какими-то особыми теплыми тонами в ее голосе во время рассказа о любимых лошадях.
– Завидя воду, лошади бросались к ней со всех ног, – продолжала Виллоу. – И когда до воды оставалась какая-нибудь сотня ярдов, раздавался звук военной трубы… На племя брали только тех кобыл, которые поворачивали от воды и устремлялись к хозяину.
Калеб посмотрел снова на арабских скакунов, как бы оценивая метод шейхов. Испытание действительно было жестоким, но результаты превосходны. Даже измотанные многими милями и сутками тяжелой дороги, лошади оставались элегантными, бдительными, быстрыми. Если бы сейчас Виллоу оседлала одну из кобыл и приказала ей снова подняться на перевал, кобыла послушно отправилась бы и шла до тех пор, пока не упала.
Этим арабские скакуны напоминали свою хозяйку. Несгибаемость – качество, которое он любил в лошадях. Он ценил его в мужчине. И превыше всего ставил в женщине.
– Может, идея шейхов была правильной, – предположил Калеб.
– Жестокой для кобыл, – сухо ответила Виллоу.
Калеб улыбнулся и переменил тему разговора.
– Ты когда-нибудь брила мужчину?
– Много раз.
– Очень хорошо. Принеси бритву к бассейну минут через десять. – Калеб резко повернулся, размышляя, почему его расстроило то, что Виллоу брила мужчин и раньше, ведь это было лишь на пользу ему – Я наточил ее, так что не порежь себе пальцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84