Шелби — девушка из хорошей семьи, неопытная, и Джеф понимал — выпитый херес был отчасти причиной того, что она оказалась в его объятиях.
Он, наконец с усилием откинулся назад и вновь обрел способность говорить.
— Наверное… нам нужно минутку передохнуть.
— Почему?
Шелби пылала, вся влажная от пота, волосы ее теперь вились еще сильнее.
— Зачем нам говорить о чем-то?
Видя, что она совсем потеряла голову, он тем не менее, повел себя так, как подобает джентльмену.
— Послушайте, мы не можем продолжать так без конца, без того чтобы… не пойти дальше, вы понимаете, а это, разумеется, невозможно ни в коем случае…
— Я уже взрослая, — выдохнула она. — Мне двадцать один год…
— Необыкновенно впечатляюще. Он поцеловал ее в лоб.
— Тем не менее, нам незачем так спешить. Вы наверняка пожалели бы об этом позже, не говоря уже о вашем дяде, который, без сомнения, застрелил бы меня сразу же по возвращении.
С решительной улыбкой Джеф снял ее со своих колен и поставил на ноги.
— Возможно, я и так уже зашел слишком далеко.
Она смотрела, как он провел пальцами по своим золотистым волосам, жаждала снова коснуться их, прижаться щекой к его жесткой, колючей щеке, почувствовать его рот, ощутить, как его сильное тело прижимается к ее нежной груди. Шелби, обманутая, в своих желаниях, насупилась:
— Вы слишком ограниченны в своих взглядах, я думаю. Лицо его потемнело.
— Моя дорогая девочка, если вы думаете, что я позволю вам вертеть нашими отношениями так же, как, очевидно, вы привыкли распоряжаться другими сторонами вашей жизни, вы глубоко заблуждаетесь. У меня есть мои собственные разум и воля, и я уверен, что они ничуть не уступают вашим.
Отдаленный кашель Мэнипенни заставил Джефа наклонить голову и прислушаться.
— Я схожу к нему, пока вы выберете книги, которые вам хотелось бы почитать. Я надеюсь, вы аккуратно уберете все остальные в сундук и закроете крышку, когда закончите.
Проводив его взглядом, Шелби посмотрела на бесценные книги, разбросанные в беспорядке на грубом коврике и неотесанном дощатом полу. Глаза ее жгли слезы. Неужели ее отвергли? Трудно было понять наверняка, но в сердце ее боролись противоречивые чувства: она, с одной стороны, чувствовала себя разочарованной и смущенной, даже возмущенной его решительным, властным отказом, а с другой — была просто на вершине блаженства. Каждый нерв, каждая клеточка в ее теле трепетали и пели от пробужденной страсти и пьянящей радости распускающейся любви.
Марш, Кэйл и Лусиус вернулись около полуночи, когда дождь прекратился. Заметив свет, горевший в окне кухни, Кэйл постучал в заднюю дверь — промокший до нитки, сжимая в руках свою мокрую ковбойскую шляпу.
На Шелби был длинный пеньюар, накинутый поверх тонкой ночной рубашки с гофрированным воротником, а волосы ее, заплетенные в густую, тяжелую косу, падали на спину. Она открыла дверь и широко улыбнулась при виде парня, с которого ручьями текла вода.
— Не смущайся, что я в таком виде, Кэйл, но мне пришлось дожидаться вас и хотелось чувствовать себя уютно. А где остальные? Вам всем нужно переодеться в сухое, а потом приходите сюда есть рагу и расскажите мне обо всем!
— Они все ушли в амбар, мэм.
Он кивнул Джефу, появившемуся за спиной Шелби. Англичанин тоже был уже в пижаме и в домашнем халате.
— Мы нашли пещеру в горах. Мы уже присмотрели ее раньше и переждали там бурю. Молнии так и сверкали, так что все равно невозможно было ничего делать. Я еще не сошел с ума!
— Ну конечно! Мы были уверены, что вы так и сделаете. А теперь иди-ка приведи ребят, и я накормлю вас рагу. Я целый вечер держу его на огне.
Воспаленные, усталые глаза Кэйла стали еще более измученными.
— Весьма благодарен вам, мэм, но все так устали, что…
— Шелби, — к ее удивлению, заговорил вдруг Джеф, — почему бы вам не разложить рагу по тарелкам, а Кэйл отнес бы его в амбар, чтобы они могли съесть его прямо в постели.
Ковбой, облизнувшись, согласился:
— Это и впрямь было бы замечательно! То есть, если вы, конечно, не против, мэм…
— Конечно, нет.
Она попросила его подождать и, направившись к плите, искоса взглянула на Джефа. Уложив в корзинку тарелки и вилки, Шелби отдала все это Кэйлу вместе с небольшой жаровней, снабженной выдвижной ручкой для переноски
— Это и правда чудесно пахнет, — заметил Кэйл, беря еду. — Спокойной ночи, мисс Шелби, Джеф…
Оставшись опять вдвоем с Джефом, Шелби прошла мимо него, чтобы вытереть потеки соуса с плиты.
— Я все еще не могу поверить, что он называет вас «Джеф»! Что бы сказали ваши подданные?
Он засмеялся:
— У меня нет подданных, и вы это прекрасно знаете. Думаю, вы просто раздражены, поскольку воображаете, что я хочу навести тут свои порядки. Вы привыкли все делать по-своему и отвергаете мое вмешательство, каким бы незначительным оно ни было.
Старательно оттирая никелированную поверхность плиты, Шелби бросила:
— Ну и что, разве вы можете винить меня в этом? В конце концов, это мой дом!
И тотчас же острая боль при мысли о том, как мало в эти дни она в действительности была властна над чем-либо, обожгла ее. Джеф распоряжался всем — даже ее любовными желаниями, похоже было, что он обращается с ней, как с капризным ребенком.
— Я очень устала. Могу ли я поступить по-своему на этот раз и удалиться к себе?
Он церемонно поклонился.
— Ваш покорный слуга, — ответил он с легкой иронией в голосе, которую ему не удалось до конца скрыть.
Джеф зашел к Мэнипенни, удостоверился, что тот мирно спит, потом прошел к себе и закрыл дверь. «Она слишком капризная и ветреная, — подумал он, — слишком живая». Он снял халат. «Осел! Должно быть, сегодня вечером я просто сошел с ума, но сейчас-то я снова пришел в себя!»
— Слава Богу, — пробормотал Джеф вслух, чтобы окончательно укрепиться в этой мысли. Он лег в постель, погасил свет и еще час пролежал с широко открытыми глазами, глядя в потолок.
Утром Шелби сыпала, помешивая, овсянку в кастрюлю с кипящей водой, когда заметила большие, кружевные хлопья снега, скользившие по оконному стеклу. Широко раскрыв глаза, она накрыла кастрюлю крышкой и сняла с огня, потом прошла к двери, чтобы рассмотреть получше.
Когда Джеф вышел из своей комнаты, первое, что он увидел, была Шелби, свежая и прелестная, стоявшая в дверном проеме в хороводе кружащихся снежных хлопьев. На ней были ее самые старые сапоги и юбка-брюки из потертой кожи, что говорило о том, что она собирается в этот день ехать с мужчинами. Выше талии, однако, она была настоящей женщиной в своей белоснежной английской блузке с высоким воротником. Ее чистые, только что вымытые волосы были уложены в высокую прическу и заколоты жемчужными шпильками. Услышав его шаги, Шелби обернулась; ее выразительное личико сияло от удовольствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Он, наконец с усилием откинулся назад и вновь обрел способность говорить.
— Наверное… нам нужно минутку передохнуть.
— Почему?
Шелби пылала, вся влажная от пота, волосы ее теперь вились еще сильнее.
— Зачем нам говорить о чем-то?
Видя, что она совсем потеряла голову, он тем не менее, повел себя так, как подобает джентльмену.
— Послушайте, мы не можем продолжать так без конца, без того чтобы… не пойти дальше, вы понимаете, а это, разумеется, невозможно ни в коем случае…
— Я уже взрослая, — выдохнула она. — Мне двадцать один год…
— Необыкновенно впечатляюще. Он поцеловал ее в лоб.
— Тем не менее, нам незачем так спешить. Вы наверняка пожалели бы об этом позже, не говоря уже о вашем дяде, который, без сомнения, застрелил бы меня сразу же по возвращении.
С решительной улыбкой Джеф снял ее со своих колен и поставил на ноги.
— Возможно, я и так уже зашел слишком далеко.
Она смотрела, как он провел пальцами по своим золотистым волосам, жаждала снова коснуться их, прижаться щекой к его жесткой, колючей щеке, почувствовать его рот, ощутить, как его сильное тело прижимается к ее нежной груди. Шелби, обманутая, в своих желаниях, насупилась:
— Вы слишком ограниченны в своих взглядах, я думаю. Лицо его потемнело.
— Моя дорогая девочка, если вы думаете, что я позволю вам вертеть нашими отношениями так же, как, очевидно, вы привыкли распоряжаться другими сторонами вашей жизни, вы глубоко заблуждаетесь. У меня есть мои собственные разум и воля, и я уверен, что они ничуть не уступают вашим.
Отдаленный кашель Мэнипенни заставил Джефа наклонить голову и прислушаться.
— Я схожу к нему, пока вы выберете книги, которые вам хотелось бы почитать. Я надеюсь, вы аккуратно уберете все остальные в сундук и закроете крышку, когда закончите.
Проводив его взглядом, Шелби посмотрела на бесценные книги, разбросанные в беспорядке на грубом коврике и неотесанном дощатом полу. Глаза ее жгли слезы. Неужели ее отвергли? Трудно было понять наверняка, но в сердце ее боролись противоречивые чувства: она, с одной стороны, чувствовала себя разочарованной и смущенной, даже возмущенной его решительным, властным отказом, а с другой — была просто на вершине блаженства. Каждый нерв, каждая клеточка в ее теле трепетали и пели от пробужденной страсти и пьянящей радости распускающейся любви.
Марш, Кэйл и Лусиус вернулись около полуночи, когда дождь прекратился. Заметив свет, горевший в окне кухни, Кэйл постучал в заднюю дверь — промокший до нитки, сжимая в руках свою мокрую ковбойскую шляпу.
На Шелби был длинный пеньюар, накинутый поверх тонкой ночной рубашки с гофрированным воротником, а волосы ее, заплетенные в густую, тяжелую косу, падали на спину. Она открыла дверь и широко улыбнулась при виде парня, с которого ручьями текла вода.
— Не смущайся, что я в таком виде, Кэйл, но мне пришлось дожидаться вас и хотелось чувствовать себя уютно. А где остальные? Вам всем нужно переодеться в сухое, а потом приходите сюда есть рагу и расскажите мне обо всем!
— Они все ушли в амбар, мэм.
Он кивнул Джефу, появившемуся за спиной Шелби. Англичанин тоже был уже в пижаме и в домашнем халате.
— Мы нашли пещеру в горах. Мы уже присмотрели ее раньше и переждали там бурю. Молнии так и сверкали, так что все равно невозможно было ничего делать. Я еще не сошел с ума!
— Ну конечно! Мы были уверены, что вы так и сделаете. А теперь иди-ка приведи ребят, и я накормлю вас рагу. Я целый вечер держу его на огне.
Воспаленные, усталые глаза Кэйла стали еще более измученными.
— Весьма благодарен вам, мэм, но все так устали, что…
— Шелби, — к ее удивлению, заговорил вдруг Джеф, — почему бы вам не разложить рагу по тарелкам, а Кэйл отнес бы его в амбар, чтобы они могли съесть его прямо в постели.
Ковбой, облизнувшись, согласился:
— Это и впрямь было бы замечательно! То есть, если вы, конечно, не против, мэм…
— Конечно, нет.
Она попросила его подождать и, направившись к плите, искоса взглянула на Джефа. Уложив в корзинку тарелки и вилки, Шелби отдала все это Кэйлу вместе с небольшой жаровней, снабженной выдвижной ручкой для переноски
— Это и правда чудесно пахнет, — заметил Кэйл, беря еду. — Спокойной ночи, мисс Шелби, Джеф…
Оставшись опять вдвоем с Джефом, Шелби прошла мимо него, чтобы вытереть потеки соуса с плиты.
— Я все еще не могу поверить, что он называет вас «Джеф»! Что бы сказали ваши подданные?
Он засмеялся:
— У меня нет подданных, и вы это прекрасно знаете. Думаю, вы просто раздражены, поскольку воображаете, что я хочу навести тут свои порядки. Вы привыкли все делать по-своему и отвергаете мое вмешательство, каким бы незначительным оно ни было.
Старательно оттирая никелированную поверхность плиты, Шелби бросила:
— Ну и что, разве вы можете винить меня в этом? В конце концов, это мой дом!
И тотчас же острая боль при мысли о том, как мало в эти дни она в действительности была властна над чем-либо, обожгла ее. Джеф распоряжался всем — даже ее любовными желаниями, похоже было, что он обращается с ней, как с капризным ребенком.
— Я очень устала. Могу ли я поступить по-своему на этот раз и удалиться к себе?
Он церемонно поклонился.
— Ваш покорный слуга, — ответил он с легкой иронией в голосе, которую ему не удалось до конца скрыть.
Джеф зашел к Мэнипенни, удостоверился, что тот мирно спит, потом прошел к себе и закрыл дверь. «Она слишком капризная и ветреная, — подумал он, — слишком живая». Он снял халат. «Осел! Должно быть, сегодня вечером я просто сошел с ума, но сейчас-то я снова пришел в себя!»
— Слава Богу, — пробормотал Джеф вслух, чтобы окончательно укрепиться в этой мысли. Он лег в постель, погасил свет и еще час пролежал с широко открытыми глазами, глядя в потолок.
Утром Шелби сыпала, помешивая, овсянку в кастрюлю с кипящей водой, когда заметила большие, кружевные хлопья снега, скользившие по оконному стеклу. Широко раскрыв глаза, она накрыла кастрюлю крышкой и сняла с огня, потом прошла к двери, чтобы рассмотреть получше.
Когда Джеф вышел из своей комнаты, первое, что он увидел, была Шелби, свежая и прелестная, стоявшая в дверном проеме в хороводе кружащихся снежных хлопьев. На ней были ее самые старые сапоги и юбка-брюки из потертой кожи, что говорило о том, что она собирается в этот день ехать с мужчинами. Выше талии, однако, она была настоящей женщиной в своей белоснежной английской блузке с высоким воротником. Ее чистые, только что вымытые волосы были уложены в высокую прическу и заколоты жемчужными шпильками. Услышав его шаги, Шелби обернулась; ее выразительное личико сияло от удовольствия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112