подчеркивая, как легко и небрежно сидит на нем костюм, потрепанный в путешествии. В Джефе не осталось больше ничего от новичка: даже грубая, негнущаяся ткань его штанов обтрепалась и стала мягкой, льнула к телу, плавно облегая его твердые контуры.
Когда решетчатая дверь распахнулась, и он вошел в дом, Шелби знала — все, что она чувствует, отражается у нее в глазах.
— Здравствуйте, Джеф!
— Как вы узнали, что я приеду?
В его голосе прозвучало легкое удивление.
— Узнала?
— Я подумал, что вы принарядились так в честь моего приезда…
Бен, похоже, нашел это особенно забавным, так как закинул голову и прямо-таки застонал от смеха, представив, что его племянница может вырядиться ради какого-нибудь мужчины. Шелби сначала смутилась, но досада на Бена пересилила все остальные чувства, и она ткнула его локотком в бок:
— Ты невыносим!
— Я и забыл, каким забавным может быть Джеф, — выдохнул он, весь красный от смеха. — Должно быть, это и есть то самое английское чувство юмора.
Джеф смотрел на них обоих с легкой улыбкой, подняв брови.
— Тебе тут явно не хватало развлечений, старина! Я и не думал насмехаться над Шелби.
— Я налью лимонаду, — сказала она, направляясь в кухню. — Может, мы присядем на несколько минут, и вы нам расскажете о своем путешествии. Как я завидую вам, побывавшему в Йеллоустоне!
«Что бы, черт побери, все это значило», — размышлял Джеф, глядя, как она выходит. Шелби была обворожительна в своем простом, с кружевами, платье из кремового муслина, с ее темно-рыжими, цвета корицы, волосами, закрученными пышными волнами. Она даже надела корсет, подчеркивавший ее грудь и тоненькую талию. Он огляделся по сторонам, подмечая кружевные салфеточки, подушки и цветы.
Возможно, этим Шелби хотела сказать, что любит его и готова расстаться, в конце концов, со своим свободным и привольным житьем на ранчо? Что она может притерпеться даже к роли графини Сандхэрстской, только бы они были вместе? Одна мысль об этом наполнила его душу ликованием. Конечно, нелегко будет избавиться от леди Клем, и родители наверняка будут против, но, может быть, он все-таки обретет счастье, если Шелби действительно захочет пойти на те огромные жертвы, которые от нее потребуются. Понадобится время, чтобы окончательно убедить ее, но Джеф почувствовал, что в нем начала пробуждаться надежда.
Он не мог оторвать от нее глаз, когда они сидели вместе за стаканом лимонада, и она опускала глаза, как застенчивая, благовоспитанная юная леди.
— Мне нужно вымыться, пока я тут все не перепачкал в доме, — сказал Джеф. — У меня, наверное, вид настоящего бродяги.
— Вовсе нет, — везразила она.
Бен подозрительно посмотрел на них обоих, но тут Тайтес и Мэнипенни пришли послушать о Йеллоустоне, и он отвлекся. Сколько было разговоров о воде! О бьющих из земли гейзерах; о радужных, переливающихся горячих источниках; о живописном Йеллоустонском озере, которое, по словам Джефа, было ярким и ослепительно синим; о гигантских водопадах, которые низвергаются, говорят, с высоты трехсот пятидесяти футов.
— Я слышал об этих изумительных пейзажах и даже видел их на картинах, — сказал он, — но, привыкнув к более мягкой, изысканной красоте Англии, по правде говоря, даже представить себе не мог… такого величия.
Джеф покачал головой, все еще находясь под впечатлением увиденного.
— Теперь некоторые туристы приезжают туда даже на машинах, так что природу этих мест уже трудно назвать первозданной, но там еще есть, где затеряться. Леса очень густые, и в них на удивление много всяких животных…
— Разве не печально, что люди испортили этот уголок? — небрежно уронил Мэнипенни. — Никогда не забуду, как я сам побывал там, в 1863 году. Тогда, разумеется, еще не было никаких дорог! Мы надеялись пробраться туда новым путем, с востока, но нам помешали индейцы. Тогда мы подошли от Боузман Пасс и спустились в Йеллоустонскую долину. Должен сказать, что когда я впервые увидел реку Йеллоустон, то просто онемел от восхищения.
Все не сводили с него глаз, взволнованные, сгорая от любопытства, а Мэнипенни смотрел куда-то вдаль, чуть заметно улыбаясь своим воспоминаниям.
Когда к Джефу вернулся дар речи, он воскликнул:
— Ты что, разыгрываешь нас, старина? Тот, казалось, обиделся.
— Разумеется, нет.
— Почему же ты никогда не говорил мне о том, что побывал там?
— К слову не приходилось, сэр.
— Но 1863 год — это ведь почти сорок лет назад. Сколько же тебе лет, Мэнипенни?
— Восемьдесят два исполнилось в прошлое воскресенье, милорд, — звучно ответил старик.
— Ничего удивительного в таком случае, что вы так привязаны к своему креслу-качалке! — засмеялся Тайтес. — Уж если вы усядетесь, не так-то просто, наверное, потом опять подняться!
— Вот именно, — фыркнул тот.
Пока Мэнипенни засыпали вопросами, каким он видел Запад во времена Гражданской войны в Америке, Джеф ненароком выглянул в окно, как раз в ту минуту, когда какой-то юноша верхом подъезжал к дому. Он хотел, было выйти и узнать, что нужно этому парню, но как только раздался стук в дверь, Тайтес и Мэнипенни наперегонки бросились открывать.
— Сидите спокойно, сэр, — сказал Тайтес Джефу, положив ему руку на плечо. — Я открою.
— Думаю, что и я мог бы это сделать, — нахмурившись, заявил Мэнипенни. — Это ведь вроде бы одна из моих обязанностей.
Когда оба старика отошли подальше, Шелби заметила:
— Эти двое ни в чем не желают уступать друг другу с самого возвращения Тайтеса из Биллингса. Мистер Мэнипенни был так счастлив, покачиваясь в кресле на веранде, до тех пор, пока Тайтес не принялся делать замечания, явно намекая на то, что пожилой джентльмен бездельничает.
Она ласково рассмеялась.
Не прошло и минуты, как Тайтес вернулся в кухню.
— У этого парня телеграмма для мистера Уэстона. Когда Джеф, в сопровождении Тайтеса Пима, вышел на веранду, он увидел, что Мэнипенни уже там — караулит их посетителя.
— Мне сказали передать это в собственные руки графа Сандхэрстского, — заявил обветренный, грубоватый парнишка. — Это вы?
— Совершенно верно, — внушительно ответил Джеф.
— Ну, тогда — вот.
Он протянул телеграмму и был, казалось, потрясен, когда Джеф дал ему несколько монеток. — Вот это да! Спасибо, граф!
Тайтес направился к новому амбару, а Мэнипенни вернулся в тенек, в свое кресло-качалку. Джеф, холодея от ужаса, прошел в другой конец веранды, рядом с кухонным окном, и надорвал желтоватую наклейку.
Прошло не меньше минуты, прежде чем до него дошел смысл прочитанного. Его отец, герцог, тяжело болен. Он может умереть. Джеффри необходим дома и должен вернуться в Англию немедленно.
Он прислонился к бревенчатой стене и попытался осознать, это известие и справиться с потрясением. Дома. Но… его дом здесь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
Когда решетчатая дверь распахнулась, и он вошел в дом, Шелби знала — все, что она чувствует, отражается у нее в глазах.
— Здравствуйте, Джеф!
— Как вы узнали, что я приеду?
В его голосе прозвучало легкое удивление.
— Узнала?
— Я подумал, что вы принарядились так в честь моего приезда…
Бен, похоже, нашел это особенно забавным, так как закинул голову и прямо-таки застонал от смеха, представив, что его племянница может вырядиться ради какого-нибудь мужчины. Шелби сначала смутилась, но досада на Бена пересилила все остальные чувства, и она ткнула его локотком в бок:
— Ты невыносим!
— Я и забыл, каким забавным может быть Джеф, — выдохнул он, весь красный от смеха. — Должно быть, это и есть то самое английское чувство юмора.
Джеф смотрел на них обоих с легкой улыбкой, подняв брови.
— Тебе тут явно не хватало развлечений, старина! Я и не думал насмехаться над Шелби.
— Я налью лимонаду, — сказала она, направляясь в кухню. — Может, мы присядем на несколько минут, и вы нам расскажете о своем путешествии. Как я завидую вам, побывавшему в Йеллоустоне!
«Что бы, черт побери, все это значило», — размышлял Джеф, глядя, как она выходит. Шелби была обворожительна в своем простом, с кружевами, платье из кремового муслина, с ее темно-рыжими, цвета корицы, волосами, закрученными пышными волнами. Она даже надела корсет, подчеркивавший ее грудь и тоненькую талию. Он огляделся по сторонам, подмечая кружевные салфеточки, подушки и цветы.
Возможно, этим Шелби хотела сказать, что любит его и готова расстаться, в конце концов, со своим свободным и привольным житьем на ранчо? Что она может притерпеться даже к роли графини Сандхэрстской, только бы они были вместе? Одна мысль об этом наполнила его душу ликованием. Конечно, нелегко будет избавиться от леди Клем, и родители наверняка будут против, но, может быть, он все-таки обретет счастье, если Шелби действительно захочет пойти на те огромные жертвы, которые от нее потребуются. Понадобится время, чтобы окончательно убедить ее, но Джеф почувствовал, что в нем начала пробуждаться надежда.
Он не мог оторвать от нее глаз, когда они сидели вместе за стаканом лимонада, и она опускала глаза, как застенчивая, благовоспитанная юная леди.
— Мне нужно вымыться, пока я тут все не перепачкал в доме, — сказал Джеф. — У меня, наверное, вид настоящего бродяги.
— Вовсе нет, — везразила она.
Бен подозрительно посмотрел на них обоих, но тут Тайтес и Мэнипенни пришли послушать о Йеллоустоне, и он отвлекся. Сколько было разговоров о воде! О бьющих из земли гейзерах; о радужных, переливающихся горячих источниках; о живописном Йеллоустонском озере, которое, по словам Джефа, было ярким и ослепительно синим; о гигантских водопадах, которые низвергаются, говорят, с высоты трехсот пятидесяти футов.
— Я слышал об этих изумительных пейзажах и даже видел их на картинах, — сказал он, — но, привыкнув к более мягкой, изысканной красоте Англии, по правде говоря, даже представить себе не мог… такого величия.
Джеф покачал головой, все еще находясь под впечатлением увиденного.
— Теперь некоторые туристы приезжают туда даже на машинах, так что природу этих мест уже трудно назвать первозданной, но там еще есть, где затеряться. Леса очень густые, и в них на удивление много всяких животных…
— Разве не печально, что люди испортили этот уголок? — небрежно уронил Мэнипенни. — Никогда не забуду, как я сам побывал там, в 1863 году. Тогда, разумеется, еще не было никаких дорог! Мы надеялись пробраться туда новым путем, с востока, но нам помешали индейцы. Тогда мы подошли от Боузман Пасс и спустились в Йеллоустонскую долину. Должен сказать, что когда я впервые увидел реку Йеллоустон, то просто онемел от восхищения.
Все не сводили с него глаз, взволнованные, сгорая от любопытства, а Мэнипенни смотрел куда-то вдаль, чуть заметно улыбаясь своим воспоминаниям.
Когда к Джефу вернулся дар речи, он воскликнул:
— Ты что, разыгрываешь нас, старина? Тот, казалось, обиделся.
— Разумеется, нет.
— Почему же ты никогда не говорил мне о том, что побывал там?
— К слову не приходилось, сэр.
— Но 1863 год — это ведь почти сорок лет назад. Сколько же тебе лет, Мэнипенни?
— Восемьдесят два исполнилось в прошлое воскресенье, милорд, — звучно ответил старик.
— Ничего удивительного в таком случае, что вы так привязаны к своему креслу-качалке! — засмеялся Тайтес. — Уж если вы усядетесь, не так-то просто, наверное, потом опять подняться!
— Вот именно, — фыркнул тот.
Пока Мэнипенни засыпали вопросами, каким он видел Запад во времена Гражданской войны в Америке, Джеф ненароком выглянул в окно, как раз в ту минуту, когда какой-то юноша верхом подъезжал к дому. Он хотел, было выйти и узнать, что нужно этому парню, но как только раздался стук в дверь, Тайтес и Мэнипенни наперегонки бросились открывать.
— Сидите спокойно, сэр, — сказал Тайтес Джефу, положив ему руку на плечо. — Я открою.
— Думаю, что и я мог бы это сделать, — нахмурившись, заявил Мэнипенни. — Это ведь вроде бы одна из моих обязанностей.
Когда оба старика отошли подальше, Шелби заметила:
— Эти двое ни в чем не желают уступать друг другу с самого возвращения Тайтеса из Биллингса. Мистер Мэнипенни был так счастлив, покачиваясь в кресле на веранде, до тех пор, пока Тайтес не принялся делать замечания, явно намекая на то, что пожилой джентльмен бездельничает.
Она ласково рассмеялась.
Не прошло и минуты, как Тайтес вернулся в кухню.
— У этого парня телеграмма для мистера Уэстона. Когда Джеф, в сопровождении Тайтеса Пима, вышел на веранду, он увидел, что Мэнипенни уже там — караулит их посетителя.
— Мне сказали передать это в собственные руки графа Сандхэрстского, — заявил обветренный, грубоватый парнишка. — Это вы?
— Совершенно верно, — внушительно ответил Джеф.
— Ну, тогда — вот.
Он протянул телеграмму и был, казалось, потрясен, когда Джеф дал ему несколько монеток. — Вот это да! Спасибо, граф!
Тайтес направился к новому амбару, а Мэнипенни вернулся в тенек, в свое кресло-качалку. Джеф, холодея от ужаса, прошел в другой конец веранды, рядом с кухонным окном, и надорвал желтоватую наклейку.
Прошло не меньше минуты, прежде чем до него дошел смысл прочитанного. Его отец, герцог, тяжело болен. Он может умереть. Джеффри необходим дома и должен вернуться в Англию немедленно.
Он прислонился к бревенчатой стене и попытался осознать, это известие и справиться с потрясением. Дома. Но… его дом здесь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112