Когда капельмейстер на хорах взмахнул своей палочкой, дабы начать мазурку, являющуюся с ее пречудными прискоками и танцевальными кунштюками мужчин кульминацией всех балов, в зале появился фельдъегерь с пакетом в руке, и княгиня услышала в гуле голосов громкий баритон военного посланца:
— Господину майору Таубергу срочный пакет из штаба армии.
— Я Тауберг, — снял железный шлем Иван Федорович.
— Господин майор, — передавая пакет, возвестил на всю залу фельдъегерь. — Приказано прочесть немедля.
Иван Федорович снял железные перчатки с крагами, вскрыл конверт.
— На словах велено передать, что вам предписывается тотчас отправиться к месту вашего назначения.
Иван Федорович кивнул и тяжелой походкой пошел к выходу из залы.
— Боже, да что же это такое? — всполошилась Офелия, беспомощно посмотрев на монаха за спиной.
— Дык, это Ивана Федоровича на службу призывают, — пробасил растерянно монах.
Заиграла мазурка. Кавалеры запрыгали петушками вокруг своих дам, — веселье продолжалось. Но двум дамам на сем празднике жизни было уже не до танцев.
Одна, в белоснежном парике, зеленом плаще, расшитом изящными полевыми цветами, и кружевной маске, бегом спустившись в зал, спешила к выходу, умело лавируя между танцующими парами. За ней следовал, не разбирая дороги, огромный монах в широком плаще и надвинутом на голову капюшоне, и от него мячиками отскакивали танцующие.
Пробившись к выходу и переведя дух, Александра Аркадьевна быстрым шагом миновала анфиладу комнат, спустилась по ступенькам и выбежала на крыльцо. За ней, по-бабьи поддернув подол плаща, неотступно следовал монах.
— Вот он! — воскликнула Ненилла, протянув мощную длань в сторону усадебных ворот, освещаемых плошками с деревянным маслом. — Вон, у коляски стоит.
Он что, уезжает? Оставляет меня? — со страхом спросила Голицина. Плохо соображая, что она делает, а главное, зачем, Александра Аркадьевна бросилась к воротам. Она уже приготовилась крикнуть: «Иван Федорович, погодите!» — как вдруг услышала спокойный говорок Тауберга:
— …в наилучшем виде. Не беспокойся, капитан, все последствия я беру на себя.
Княгиня остановилась за широким воротным столбом с мраморным львом наверху и осторожно выглянула. У ворот стояла крытая коляска, а спиной к ней — Тауберг.
— Ну, я поеду, — сказал фельдъегерь, усаживаясь в коляску. — Удачи тебе, Иван Федорович.
— Еще раз благодарю, Петр Васильевич, — протянул ему руку Тауберг. — Матушке и Зинаиде Васильевне мои поклоны.
Коляска тронулась. Тауберг, проводив ее взглядом, вошел в ворота и направился по тропинке к зимней беседке в глубине усадьбы. Он прошел мимо вжавшейся в столб Голициной буквально в нескольких дюймах, и если бы повернул голову, то, несомненно, увидел бы ее. Он увидел бы и могучего монаха в черном плаще, застывшего истуканом на нижних ступеньках крыльца. Но Иван шел, уперев взор в землю, и думы его, похоже, были далеко.
Александра Аркадьевна, конечно, уже поняла, что приезд фельдъегеря, отзыв Тауберга в армию, его уход с маскарада есть не что иное, как фарс, разыгрываемый перед публикой, в коей присутствовал человек, замышлявший зло. Часть их плана.
Когда Тауберг отошел на приличное расстояние, княгиня, кивнув Ненилле, двинулась за ним. А Тауберг, дойдя до беседки, толкнул дверь и вошел в нее, будто к себе домой.
— Давай, Пашка, будем разоблачаться, — услышала Александра Аркадьевна голос Ивана Федоровича. — Если б ты знал, братец, как мне надоели эти доспехи…
Ну, так, дело известное, барин, — узнала Голицына голос Пашки, а подошедшая в это время Ненилла даже охнула, — кому же охота на себе железы таскать. Никита, под-могни-ка.
Александра осторожно прильнула к окнам беседки. Там, внутри, жарко горел английский очаг, и двое мужчин раздевали третьего.
— О-о-о, — выдохнула Голицына, не сводя глаз с Ивана, что стоял теперь в одной распахнутой рубашке, чулках и коротких манчестерских панталонах. Несколько мгновений она, почти не дыша, смотрела в окно, но, когда Ненилла попыталась сделать то же, княгиня выдавила из себя:
— Не смотри.
— Что? — не поняла титанида.
— Не смотри, говорю тебе, — прошептала Александра Аркадьевна.
— Как прикажете, барыня, — проворчала Ненилла и демонстративно отвернулась от окон беседки.
А там происходило нечто. Тауберг продолжал разоблачаться, и Александра замерла, не в силах оторвать взгляд от мощного разворота плеч, игры теней а рельефе выпуклых мышц, всего этого большого, сильного тела. Затем, как ей показалось, Тауберг пошел прямо на нее, и его внушительных размеров достоинство мерно раскачивалось в такт шагам, подобно маятнику напольных часов.
— Боже мой, — прошептала Александра и слегка отпрянула от окна. Но отворачиваться не собиралась. А Иван Федорович, повернувшись к ней боком, громко сказал: «Давай», и тут Пашка стал поливать его из ковша водой. Ополоснувшись, Тауберг вытерся и проделал уже обратный путь в середину беседки, продемонстрировав Александре, сам того не ведая, уже тыльную сакральную часть своего тела, аккуратную и упругую, к которой ей страсть как захотелось прикоснуться. Дальше было не интересно: Иван Федорович надел свежую рубаху, исподники и стал облачаться в стрелецкое платье времен Иоанна Грозного.
— Ну что там происходит? — спросила трубным шепотом Ненилла.
— Ничего достойного внимания, — поспешно ответила княгиня. — Вернемся в залу, займем свои ложи и будем наблюдать. Похоже, развязка близка.
Когда они поднялись на галереи и заняли позицию, танцевали котильон. Татарин-ямщик исчез, зато вскоре в залу вошли два бравых стрельца в шишаках и масках. Простояв с минуту и оглядев зал, они стали обходить танцующие пары. В их движениях сквозила явная тревога, которая передалась и Александре. Она вскочила с кресел и стала осматривать залу. Турчанки нигде не было.
Тем временем стрельцы подошли к Ринальдини-Всеволожскому. Состоялся короткий разговор, после чего Ринальдо скорым шагом двинулся в гущу танцующих и довольно невежливо оторвал от пухленькой Дианы одноглазого пирата в ботфортах. Отведя его в сторону, он стал о чем-то спрашивать пирата. Разговаривали они довольно бурно. Один раз княгине показалось, что вот сейчас разбойник ударит пирата, а оба стрельца с удовольствием добавят. Однако вместо этого вся четверка вдруг бросилась вон из залы.
— Скорее! — крикнула Ненилле Голицына и вновь, как давеча, полетела мимо дремлющих старушек, лакеев и танцующих пар. Из передней, едва накинув на плечи манто, она пулей вылетела на крыльцо, Ненилла с трудом поспевала за ней. Через несколько мгновений они были уже у ворот, но все равно увидели лишь фонарь кареты князя Всеволожского.
— За той каретой, живо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25