Тауберг несколько растерянно обнял ее вздрагивающие плечи.
— Что здесь произошло? — глянул он на камердинера.
— Так оне… это… о дуэли прознали, — смущенно ответил Пашка.
— Прознали, — недовольно повторил Иван. — Ладно, ступайте, оставьте нас одних.
Когда дверь за сей вездесущей парочкой закрылась, Тауберг подвел все еще всхлипывавшую Александру к дивану, осторожно усадил и сам устроился рядом.
— Александра Аркадьевна, — тихо позвал он, — дорогая, все завершилось благополучно. Князь Голицын жив и здоров.
Она подняла к нему заплаканное лицо с опухшими и покрасневшими глазами и носиком.
— Да какое мне дело до князя, — хрипловатым от слез голосом прошептала она. — Как вы могли так рисковать собой? Никогда, слышите, никогда так больше меня не пугайте. Себя не жаль, так хоть меня пожалейте.
Он промолчал, памятуя фразу Голицына при расставании: «Наше с вами дельце еще не окончено», наклонился и поцеловал мягкие солоноватые от слез губы. Она раскрылась ему навстречу просто и бесхитростно, отдавая всю себя в этом поцелуе. Тауберг остро ощутил ее мягкость, манящую женственность и не менее остро собственное желание сделать ее своей. Навсегда.
— Когда вы так близко, я теряю голову, — отодвинулась от него Александра. — А мне кажется, что нам надо кое-что обсудить, — она показала ему измятый листочек бумаги, в котором он узнал свое письмо, писанное перед дуэлью.
— Ну и болван этот Пашка, — усмехнулся Иван.
— Ты хочешь отказаться от своих слов? — встревожилась Александра.
— Ни за что в жизни, любимая, — отозвался он.
— Тогда объясни мне, что произошло. Начнем с самого простого. Где ты был?
«Хороший вопрос», — подумал Тауберг.
18
Короток зимний день. Чуть приподнимется солнышко над небосклоном, как тут же вниз и катится. Казалось, вот только что шел ты по искрящемуся белому снегу, глядь, голубые тени сугроба становятся все гуще и гаснущий закат уже окрасил все вокруг сначала розовым, потом тревожным багровым цветом. В синих сумерках, как светляки, загораются масляные лампы, выстраиваясь в волшебную нить, что манит человека с воображением романтическим пойти вслед за ней, обещая нечто таинственное и доселе неизведанное.
Иное дело, когда вслед за этой нитью везут тебя неведомо куда и непонятно зачем. Сердце тревожно бьется в груди, мысли одна другой фантастичнее приходят в голову и кажется уже, что ссылка в Сибирь — самое малое, что ждет впереди. Да и что еще было думать?
В восемь часов по полудни, в дверях их камеры, что освещалась только неверным огоньком сальной свечи, загремели ключи, заскрипели запоры, и голос надзирателя надсадно провозгласил:
— Господа! Следуйте за мной, вас ждут.
В караульне уже находились Голицын и его секундант. За простым дубовым столом с зеленой суконной столешницей сидел генерал-адъютант Ромодановский. Он строго взглянул на арестантов и чуть раздраженно сказал:
— Стыдитесь, господа. Проливать кровь свою и чужую следует на полях сражений с врагом Отечества, а не из-за бабьих юбок. Слава Богу, у нас в России этого добра хватает. — Он сделал паузу, потом более официальным тоном добавил: — Его императорское величество, вникнув в суть дела, милостиво повелел оставить ваши проступки без последствий, высказав только свое высочайшее неудовольствие. Вы свободны, господа. Настоятельно рекомендую впредь не нарушать закона, иначе наказание последует незамедлительно.
Ромодановский встал, водрузил на голову треуголку с пышным султаном, а дежурный майор услужливо накинул ему на плечи шинель. Когда все фигуранты сей неудавшейся дуэли вышли во двор, под купол темного звездного неба, и с наслаждением вдохнули крепкий морозный воздух с запахом дымка от костров, вокруг которых грелись караульные, князь Ромодановский повернулся к Таубергу и скорее приказал, чем предложил:
— Господин майор, садитесь в мои сани, нам с вами по пути.
— Благодарю вас, ваше превосходительство, — ответил Тауберг, нутром чуя, что отказ принят не будет. Волховской встревоженно посмотрел в его сторону, будто порываясь что-то сказать, но промолчал. Впрочем, зная князя Бориса, Иван не сомневался, что тот увяжется за возком Ромодановского и не успокоится, пока за Таубергом не закроются кованые ворота усадьбы Волховских.
Трепетная цепочка фонарей вела быстро мчащиеся сани мимо Почтампта, Военного министерства, нумеров «Лондон». Сверкнула в звездном свете игла Адмиралтейства, и Иван понял, что их путь лежит к Зимнему дворцу. Как ни ломал он голову, но так и не смог взять в толк, кто (или что?) мог требовать его присутствия в императорской резиденции в столь поздний час. А посему решил Иван Федорович перестать беспокоиться, уткнулся в воротник шинели и даже чуть задремал в мерно покачивающихся санях. Грезы его вновь обратились к предмету постоянно его занимавшему. Александра… Что он ей скажет? Как она его встретит? Да и увидятся ли они?
Возок резко остановился у громады Зимнего дворца со стороны Шепелевского дома. «Что за черт? К чему такие предосторожности?» — думал Иван, следуя за Ромодановским по полуосвещенным, а иногда и вовсе не освещенным переходам, коридорам и комнаткам. Наконец они вошли в небольшой уютный кабинет, согретый теплом голландской печи.
— Ожидайте здесь, — произнес Ромодановский и вышел, оставив Тауберга в одиночестве размышлять о причинах своего невольного визита в покои царской семьи.
Спустя четверть часа двери неслышно отворились, и в комнату вошла невысокого роста полноватая дама с царственной осанкой. Иван склонился в низком поклоне перед вдовствующей императрицей.
— Здравствуйте, господин Тауберг, — тихим голосом с легким акцентом произнесла она. И ее голос кольнул его неясным воспоминанием.
— Баше величество, — еще раз склонился перед ней Иван, — к вашим услугам.
Мария Федоровна села в кресло и легким жестом указала на стул напротив.
— Присаживайтесь, господин Тауберг. Возможно, беседа наша будет долгой.
Иван опустился на стул и застыл в напряженной позе, боясь, что сейчас случится что-то непоправимое и страшное. Ибо каждый звук ее голоса, каждое слово вызывало в памяти воспоминания, как плуг пласт за пластом переворачивает землю, готовя ее к скорому севу. В этом странном разговоре молчания было больше, чем слов, а скрытого за ними более, чем высказанного.
Мария Федоровна некоторое время напряженно всматривалась в лицо Ивана, как будто искала в нем ответа на мучивший ее нелегкий вопрос. Тауберг же не смел прервать тревожной тишины, окутавшей комнату. Наконец императрица вздохнула и проговорила:
— Обстоятельства, господин Тауберг, вынудили меня напрямую обратиться к вам и потревожить ушедшие уже в небытие тени прошлого, коим, может быть, лучше было бы там и оставаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— Что здесь произошло? — глянул он на камердинера.
— Так оне… это… о дуэли прознали, — смущенно ответил Пашка.
— Прознали, — недовольно повторил Иван. — Ладно, ступайте, оставьте нас одних.
Когда дверь за сей вездесущей парочкой закрылась, Тауберг подвел все еще всхлипывавшую Александру к дивану, осторожно усадил и сам устроился рядом.
— Александра Аркадьевна, — тихо позвал он, — дорогая, все завершилось благополучно. Князь Голицын жив и здоров.
Она подняла к нему заплаканное лицо с опухшими и покрасневшими глазами и носиком.
— Да какое мне дело до князя, — хрипловатым от слез голосом прошептала она. — Как вы могли так рисковать собой? Никогда, слышите, никогда так больше меня не пугайте. Себя не жаль, так хоть меня пожалейте.
Он промолчал, памятуя фразу Голицына при расставании: «Наше с вами дельце еще не окончено», наклонился и поцеловал мягкие солоноватые от слез губы. Она раскрылась ему навстречу просто и бесхитростно, отдавая всю себя в этом поцелуе. Тауберг остро ощутил ее мягкость, манящую женственность и не менее остро собственное желание сделать ее своей. Навсегда.
— Когда вы так близко, я теряю голову, — отодвинулась от него Александра. — А мне кажется, что нам надо кое-что обсудить, — она показала ему измятый листочек бумаги, в котором он узнал свое письмо, писанное перед дуэлью.
— Ну и болван этот Пашка, — усмехнулся Иван.
— Ты хочешь отказаться от своих слов? — встревожилась Александра.
— Ни за что в жизни, любимая, — отозвался он.
— Тогда объясни мне, что произошло. Начнем с самого простого. Где ты был?
«Хороший вопрос», — подумал Тауберг.
18
Короток зимний день. Чуть приподнимется солнышко над небосклоном, как тут же вниз и катится. Казалось, вот только что шел ты по искрящемуся белому снегу, глядь, голубые тени сугроба становятся все гуще и гаснущий закат уже окрасил все вокруг сначала розовым, потом тревожным багровым цветом. В синих сумерках, как светляки, загораются масляные лампы, выстраиваясь в волшебную нить, что манит человека с воображением романтическим пойти вслед за ней, обещая нечто таинственное и доселе неизведанное.
Иное дело, когда вслед за этой нитью везут тебя неведомо куда и непонятно зачем. Сердце тревожно бьется в груди, мысли одна другой фантастичнее приходят в голову и кажется уже, что ссылка в Сибирь — самое малое, что ждет впереди. Да и что еще было думать?
В восемь часов по полудни, в дверях их камеры, что освещалась только неверным огоньком сальной свечи, загремели ключи, заскрипели запоры, и голос надзирателя надсадно провозгласил:
— Господа! Следуйте за мной, вас ждут.
В караульне уже находились Голицын и его секундант. За простым дубовым столом с зеленой суконной столешницей сидел генерал-адъютант Ромодановский. Он строго взглянул на арестантов и чуть раздраженно сказал:
— Стыдитесь, господа. Проливать кровь свою и чужую следует на полях сражений с врагом Отечества, а не из-за бабьих юбок. Слава Богу, у нас в России этого добра хватает. — Он сделал паузу, потом более официальным тоном добавил: — Его императорское величество, вникнув в суть дела, милостиво повелел оставить ваши проступки без последствий, высказав только свое высочайшее неудовольствие. Вы свободны, господа. Настоятельно рекомендую впредь не нарушать закона, иначе наказание последует незамедлительно.
Ромодановский встал, водрузил на голову треуголку с пышным султаном, а дежурный майор услужливо накинул ему на плечи шинель. Когда все фигуранты сей неудавшейся дуэли вышли во двор, под купол темного звездного неба, и с наслаждением вдохнули крепкий морозный воздух с запахом дымка от костров, вокруг которых грелись караульные, князь Ромодановский повернулся к Таубергу и скорее приказал, чем предложил:
— Господин майор, садитесь в мои сани, нам с вами по пути.
— Благодарю вас, ваше превосходительство, — ответил Тауберг, нутром чуя, что отказ принят не будет. Волховской встревоженно посмотрел в его сторону, будто порываясь что-то сказать, но промолчал. Впрочем, зная князя Бориса, Иван не сомневался, что тот увяжется за возком Ромодановского и не успокоится, пока за Таубергом не закроются кованые ворота усадьбы Волховских.
Трепетная цепочка фонарей вела быстро мчащиеся сани мимо Почтампта, Военного министерства, нумеров «Лондон». Сверкнула в звездном свете игла Адмиралтейства, и Иван понял, что их путь лежит к Зимнему дворцу. Как ни ломал он голову, но так и не смог взять в толк, кто (или что?) мог требовать его присутствия в императорской резиденции в столь поздний час. А посему решил Иван Федорович перестать беспокоиться, уткнулся в воротник шинели и даже чуть задремал в мерно покачивающихся санях. Грезы его вновь обратились к предмету постоянно его занимавшему. Александра… Что он ей скажет? Как она его встретит? Да и увидятся ли они?
Возок резко остановился у громады Зимнего дворца со стороны Шепелевского дома. «Что за черт? К чему такие предосторожности?» — думал Иван, следуя за Ромодановским по полуосвещенным, а иногда и вовсе не освещенным переходам, коридорам и комнаткам. Наконец они вошли в небольшой уютный кабинет, согретый теплом голландской печи.
— Ожидайте здесь, — произнес Ромодановский и вышел, оставив Тауберга в одиночестве размышлять о причинах своего невольного визита в покои царской семьи.
Спустя четверть часа двери неслышно отворились, и в комнату вошла невысокого роста полноватая дама с царственной осанкой. Иван склонился в низком поклоне перед вдовствующей императрицей.
— Здравствуйте, господин Тауберг, — тихим голосом с легким акцентом произнесла она. И ее голос кольнул его неясным воспоминанием.
— Баше величество, — еще раз склонился перед ней Иван, — к вашим услугам.
Мария Федоровна села в кресло и легким жестом указала на стул напротив.
— Присаживайтесь, господин Тауберг. Возможно, беседа наша будет долгой.
Иван опустился на стул и застыл в напряженной позе, боясь, что сейчас случится что-то непоправимое и страшное. Ибо каждый звук ее голоса, каждое слово вызывало в памяти воспоминания, как плуг пласт за пластом переворачивает землю, готовя ее к скорому севу. В этом странном разговоре молчания было больше, чем слов, а скрытого за ними более, чем высказанного.
Мария Федоровна некоторое время напряженно всматривалась в лицо Ивана, как будто искала в нем ответа на мучивший ее нелегкий вопрос. Тауберг же не смел прервать тревожной тишины, окутавшей комнату. Наконец императрица вздохнула и проговорила:
— Обстоятельства, господин Тауберг, вынудили меня напрямую обратиться к вам и потревожить ушедшие уже в небытие тени прошлого, коим, может быть, лучше было бы там и оставаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25