— Расчеты? — голос княгини начал крепнуть. — То, что произошло, ты называешь расчетом?
— Александра! Вы не так меня поняли… — повернулся к ней Тауберг.
— Я прекрасно вас поняла, мерзкий вы человек! Червяк! Ненавижу тебя! — Она шагнула к Ивану и изо всей силы ударила его кулаком в грудь. Он схватил ее запястья, развел в стороны, всмотрелся в измятое обидой лицо. Она всхлипнула раз, другой и «заплакала горестно и безнадежно. Тауберг прижал ее к груди, неловко покачивая из стороны в сторону, как малое дитя.
— Не плачь, дорогая. Теперь ты свободна. Ты самая прекрасная из всех женщин мира, — шептал он. — Ты выйдешь замуж за достойного человека, родишь детей и будешь очень, очень счастлива.
Она подняла на него тревожные глаза, зеленые, как трава после дождя.
— Я люблю тебя.
Он прикрыл веки, проклиная свою нелепую гордость, позорную тайну своего рождения и, впервые в жизни, свою безмерно любимую матушку за то, что не унесла эту тайну с собой в могилу.
— Я не достоин такой чести, ваше сиятельство, — холодно ответил он, опуская руки и опять отворачиваясь к окну.
— Почему? — по-детски обиженно прошептала княгиня.
— Александра Аркадьевна, не мучайте ни себя, ни меня, — повернул к ней Тауберг будто высеченное из камня лицо. — Уходите. Я вам не пара.
В спальне воцарилось тягостное молчание. Александра прерывисто вздохнула, и, процедив сквозь сжатые губы: «Это мы еще посмотрим», стремительно вышла из спальни. Тауберг услышал, как громыхнула дверь, и подумал: «Надо съезжать, пока мы с ней не разнесли по камешку Борискин флигель». В коридоре послышался истошный собачий визг, надрывный крик Александры: «А чтоб вас всех!..», удаляющиеся шаги и, чуть погодя, трубное ворчание Нениллы: «Господи, когда же у них все сладится? Совсем уморят собачонку, антихристы, покуда до венца дело дойдет».
16
Конечно, о необычайном куше, выигранном в карты у Антуана Голицына, в Канцелярии Военного министерства знали все, включая последнего копииста. Посему, получив жалованье и убедившись, что пребывать ему в отпуску надлежит еще почти два месяца, Тауберг поспешил ретироваться, дабы поскорее оградить себя от любопытных и завистливых взглядов крапивного племени, и отправился на встречу с Волховским.
На Невском от Мойки и до Фонтанки по дорожкам аллеи высокого бульвара гуляющая публика дефилировала так плотно, что Тауберг, лишенный возможности маневра, был вынужден принять заданный ритм и увидел Волховского лишь тогда, когда уже потерял надежду отыскать его в этой сутолоке.
— Ну наконец-то, — устало произнес Иван Федорович, подойдя к Борису. — А я уже отчаялся тебя здесь встретить. Это твое «увидимся на Невском» стоило мне многих нервов.
— Что так? — беспечно произнес Волховской, высматривая в публике знакомых и раскланиваясь с ними. — Разве не то же самое на Тверской?
— Я не бываю на Тверском бульваре только ради того, чтобы себя показать да на других посмотреть.
— Конечно, тебе лучше сидеть анахоретом в своем домике на Ордынке.
— Да, мне так лучше, — согласился Иван. — Потому что фланировать без цели по бульварам есть бесполезная трата времени.
— Ошибаешься, друг мой, — усмехнулся Волховской. — Не такая уж и бесполезная. Словечко с одним, словечко с другим, глядишь, и решена какая-нибудь проблема. Ну что, обедать?
— Пожалуй, — кивнул согласно Тауберг. — Аппетит-то я нагулял.
— Тогда к Пьеру?
Большой ресторан француза Пьера Талона выходил фасадом на Невский проспект сразу за Полицейским мостом. Обеды здесь были отменны. Особо славились блюда из бекасов, дупелей, вальдшнепов, кроншнепов и прочей птицы с длинными носами. Посему помимо жареной лососины, паровых гатчинских форелей, копченых сигов, спаржи, индейки с орехами и жареных фазанчиков друзья заказали блюдо бекасов, начиненных фаршем и жаренных на вертеле. Пили рейнвейн и лафит, в самом конце обеда — чай с ромом.
— Ужинаем сегодня в Английском клубе, — закурив сигару и откинувшись в креслах, произнес Волховской. — Послушаешь, о чем говорят в столице. А какие типажи! Один граф Валериан Тимофеевич Лопухин чего стоит. Ему все ордена надеть — шагу не ступить. Реликт! Трем императрицам служил в офицерских чинах!
— Он что, поднялся?
— Коли в клуб ходит, значит, поднялся. Сразу после венчания его вновь обретенной внучки с нашим другом князем Сергеем и наступило облегчение. Добрые вести, брат, сердце лечат.
— Знаешь, Борис, я не хотел бы… не то настроение, — начал было Иван.
— Да что с тобой сегодня? — спросил Волховской, приподняв чернявую бровь. — Ходишь как в воду опущенный, за обедом все с тарелкой больше разговаривал. Может, опять с княгиней повздорил?
Тауберг на мгновение застыл под внимательным взглядом друга, потом обреченно вздохнул, — скрыть что-либо от казалось бы легкомысленного Волховского было трудно.
— Она получила развод, — просто ответил он.
Вот это новость! Что же ты молчал, чертяка! — оживился Волховской. — Для такого события и шампанского не жалко. Эй, братец, — махнул он рукой официанту, — бутылочку старушки Клико! Мигом!
— Оставь, Борис, — остановил его Иван. — Не нужно. Я хочу завтра в Москву вернуться.
— С чего это? — удивился Волховской. — Ты же от княгини без ума. А теперь она свободна и явно тобой заинтересована. Самое время за прелестницей приволокнуться, чтобы от тоски-кручины не засохнуть.
— С такими, как она, — серьезно отозвался Иван, — пустые амуры не разводят. На таких женятся.
— Так женись, кто тебе мешает? — не унимался князь. — Пропал Тутолмин! Выиграл-таки я пари! Как чуяло мое сердце, что деньки твои холостые сочтены.
— Да охолонись ты. Рано обрадовался.
— Что? Неужто отказала? А ведь какие томные взгляды бросала, искусительница.
— Борис, у тебя иногда язык впереди разума бежит. Не было разговора о свадьбе. То есть… не было.
А что было? — тут же заинтересовался Волховской, но, увидев насупленные брови Тауберга, мгновенно поднял руки. — Все, все. Не мое дело: было не было. Если нет другого способа получить ее, пойди упади на колено, прижми лилейные ручки Александры Аркадьевны к страждущему сердцу и проси стать твоей. Что-то мне говорит, что отказа не последует.
— Не могу. Рад бы, да не пара я для княгини Голицыной.
Волховской чуть не задохнулся от возмущения.
— Чушь! Тебе с ней жить, а не чинами да родством считаться, — горячо заговорил он. — Не ожидал, брат, от тебя таких сентенций. Вот она, Рассея! Поскреби просвещенного человека, и вылезет спесивый боярин. Эх, Иван, трусишь, видать, такой куш отхватил, а что с ним делать, не знаешь.
— Это не трусость, это справедливость.
— Да чем же ты не пара? Денег мало — так у нее своих полно. Чины еще выслужишь, ты молод. Род не от Рюрика? Дети крепче будут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25