Вы, должно быть, слышали о них. Это самые большие американские горки на всем Юге. А некоторые говорят, что и во всей стране.
— Да нет, кажется, о них я ничего не слышал.
— По правде говоря, может быть, я уже и не живу в парке. На прошлой неделе шериф велел нам убираться.
— Мне очень жаль это слышать.
Его сочувствие показалось Хани столь искренним, что она постепенно рассказала обо всем, что с ними произошло. Поскольку собеседник был так нетребователен и, казалось, деликатно оставлял ей возможность не отвечать на некоторые вопросы, Хани забыла и о находившихся рядом других людях, и о включенных камерах. Забросив ногу на ногу, она машинально потерла рукой болевшие пальцы ног и принялась рассказывать ему обо всем. Хани рассказала о смерти дядюшки Эрла, о «Бобби Ли» и предательстве мистера Диснея. Единственное, что она утаила, было психическое состояние Софи: Хани не хотелось, чтобы собеседник узнал, что в их семье была душевнобольная.
Немного погодя выяснилось, что пальцы ног болят уже не так сильно, но как только Хани начала описывать путешествие по стране, внутри у нее все вновь перевернулось.
— Вы видели мою сестру? — спросила она мужчину. Собеседник кивнул.
— И как вы все только могли не оценить ее достоинств? Как можно было с ней так обойтись? Как по-вашему, она красивая?
— Да, несомненно, она очень мила. Мне понятно, почему ты ею так гордишься.
— Конечно, горжусь! Она красива и мила и пришла сюда, несмотря на то что была напугана до полусмерти!
— Напугана до полусмерти — это еще мягко сказано, Хани. Она не могла даже усидеть перед камерой. Не каждый создан для карьеры на телевидении.
— Она бы все смогла сделать, — упрямо возразила Хани. — Люди могут все, если настроятся как следует.
— Тебе уже давно приходится пробиваться в жизни, размахивая кулаками, да?
— Я делаю то, что приходится.
— Ты говоришь так, словно нет никого, кто бы о тебе позаботился.
— А я сама о себе забочусь. И о семье тоже. Я собираюсь найти нам где-нибудь дом. Место, где мы все сможем быть вместе. И мы не станем рассчитывать на чью-то благотворительность!
— Это хорошо. Никому не нравится жить на милостыню.
Они замолчали. Хани заметила, как иногда двигаются виднеющиеся в полумраке силуэты. Было что-то неприятное в том, как эти люди наблюдают за ней, не произнося ни слова, — просто сидят, словно стая хищников.
— Ты когда-нибудь плачешь, Хани?
— Я? Нет, черт возьми!
— А почему?
— Да что толку плакать?
— Могу поспорить, что ты плакала, когда была маленькой.
— Только сразу после того, как умерла мама. А с тех пор, как только становится туго, я иду кататься на «Черный гром». Думаю, это самое лучшее, что можно получить от американских горок.
— Я не совсем понимаю.
Хани не собиралась рассказывать ему, что чувствует себя на горках ближе к Богу, и просто сказала:
— Горки дают надежду. Они позволяют прорваться через самые страшные испытания в жизни. Мне кажется, они могут помочь пережить даже смерть близких.
Хани отвлек какой-то шум. Она увидела, как за камерами Эрик Диллон хлопнул ладонью по металлической двери и вышел из студии.
Собеседник Хани устроился на стуле поудобнее.
— Хани, я хочу попросить, чтобы ты кое-что сделала для меня. Не думаю, что это будет слишком сложно. По-моему, присутствующие здесь люди многим тебе обязаны. Ты проделала такой большой путь, и самое меньшее, что они могут сделать, это устроить тебя с сестрой на несколько дней в отличном отеле. У вас будет много еды, за вами там присмотрят, а они за все это заплатят.
Хани недоверчиво посмотрела на своего спасителя:
— Да эти люди относятся ко мне не лучше, чем к мухам на тухлом мясе! С чего это они вдруг заплатят за хороший отель для нас с Шанталь?
— Потому что я велю им так сделать.
Уверенность, с которой он это сказал, вызвала у Хани одновременно и зависть, и восхищение Ей захотелось стать такой же всемогущей и чтобы люди точно выполняли то, что она прикажет Хани подумала о сделанном ей предложении и не смогла найти в нем никакого подвоха. Кроме того, вряд ли она сможет вести грузовик обратно в Южную Каролину, если не поест хорошенько и не выспится. Не говоря уже о том, что деньги у них почти кончились.
— Хорошо, я останусь. Но только до тех пор, пока не решу, что готова отправиться в обратный путь. — Мужчина кивнул, и все сразу же вскочили со своих мест. Присутствовавшие шепотом посовещались в углу студии, после чего вперед вышла измученного вида ассистентка, сопровождавшая Шанталь на пробы. Назвавшись Марией, она сказала Хани, что поможет им с Шанталь устроиться в отеле. Мария назвала ей имена и некоторых других находившихся в студии. Женщина с суровым лицом отвечала за распределение ролей и была боссом Марии. Седовласого джентльмена в костюме с галстуком звали Россом Бэчерди — он был одним из продюсеров.
Мария повела ее к дверям студии. В последний момент Хани обернулась и обратилась к своему спасителю:
— Не думайте, что я такая темная. Я вас сразу узнала, как только увидела. Я точно знаю, кто вы такой.
Дэш Куган кивнул.
— А я уже догадался.
Как только дверь за Хани и Марией закрылась, Росс Бэчерди захлопнул свою папку и вскочил со стула:
— Нам нужно поговорить, Дэш. Зайдем ко мне в кабинет!
Дэш похлопал себя по карманам и достал нераспечатанную пачку мятных леденцов «Лайфсэйверс». Выходя из студии вслед за Россом через боковую дверь, он снял с пачки красную ленточку и кружок серебряной фольги. Они пересекли стоянку автомобилей и вошли в низкое оштукатуренное здание, некотором находились производственные помещения и монтажные. Стены располагавшегося в конце коридора захламленного офиса Росса Бэчерди украшали взятые в рамки цитаты и фотографии с автографами актеров, с которыми он работал в течение своей двадцатилетней карьеры телевизионного продюсера. На письменном столе красовалось почти полное ведерко со льдом.
— По-моему, тебя понесло неизвестно куда, Дэш.
Дэш сунул в рот леденец.
— Мне кажется, что раз весь сериал вот-вот полетит в помойку, то не стоит переживать по мелочам.
— С чего ты взял, что сериал полетит в помойку?
— Я не считаю себя гигантом мысли, Росс, но читать умею, и тот предварительный сценарий, который ты так расхваливал, — самая жалкая кучка конского дерьма из всего, что мне приходилось когда-либо видеть. Взаимоотношения моего героя с Элеонор — откровенная глупость. Да и вообще, как могло случиться, что они поженились? И это не единственная загвоздка. Мокрая туалетная бумага выглядит куда интереснее, чем его дочь Селеста. Меня поражает, что люди, называющие себя писателями, могут выдавать подобную чушь!
— Мы же работаем с черновым вариантом, — попытался защищаться Росс. — Поначалу всегда много шероховатостей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
— Да нет, кажется, о них я ничего не слышал.
— По правде говоря, может быть, я уже и не живу в парке. На прошлой неделе шериф велел нам убираться.
— Мне очень жаль это слышать.
Его сочувствие показалось Хани столь искренним, что она постепенно рассказала обо всем, что с ними произошло. Поскольку собеседник был так нетребователен и, казалось, деликатно оставлял ей возможность не отвечать на некоторые вопросы, Хани забыла и о находившихся рядом других людях, и о включенных камерах. Забросив ногу на ногу, она машинально потерла рукой болевшие пальцы ног и принялась рассказывать ему обо всем. Хани рассказала о смерти дядюшки Эрла, о «Бобби Ли» и предательстве мистера Диснея. Единственное, что она утаила, было психическое состояние Софи: Хани не хотелось, чтобы собеседник узнал, что в их семье была душевнобольная.
Немного погодя выяснилось, что пальцы ног болят уже не так сильно, но как только Хани начала описывать путешествие по стране, внутри у нее все вновь перевернулось.
— Вы видели мою сестру? — спросила она мужчину. Собеседник кивнул.
— И как вы все только могли не оценить ее достоинств? Как можно было с ней так обойтись? Как по-вашему, она красивая?
— Да, несомненно, она очень мила. Мне понятно, почему ты ею так гордишься.
— Конечно, горжусь! Она красива и мила и пришла сюда, несмотря на то что была напугана до полусмерти!
— Напугана до полусмерти — это еще мягко сказано, Хани. Она не могла даже усидеть перед камерой. Не каждый создан для карьеры на телевидении.
— Она бы все смогла сделать, — упрямо возразила Хани. — Люди могут все, если настроятся как следует.
— Тебе уже давно приходится пробиваться в жизни, размахивая кулаками, да?
— Я делаю то, что приходится.
— Ты говоришь так, словно нет никого, кто бы о тебе позаботился.
— А я сама о себе забочусь. И о семье тоже. Я собираюсь найти нам где-нибудь дом. Место, где мы все сможем быть вместе. И мы не станем рассчитывать на чью-то благотворительность!
— Это хорошо. Никому не нравится жить на милостыню.
Они замолчали. Хани заметила, как иногда двигаются виднеющиеся в полумраке силуэты. Было что-то неприятное в том, как эти люди наблюдают за ней, не произнося ни слова, — просто сидят, словно стая хищников.
— Ты когда-нибудь плачешь, Хани?
— Я? Нет, черт возьми!
— А почему?
— Да что толку плакать?
— Могу поспорить, что ты плакала, когда была маленькой.
— Только сразу после того, как умерла мама. А с тех пор, как только становится туго, я иду кататься на «Черный гром». Думаю, это самое лучшее, что можно получить от американских горок.
— Я не совсем понимаю.
Хани не собиралась рассказывать ему, что чувствует себя на горках ближе к Богу, и просто сказала:
— Горки дают надежду. Они позволяют прорваться через самые страшные испытания в жизни. Мне кажется, они могут помочь пережить даже смерть близких.
Хани отвлек какой-то шум. Она увидела, как за камерами Эрик Диллон хлопнул ладонью по металлической двери и вышел из студии.
Собеседник Хани устроился на стуле поудобнее.
— Хани, я хочу попросить, чтобы ты кое-что сделала для меня. Не думаю, что это будет слишком сложно. По-моему, присутствующие здесь люди многим тебе обязаны. Ты проделала такой большой путь, и самое меньшее, что они могут сделать, это устроить тебя с сестрой на несколько дней в отличном отеле. У вас будет много еды, за вами там присмотрят, а они за все это заплатят.
Хани недоверчиво посмотрела на своего спасителя:
— Да эти люди относятся ко мне не лучше, чем к мухам на тухлом мясе! С чего это они вдруг заплатят за хороший отель для нас с Шанталь?
— Потому что я велю им так сделать.
Уверенность, с которой он это сказал, вызвала у Хани одновременно и зависть, и восхищение Ей захотелось стать такой же всемогущей и чтобы люди точно выполняли то, что она прикажет Хани подумала о сделанном ей предложении и не смогла найти в нем никакого подвоха. Кроме того, вряд ли она сможет вести грузовик обратно в Южную Каролину, если не поест хорошенько и не выспится. Не говоря уже о том, что деньги у них почти кончились.
— Хорошо, я останусь. Но только до тех пор, пока не решу, что готова отправиться в обратный путь. — Мужчина кивнул, и все сразу же вскочили со своих мест. Присутствовавшие шепотом посовещались в углу студии, после чего вперед вышла измученного вида ассистентка, сопровождавшая Шанталь на пробы. Назвавшись Марией, она сказала Хани, что поможет им с Шанталь устроиться в отеле. Мария назвала ей имена и некоторых других находившихся в студии. Женщина с суровым лицом отвечала за распределение ролей и была боссом Марии. Седовласого джентльмена в костюме с галстуком звали Россом Бэчерди — он был одним из продюсеров.
Мария повела ее к дверям студии. В последний момент Хани обернулась и обратилась к своему спасителю:
— Не думайте, что я такая темная. Я вас сразу узнала, как только увидела. Я точно знаю, кто вы такой.
Дэш Куган кивнул.
— А я уже догадался.
Как только дверь за Хани и Марией закрылась, Росс Бэчерди захлопнул свою папку и вскочил со стула:
— Нам нужно поговорить, Дэш. Зайдем ко мне в кабинет!
Дэш похлопал себя по карманам и достал нераспечатанную пачку мятных леденцов «Лайфсэйверс». Выходя из студии вслед за Россом через боковую дверь, он снял с пачки красную ленточку и кружок серебряной фольги. Они пересекли стоянку автомобилей и вошли в низкое оштукатуренное здание, некотором находились производственные помещения и монтажные. Стены располагавшегося в конце коридора захламленного офиса Росса Бэчерди украшали взятые в рамки цитаты и фотографии с автографами актеров, с которыми он работал в течение своей двадцатилетней карьеры телевизионного продюсера. На письменном столе красовалось почти полное ведерко со льдом.
— По-моему, тебя понесло неизвестно куда, Дэш.
Дэш сунул в рот леденец.
— Мне кажется, что раз весь сериал вот-вот полетит в помойку, то не стоит переживать по мелочам.
— С чего ты взял, что сериал полетит в помойку?
— Я не считаю себя гигантом мысли, Росс, но читать умею, и тот предварительный сценарий, который ты так расхваливал, — самая жалкая кучка конского дерьма из всего, что мне приходилось когда-либо видеть. Взаимоотношения моего героя с Элеонор — откровенная глупость. Да и вообще, как могло случиться, что они поженились? И это не единственная загвоздка. Мокрая туалетная бумага выглядит куда интереснее, чем его дочь Селеста. Меня поражает, что люди, называющие себя писателями, могут выдавать подобную чушь!
— Мы же работаем с черновым вариантом, — попытался защищаться Росс. — Поначалу всегда много шероховатостей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123