— Мама, что случилось?
Слова вырывались из Лили с лихорадочной поспешностью:
— Он хоть когда-нибудь… трогал тебя… между ног?
Рейчел опять кивнула и отвернулась к окну.
— Мамочка, уходи.
Лили начала всхлипывать:
— Ох деточка! — Она крепко обхватила руками дочь вместе с одеялом. — Ох, моя дорогая бедная деточка.
— Мамочка, перестань! Ты меня пугаешь!
Лили еще нужно было задать последний вопрос, тот, невысказанный. «Только бы это не было правдой. Ради всего святого, пусть это окажется не так!» Лили отстранилась, чтобы видеть лицо дочери, уже не капризное, а бледное от дурного предчувствия. Слезы из глаз закапали на атласный пододеяльник.
— Папа когда-нибудь… Ох, Рейчел, сердечко мое… Тебе папа хоть когда-нибудь показывал… показывал тебе свой пенис? Испуганная, с широко раскрытыми глазами, Рейчел кивнула:
— Мамочка, мне страшно!
— Ну конечно же, страшно. Ох, бедная, бедная моя девочка. Но я не дам ему больше обижать тебя. Никогда не позволю ему обидеть тебя, ни разу.
Укачивая и баюкая ее, прижимая маленькое тельце дочки к груди, Лили поклялась во что бы то ни стало защитить ее. Пусть у нее не все получалось с Рейчел в других отношениях, но уж в этом деле она не уступит.
— Мамочка, ты пугаешь меня. Мама, а почему ты называешь меня Лили?
— Что, солнышко?
— Ты сказала: «Лили». Это же не мое имя. Ты еще сказала: «Бедная Лили».
— Ох, по-моему, я так не говорила.
— Нет, мама, ты сказала: «Бедная Лили».
— Спи, спи, радость моя. Мама здесь.
— Я хочу папочку.
— Все хорошо, солнышко. Никогда больше не дам ему обидеть тебя.
Эрик вернулся домой только под утро, в семь часов. Были интервью, фотографы, три разных приема, закончившихся банкетом. Надя в конце концов ушла в четыре, но эта ночь была самой грандиозной в его жизни, и ему не хотелось, чтобы она подходила к концу.
Эрик вышел из лимузина на мощенную булыжником Дорожку, ведущую к его дому. Ворот сорочки был расстегнут, галстук-бабочка развязался, смокинг небрежно переброшен через руку. В другой руке — золотая статуэтка Оскара, поблескивавшая в первых утренних лучах. У него было чувство, что все в его жизни сошлось так, как надо. У него есть работа, дочки, и впервые с тех пор, как ему стукнуло пятнадцать, он не ощущал ненависти к самому себе.
Автомобиль отъехал, и он увидел Лили, стоявшую у своей машины и явно поджидавшую его. Чувство блаженства мгновенно испарилось. Почему она не может позволить ему хотя бы один день насладиться своим успехом? Но когда она приблизилась, его раздражение сменилось тревогой. Лили всегда отличалась дотошностью во всем, что касалось внешнего вида, но сейчас на ней было мятое платье, узел волос растрепан.
Он поспешил к ней, на ходу отметив и съеденную губную помаду, и размазанную под глазами тушь:
— Что случилось? Что-нибудь с девочками?
Ее лицо было жестким, холодным и угрожающим.
— Еще как случилось, ты, извращенец проклятый!
— Лили…
Он потянулся было взять ее за руку, но она резко отшатнулась, оскалившись, словно загнанный в угол зверь:
— Не прикасайся ко мне! Не смей больше прикасаться ко мне!
— Не лучше ли пройти в дом? — сказал он, сделав усилие, чтобы голос звучал спокойно.
Не давая ей возможности отказаться, он подошел к входной двери и отпер ее. Лили последовала за ним в дом, прошла через прихожую, потом в гостиную налево. От негодования она не могла отдышаться.
В комнате с белыми стенами, отделанными светлым деревом, вразброс стояло несколько уютных диванов, обитых светлой буклированной тканью. Эрик положил смокинг и фигурку Оскара на стул, стоявший около грубо сработанного шкафа с выставленными в нем корзинками, мексиканской оловянной посудой и фигурками святых. Раннее утреннее солнце заглядывало в окна, отбрасывая на пол светлые прямоугольники. Он встал в одном из них:
— Покончим с этим, и я пойду спать. Что стряслось на этот раз? Опять нужны деньги, что ли?
Лили резко обернулась к нему с бледным от горя лицом и дрожащими губами. Раздражение уступило чувству вины, той вины, которую он всегда ощущал в ее присутствии: она была неплохим человеком, но он был не способен любить ее так, как ей того хотелось.
Он заговорил мягче:
— Лили, что-нибудь не так?
Ее голос дрогнул:
— Рейчел мне все рассказала. Этой ночью.
— Рассказала о чем? — На лоб набежали тревожные морщинки. — С Рейчел что-то произошло?
— Тебе это должно быть известно лучше, чем кому-то другому. С Бекки ты это тоже вытворял? да? — Глаза Лили наполнились слезами. Она тяжело опустилась на диван и крепко сжала в кулаки лежащие на коленях руки. — Боже мой, просто невыносимо думать, что ты трогал еще и Бекки. Как ты мог, Эрик? Как ты мог так низко упасть?
Ему по-настоящему стало страшно.
— Да что случилось? Скажи ты наконец, Христа ради!
— Твоя маленькая грязная тайна раскрыта, — горько сказала Лили. — Рейчел все мне рассказала. Эрик, ты ей угрожал? Ты грозил ей сделать что-то ужасное, если она расскажет мне?
— Да что рассказывать-то? Ради всего святого, о чем ты говоришь?
— О том, что ты ей делал. Она сказала мне… Она сказала, что ты приставал к ней с сексуальными намерениями.
— Что?
Над ними нависла мертвая тишина. Наконец он заговорил охрипшим голосом:
— Лучше объясни, в чем дело. И начни с самого начала. Я хотел бы услышать все.
Глаза Лили сузились от ненависти. Речь стала торопливой и сбивчивой:
— Прошлой ночью я укладывала Рейчел в кровать. Была небольшая гроза, и она попросила меня прилечь с ней. Когда я отказалась, она сказала, что ты иногда берешь ее в свою постель.
— Разумеется, разрешаю, когда она боится чего-нибудь. И что в этом плохого?
— Она сказала, что на тебе не было пижамы.
— Но я же никогда ее не надеваю. И тебе это прекрасно известно. А когда девочки поблизости, я сплю в трусах.
— Но это же гнусно, Эрик! Пускать ее в свою постель.
Его тревога сменилась гневом:
— Ничего гнусного в этом нет. Черт побери, что с тобой происходит?
— Сколько праведного негодования! — фыркнула она. — Ну ладно, можешь не кипятиться, потому что она
все мне выложила, подонок ты этакий! — Лицо Лили исказила гримаса ненависти. — Она сказала, что видела твой член.
— Возможно, и видела. Господи, Лили. Иногда они заявляются ко мне, когда я одеваюсь. Я не дохожу до того, чтобы выставлять его напоказ перед девочками, но и особой тайны из этого тоже не делаю.
— Ты, подонок! Думаешь, у тебя на все найдется ответ? Ну так знай, что это еще не все, что она сказала. Она еще говорила, что ты трогал ее между ног.
— Ты лжешь! Она не могла сказать такое. Никогда в жизни я не трогал ее… — Но он трогал. Конечно же, трогал. Обычно девочек купает Кармен, но иногда это делал и он. — Послушай, Лили. Ты как-то совершенно неправильно толкуешь самые естественные вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123