Почему он со мной так поступил, Роберт?
А он только и смог прошептать, обнимая ее и убаюкивая:
— Милая моя, ну, ну, ну.
Ужас и ярость застилали ему глаза, и голова кружилась так, словно его ударили кувалдой. «Я убью его!»
— Вот почему я стала куртизанкой. Но Люси была обманщицей, и Долф назвал вас обманщиком, и я тоже обманщица, — плакала она. — Я не умею… вчера ночью мне показалось, что я сумею… но дребезжание серебра… Это очень глупо, но оно было так похоже на… эти ужасные ключи, которые он носит на себе.
И Хоук вспомнил огромное кольцо с ключами на поясе у этого сукина сына.
— И в этот момент я все вспомнила, — простонала она, прижимаясь к нему так, словно он был ее единственной опорой. — Я никогда не отказала бы вам из-за денег. Помогите мне, Роберт. Мне так больно!
— Я здесь. — Он задыхался.
Колени у нее подгибались, и он подхватил ее на руки. Она горько плакала. Он прижал ее к себе, и на его глаза тоже навернулись слезы — от ярости, боли и жгучих угрызений совести.
Ах, если бы он знал, он ни за что не заставил бы ее пойти в ту темную комнату с Долфом. Надзиратель из «Флита». Господи Иисусе! Рядом с этой исполосованной шрамами скотиной Долф казался мальчиком из церковного хора. Но он этого не знал, потому что не хотел знать! Он ошибся насчет Люси, ошибся насчет Долфа, но что касается Белинды… тут он сознательно обманывал себя. Он почувствовал, что она невинна, с первого же взгляда, но не поверил в это из-за личины, которую она носила.
— Мне так жаль, — снова и снова шептал он, покрывая поцелуями ее залитое слезами лицо. Извинений было, конечно, недостаточно, но что еще он мог бы сейчас сказать? Белинда дрожала в его объятиях.
— Я не могу потерять вас, Роберт. Откажитесь от дуэли. Из-за куртизанок не стреляются.
Он взял в ладони ее лицо и напряженно посмотрел ей в глаза. В его глазах стояли слезы.
— Вы мне дороги, и я докажу вам это.
— Рискнув своей жизнью? Я не хочу вас терять! — Она плакала и лихорадочно целовала его. — Останьтесь со мной. Любите меня, Роберт. Верните мне меня.
Он закрыл глаза и прижался к ней лбом, пытаясь побороть черный хаос, в который его ввергла ярость.
— Непременно, моя милая, — проговорил он на удивление спокойно. — Но не сегодня ночью. И не таким образом.
— Может быть, эта ночь — все, что у нас есть, если вы согласитесь на дуэль! — гневно воскликнула она, вырываясь из его объятий. — Не ходите, Роберт!
Глядя на ее страдающее лицо, залитое слезами, он погладил Бел по щеке и выдержал ее взгляд, исполненный любви и нежности.
— Успокойтесь. Я еще не заслужил вас, но когда я разделаюсь с теми, кто причинил вам зло, я, вероятно, стану достоин такого дара. — Он снова погладил ее по щеке. — Ах, милая моя девочка, каким же нужно быть негодяем, чтобы причинить вам зло!
Глаза ее снова наполнились слезами, и он снова привлек ее к себе и долго гладил по волосам, желая успокоить. Наконец она перестала всхлипывать.
— Лучше бы вы рассказали мне об этом до того, как я к вам прикоснулся.
— Как я могла? Единственное, чего мне хотелось со дня нашей первой встречи, — чтобы вы меня уважали.
Никакой упрек не мог бы подействовать на него сильнее, чем это удивительное признание. Он опустил голову и закрыл глаза, посылая себя в самые глубины преисподней а свою надменность, будь она трижды проклята! Сколько раз бросал он ей в лицо свое неодобрение! Почему он решил, что имеет право судить ее? Прошептав очередное ненужное извинение, он уткнулся подбородком в ее волосы и привлек к себе так осторожно, точно она была отлита из тончайшего фарфора. Так они посидели некоторое время, пока он не почувствовал, что дрожь ее утихла, а дыхание стало медленным и спокойным.
— Хотите, я принесу вам вина? — спросил он.
Она кивнула.
Поцеловав ее в лоб, он встал с дивана, подошел к шкафчику с напитками и налил ей в бокал вина. Потом задумчиво посмотрел на нее через плечо, думая, что она попытается остановить его, если узнает, что он собрался сделать этой ночью.
Долф был не единственным, кого следовало наказать еще до рассвета. Ярость бурлила в жилах Хоука, черная, жаркая, бешеная, сводящая его с ума.
Он опустил в ее стакан каплю опия, который держал в шкафчике на случай бессонницы. Это ее успокоит и поможет уснуть.
Поколебавшись, он достал из шкафчика серебряную фляжку, подарок Белинды, и наполнил ее французским коньяком, который прислал ему Джек. Этой ночью ему предстояло провернуть кое-какие темные делишки, и нужно будет подпитать свою ярость.
Хоук завернул крышечку на изящной фляжке и сунул ее в жилетный карман. Пригодится.
Он принес ей вино, и она пробормотала что-то в знак благодарности. После этого он впустил в библиотеку Гипериона, свою любимую собаку, чтобы она охраняла Белинду и составила ей компанию. Черный ньюфаундленд свернулся на ковре у дивана, где сидела Бел, ослабевшая от слез. Хоук наклонился и запечатлел нежный поцелуй на ее холодном влажном лбу.
Она схватила его руку.
— Не покидайте меня, Роберт!
— Я здесь.
Он присел на край дивана. Она пила вино, а он гладил ее по волосам и держал за руку.
— Вы держались сегодня так храбро, — прошептал он. — Если бы я знал, я никогда в жизни не заставил бы вас пройти через подобное унижение.
— Я знаю. — На губах ее задрожала улыбка.
— Использовать вас как приманку для Долфа… Мне не следовало втягивать вас в это дело. Почему вы согласились, Бел?
— Нужно было выполнять обещание, — вздохнула она. — Мне хотелось показать вам, какая я смелая.
— Вы все время это показываете, Белинда. Вы умеете владеть собой, моя девочка.
Она задумчиво улыбнулась и поудобнее устроилась на диване.
Он бросил взгляд в сторону фортепьяно.
— Сыграть вам колыбельную?
— Нет, просто побудьте рядом, — попросила она умоляющим голосом и потянулась к его руке.
— Я здесь, я здесь. Бедный мой ангел, вы несете на своих плечах такое бремя! — Он осторожно гладил мягкие легкие волосы у нее на виске, но мысль об исполосованном шрамами мерзавце, который так обошелся с этой невинной, получившей аристократическое воспитание девушкой, вызывала в нем бешенство. И понадобилась вся его сила воли, чтобы просидеть здесь еще с четверть часа, успокаивая ее.
Он вспомнил, как монеты скользнули в ладонь тюремного сторожа и как надзиратель распекал одного из своих подчиненных. Конечно, в стенах «Флита» найдется кому рассказать то, что он захочет рассказать, — за деньги, разумеется.
Хоук тревожно взглянул на каминные часы. Пора идти.
— Вы должны отдохнуть, дорогая. Постарайтесь уснуть, — шепнул он. — Я скоро вернусь.
— Почему вы уходите? Останьтесь, — пробормотала она. Глаза ее слипались — опий начал действовать.
— Спите, мой ангел. — Он наклонился и запечатлел на ее щеке поцелуй, легкий, как шепот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
А он только и смог прошептать, обнимая ее и убаюкивая:
— Милая моя, ну, ну, ну.
Ужас и ярость застилали ему глаза, и голова кружилась так, словно его ударили кувалдой. «Я убью его!»
— Вот почему я стала куртизанкой. Но Люси была обманщицей, и Долф назвал вас обманщиком, и я тоже обманщица, — плакала она. — Я не умею… вчера ночью мне показалось, что я сумею… но дребезжание серебра… Это очень глупо, но оно было так похоже на… эти ужасные ключи, которые он носит на себе.
И Хоук вспомнил огромное кольцо с ключами на поясе у этого сукина сына.
— И в этот момент я все вспомнила, — простонала она, прижимаясь к нему так, словно он был ее единственной опорой. — Я никогда не отказала бы вам из-за денег. Помогите мне, Роберт. Мне так больно!
— Я здесь. — Он задыхался.
Колени у нее подгибались, и он подхватил ее на руки. Она горько плакала. Он прижал ее к себе, и на его глаза тоже навернулись слезы — от ярости, боли и жгучих угрызений совести.
Ах, если бы он знал, он ни за что не заставил бы ее пойти в ту темную комнату с Долфом. Надзиратель из «Флита». Господи Иисусе! Рядом с этой исполосованной шрамами скотиной Долф казался мальчиком из церковного хора. Но он этого не знал, потому что не хотел знать! Он ошибся насчет Люси, ошибся насчет Долфа, но что касается Белинды… тут он сознательно обманывал себя. Он почувствовал, что она невинна, с первого же взгляда, но не поверил в это из-за личины, которую она носила.
— Мне так жаль, — снова и снова шептал он, покрывая поцелуями ее залитое слезами лицо. Извинений было, конечно, недостаточно, но что еще он мог бы сейчас сказать? Белинда дрожала в его объятиях.
— Я не могу потерять вас, Роберт. Откажитесь от дуэли. Из-за куртизанок не стреляются.
Он взял в ладони ее лицо и напряженно посмотрел ей в глаза. В его глазах стояли слезы.
— Вы мне дороги, и я докажу вам это.
— Рискнув своей жизнью? Я не хочу вас терять! — Она плакала и лихорадочно целовала его. — Останьтесь со мной. Любите меня, Роберт. Верните мне меня.
Он закрыл глаза и прижался к ней лбом, пытаясь побороть черный хаос, в который его ввергла ярость.
— Непременно, моя милая, — проговорил он на удивление спокойно. — Но не сегодня ночью. И не таким образом.
— Может быть, эта ночь — все, что у нас есть, если вы согласитесь на дуэль! — гневно воскликнула она, вырываясь из его объятий. — Не ходите, Роберт!
Глядя на ее страдающее лицо, залитое слезами, он погладил Бел по щеке и выдержал ее взгляд, исполненный любви и нежности.
— Успокойтесь. Я еще не заслужил вас, но когда я разделаюсь с теми, кто причинил вам зло, я, вероятно, стану достоин такого дара. — Он снова погладил ее по щеке. — Ах, милая моя девочка, каким же нужно быть негодяем, чтобы причинить вам зло!
Глаза ее снова наполнились слезами, и он снова привлек ее к себе и долго гладил по волосам, желая успокоить. Наконец она перестала всхлипывать.
— Лучше бы вы рассказали мне об этом до того, как я к вам прикоснулся.
— Как я могла? Единственное, чего мне хотелось со дня нашей первой встречи, — чтобы вы меня уважали.
Никакой упрек не мог бы подействовать на него сильнее, чем это удивительное признание. Он опустил голову и закрыл глаза, посылая себя в самые глубины преисподней а свою надменность, будь она трижды проклята! Сколько раз бросал он ей в лицо свое неодобрение! Почему он решил, что имеет право судить ее? Прошептав очередное ненужное извинение, он уткнулся подбородком в ее волосы и привлек к себе так осторожно, точно она была отлита из тончайшего фарфора. Так они посидели некоторое время, пока он не почувствовал, что дрожь ее утихла, а дыхание стало медленным и спокойным.
— Хотите, я принесу вам вина? — спросил он.
Она кивнула.
Поцеловав ее в лоб, он встал с дивана, подошел к шкафчику с напитками и налил ей в бокал вина. Потом задумчиво посмотрел на нее через плечо, думая, что она попытается остановить его, если узнает, что он собрался сделать этой ночью.
Долф был не единственным, кого следовало наказать еще до рассвета. Ярость бурлила в жилах Хоука, черная, жаркая, бешеная, сводящая его с ума.
Он опустил в ее стакан каплю опия, который держал в шкафчике на случай бессонницы. Это ее успокоит и поможет уснуть.
Поколебавшись, он достал из шкафчика серебряную фляжку, подарок Белинды, и наполнил ее французским коньяком, который прислал ему Джек. Этой ночью ему предстояло провернуть кое-какие темные делишки, и нужно будет подпитать свою ярость.
Хоук завернул крышечку на изящной фляжке и сунул ее в жилетный карман. Пригодится.
Он принес ей вино, и она пробормотала что-то в знак благодарности. После этого он впустил в библиотеку Гипериона, свою любимую собаку, чтобы она охраняла Белинду и составила ей компанию. Черный ньюфаундленд свернулся на ковре у дивана, где сидела Бел, ослабевшая от слез. Хоук наклонился и запечатлел нежный поцелуй на ее холодном влажном лбу.
Она схватила его руку.
— Не покидайте меня, Роберт!
— Я здесь.
Он присел на край дивана. Она пила вино, а он гладил ее по волосам и держал за руку.
— Вы держались сегодня так храбро, — прошептал он. — Если бы я знал, я никогда в жизни не заставил бы вас пройти через подобное унижение.
— Я знаю. — На губах ее задрожала улыбка.
— Использовать вас как приманку для Долфа… Мне не следовало втягивать вас в это дело. Почему вы согласились, Бел?
— Нужно было выполнять обещание, — вздохнула она. — Мне хотелось показать вам, какая я смелая.
— Вы все время это показываете, Белинда. Вы умеете владеть собой, моя девочка.
Она задумчиво улыбнулась и поудобнее устроилась на диване.
Он бросил взгляд в сторону фортепьяно.
— Сыграть вам колыбельную?
— Нет, просто побудьте рядом, — попросила она умоляющим голосом и потянулась к его руке.
— Я здесь, я здесь. Бедный мой ангел, вы несете на своих плечах такое бремя! — Он осторожно гладил мягкие легкие волосы у нее на виске, но мысль об исполосованном шрамами мерзавце, который так обошелся с этой невинной, получившей аристократическое воспитание девушкой, вызывала в нем бешенство. И понадобилась вся его сила воли, чтобы просидеть здесь еще с четверть часа, успокаивая ее.
Он вспомнил, как монеты скользнули в ладонь тюремного сторожа и как надзиратель распекал одного из своих подчиненных. Конечно, в стенах «Флита» найдется кому рассказать то, что он захочет рассказать, — за деньги, разумеется.
Хоук тревожно взглянул на каминные часы. Пора идти.
— Вы должны отдохнуть, дорогая. Постарайтесь уснуть, — шепнул он. — Я скоро вернусь.
— Почему вы уходите? Останьтесь, — пробормотала она. Глаза ее слипались — опий начал действовать.
— Спите, мой ангел. — Он наклонился и запечатлел на ее щеке поцелуй, легкий, как шепот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80