— Нет, госпожа, повиниться должен младший. Нельзя унижать старых людей.
Эмма хотела возразить, но передумала.
— Ты ничего не знаешь о наших отношениях, — вполголоса проговорила она и велела ему постучать в дверь.
Дверь открыл человек, который тоже ей был хорошо знаком.
— Здравствуй, Виггинс, — сказала Эмма.
— Мисс Эмма! — Старый дворецкий расплылся в улыбке. — Как я рад вас видеть! Мы все слышали… Я хочу сказать, примите, пожалуйста, поздравления от всех слуг.
— Спасибо. — В Эмме шевельнулось чувство вины.
Старый слуга смотрел на нее с такой доброжелательностью. Может, следовало бы раньше прийти сюда? — Я спущусь к вам после разговора с отцом. Он дома?
— Да, мисс. Он у себя в кабинете.
Эмма прошла в холл. Тут Виггинс, наконец, разглядел Ферека и вздрогнул.
— Это мой слуга Ферек, — успокоила его Эмма.
Виггинс в изумлении смотрел на темнокожего гиганта.
— Вот как, мисс? — слабым голосом произнес он.
Ферек низко ему поклонился.
— Почтение дому отца моей госпожи, — пробасил он.
— Э-э-э… — Виггинс таращился на Ферека, который все еще стоял, согнувшись в поклоне. Потом вопросительно посмотрел на Эмму.
— Скажите спасибо, — шепнула она.
— Гм. Спасибо, — сказал Виггинс.
Ферек распрямился и широко ему улыбнулся.
— Жди меня здесь, — приказала ему Эмма.
— Хорошо, госпожа. — Ферек сел на пол, прислонившись спиной к стене.
— Мисс Эмма! — протестующе воскликнул старый дворецкий.
— Пусть его. Не волнуйся.
Эмма оставила дворецкого выяснять отношения с Фереком, а сама пошла по коридору.
Около двери кабинета она помедлила. Когда она была ребенком, ее призывали сюда только для того, чтобы выбранить. Ей с Робином запрещалось входить сюда без сопровождения взрослых, и их отец всегда уходил в кабинет, когда был в плохом настроении. Так что Эмме пришлось сделать над собой усилие, чтобы поднять руку и постучать в дверь.
— Войдите!
Эмма сглотнула и отворила дверь.
Джордж Беллингем сидел в кресле около камина. Окно было у него за спиной, и свет, падающий на страницы книги, которую он читал, превращал его седые волосы в подобие нимба. Лицо Беллингема было в тени.
— В чем дело? — спросил он, поднимая глаза.
Раздражение тут же уступило место удивлению, он схватил трость и поспешно поднялся на ноги. — Эмма, дорогая, как я рад тебя видеть!
— Пожалуйста, не вставай.
Эмма пересекла комнату и остановилась перед ним.
— Какой приятный сюрприз, — сказал ее отец, опускаясь обратно в кресло. — Садись, пожалуйста.
Ты прекрасно выглядишь.
Эмма села в кресло с другой стороны камина.
— Надеюсь, ничего не случилось? — резко спросил Беллингем. — С Сент-Моуром не поссорилась?
— Нет.
— Ну и прекрасно. Я просто подумал, чего это ты вдруг ко мне пришла. Ты здесь не была с… — Он не докончил фразы, повернулся и дернул за шнур колокольчика. — Хочешь кофе? Или чаю?
— Не знаю. Чаю, может быть.
Дверь отворилась.
— Бесс, — сказал Беллингем, — к нам пришла мисс Эмма. Принеси чаю.
— Сейчас, сэр, — сказала горничная и присела. — Мы рады вас видеть, мисс Эмма.
— Спасибо, Бесс.
В ожидании чая Эмма говорила о разных пустяках, но когда горничная принесла чай, разлила его по чашкам и удалилась, Эмма сказала:
— Вообще-то я пришла к тебе поговорить о Робине.
Улыбка исчезла с лица Беллингема.
— Что еще он натворил?
— Он ничего не натворил. То есть… — Эмма набралась духу и выпалила: — Меня беспокоит его увлечение карточной игрой.
— А черт! — взорвался Беллингем. Он по-прежнему играет? Сколько раз я ему выговаривал! Угрожал лишить его содержания. Но он и слушать не хочет. — Старик стукнул кулаком по ручке кресла. — Я с него шкуру спущу.
Эмма вздрогнула. Как часто он вот так же кричал на нее.
— Пожалуйста, папа, — сказала она.
— Что пожалуйста?
— Это не поможет.
Джордж Беллингем вперил в нее гневный взгляд.
— У тебя, наверное, есть какое-то предложение. Иначе бы ты не пришла.
— Не знаю, — ответила Эмма. — Мне хотелось с тобой посоветоваться. Я так хорошо знаю, что может случиться с человеком, который пристрастился к карточной игре.
Беллингем фыркнул.
— Мне невыносимо думать, что Робин может, погибнуть, как…
— …как этот прохвост Эдвард Таррант, — закончил он.
Эмма кивнула.
— Я с самого начала предупреждал тебя, что ему нужны только твои деньги.
— Да. Предупреждал.
— А ты прислушалась к моим словам? Теперь ты поняла, что я был прав?
— Да, папа, — безжизненным голосом ответила Эмма.
— А теперь ты пришла давать мне советы, как воспитывать сына?
— Нет, я только хочу…
— Вы только ее послушайте! Да знаешь ли ты, что если я с мальчишкой чересчур суров, то в этом виновата ты.
— Я?!
— Я просто не хотел, чтобы он погубил свою жизнь так же, как ты погубила свою. Вот и держу его в узде. И что в этом плохого? — Он враждебно смотрел на Эмму.
— Я понимаю, что причинила тебе много неприятностей, — начала Эмма.
— Неприятностей! Да ты просто не представляешь себе, что мне пришлось вытерпеть.
— Наверное, не представляю, — признала Эмма.
— Когда ты сбежала, я был вне себя. После смерти матери я старался быть тебе хорошим отцом. Ты не можешь этого отрицать. Я старался делать для тебя все, что мог, хотя, может быть, мог я не так уж много. А ты отказалась от надежды на удачный брак и удрала с этим… И я дал себе клятву, что во второй раз подобного не допущу…
Впервые Эмма почувствовала раскаяние за то, как она поступила с отцом. Когда ей было семнадцать лет, она думала только о себе.
— Прости, папа, — сказала она.
Он вытаращил на нее глаза и зажевал ртом, точно ему попался жесткий кусок мяса.
— Раньше ты этого никогда не говорила.
— Да.
Джордж Беллингем откашлялся.
— Тебе не кажется, что Робин восстает против твоей узды? — осмелилась спросить Эмма. Беллингем нахмурился.
— Играет в карты именно потому, что я это запретил? — Он покачал головой. — Не может этого быть. Робин — неглупый мальчик.
— Конечно, — согласилась Эмма, — но, как всем молодым людям, ему иногда хочется взбрыкнуть.
— И он не жеманный денди, хоть и одевается по-дурацки, — прорычал Беллингем.
— Нет, он не денди. Но, наверное, ему иногда хочется восстать против запретов. Вроде как сесть на лошадь, которую никто не сумел объездить.
Беллингем внимательно смотрел на нее из-под кустистых бровей.
— Или устроить гонки на самой людной улице Бата?
Эмма заставила себя бесстрашно посмотреть отцу в глаза.
И тут Беллингем усмехнулся:
— Видно, я когда-то тебе рассказывал слишком много историй про себя.
— И я помню их все до единой. — Эмма посмела улыбнуться.
— За эту гонку отец дал мне знатную выволочку, — сказал Беллингем. — Кричал, что такого олуха свет не видывал, и грозил держать взаперти в поместье, пока мне не исполнится тридцать лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88