— Кончено! — сказал Цампа.
— Умерла?
— Умерла, — спокойно отвечал Цампа, подавая своему барину окровавленный платок.
При виде его дон Хозе отшатнулся и у него потемнело в глазах.
Он завернул платок в бумагу, спрятал его в карман и, закутавшись в плащ, отправился в улицу Годо де Моруа, где его ждал фиакр, из которого послышался голос:
— Цвет вашего платка?
— Красный, — отвечал дон Хозе и сел в фиакр, в котором с завязанными глазами доехал до Аньера и очутился в гостиной.
Он ждал более часа; мнимая княгиня не являлась.
Вдруг из-за портьеры соседней комнаты вышла замаскированная женщина, которая, подав дону Хозе письмо, быстро удалилась.
Письмо было следующего содержания:
«Не знаю, исполнили ли вы слово, но мне невозможно сегодня видеться с вами. Если платок будет мне возвращен красным, в таком случае не выходите завтра из дому от пяти до десяти часов. Не принимайте никого и отошлите вашего слугу на целые сутки».
Рокамболь завязал Фатиме глаза и привез ее в свою маленькую квартиру на Сюренской улице.
— Ты останешься здесь четыре дня, — сказал он, — в ожидании минуты твоего мщения. Но ни под каким видом не выходи отсюда ни на шаг и даже не подходи к окну-
Он велел приготовить ей комнатку, затем, переодевшись, поцеловал ее в лоб и удалился.
В передней лакей подал ему два письма из отеля де Салландрера: первое — было приглашение на обед к герцогу; второе — от Концепчьоны — просьба приехать непременно на этот обед.
Выйдя на улицу в двенадцатом часу, Рокамболь сел в фиакр и поехал в Кастильонскую улицу.
Приехав к Банко, Мортон Тайнер распорядился, чтобы управитель ее надел бороду и немедленно ехал за доном Хозе, так как он уже окрасил платок.
— Боже мой! — воскликнула Банко. — Он убил ее?
— Успокойтесь, платок окрашен в крови болонки, но он уверен, что это кровь его любовницы.
И он продиктовал ей письмо, которое замаскированная Карло подала дону Хозе.
— Все это очень хорошо, — сказала Банко, — но к чему это письмо?
— Ты должна идти к нему завтра вечером.
— Что же я буду говорить?
— Завтра я научу тебя.
— Еще один вопрос.
— Какого рода?
— Где же тут ваше мщение, о котором вы мне говорили, и каким образом вы расстроите свадьбу дона Хозе?
— Я держу Фатиму под замком, но обещал ей показать дона Хозе рука об руку с тобой.
— Со мной?
— Да, и это будет в среду, на маскараде у генерала С
— Так я буду у генерала С.?
— Да. Когда дон Хозе пойдет с тобою под руку, цыганка, вероятно, бросится на него с пистолетом в руке.
— О, это не совсем безопасно.
— Не беспокойся: пистолет я буду заряжать без пули. От этого произойдет только маленький скандальчик: гитану арестуют, с дона Хозе снимут маску, подойдет Концепчьона и увидит своего жениха между двумя любовницами… Однако прощай, мы завтра увидимся.
На следующий день в шестом часу купе мнимого маркиза де Шамери въехало во двор отеля де Салландрера.
Концепчьона де Салландрера сидела в своей мастерской, окруженная толпой молодых людей и дам.
Рокамболь любезно поклонился этому обществу и подошел к Концепчьоне.
Она бросила на него взгляд, говоривший:
— Боже мой, вы явились так поздно, а мне многое нужно передать вам.
Вскоре приехал дон Хозе в очень мрачном настроении. Начался общий разговор, в котором кто-то коснулся газетного известия об убийстве, совершенном в улице Роше. Рокамболь взял газету и прочел вслух о таинственном убийстве в улице Роше, где довольно верно описывалось убийство кормилицы вместо молодой цыганки.
Во время чтения Рокамболь несколько раз бросал пытливый взгляд на дона Хозе. Он был бледен и с трудом сидел на стуле. Концепчьона заметила это, и в голову ее вкралось подозрение.
Вскоре явился лакей в парадной ливрее и доложил, что подано кушать.
Маркиз де Шамери подал руку Концепчьоне, бледной и трепещущей не менее самого дона Хозе.
— Дама-испанка, о которой идет речь в газете, — прошептал Рокамболь, — есть цыганка Фатима, а человек в одежде мастерового — он! Убитая женщина есть кормилица, убийца — негр; он впотьмах вместо госпожи убил служанку… Наконец, — добавил Рокамболь, когда они входили в столовую, — он отравил и дона Педро, чтобы жениться на вас, и, чтобы устранить последнее препятствие, решился избавиться от своей сообщницы в преступлении.
Рокамболь уселся за столом рядом с Концепчьоной.
— Если вы хотите, чтобы я вас спас, — прошептал он ей во время тостов, — то скройте новую тайну в глубине сердца. В будущую среду вы должны быть на балу у генерала С.
В девять часов дон Хозе вышел или, вернее, выбежал из отеля, так как был крайне расстроен, узнав о непростительной ошибке негра.
Привратник его дома вручил ему письмо. Он сразу узнал почерк Фатимы; она писала:
«Дон Хозе, ты жесток к своей Фатиме: она любила тебя, а ты хотел ее убить, но я прощаю тебя. Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в Париже. Прощай, дон Хозе, будь счастлив с той, которая сменила меня в твоем сердце. Не бойся за тайну, так долго связывавшую нас друг с другом. Никто никогда не узнает, что ты отравил своего брата дона Педро. Еще раз прощай навеки.
Фатима».
Дон Хозе изумился содержанию этого письма; сначала он не верил ему, но мало-помалу поверил.
Пробило полночь. Дон Хозе вдруг услышал стук кареты, остановившейся у ворот. Спустя минуту раздался звонок. Дон Хозе сам отпер дверь, так как Цампу он отправил еще с утра.
Вошла дама, закрытая густой вуалью, она быстро направилась в освещенную гостиную.
Это была Банко — его княгиня.
— Здравствуйте, мой друг, — сказала она, — благодарю вас за послушание, ведь Фатима умерла, не правда ли?
— Да.
— Як вам на этот раз только на одну минутку — с просьбой.
— Какой?
— В среду вы пришлете мне два пригласительных билета с пробелом для имени на бал к супруге испанского генерала С. Бал этот будет костюмированный, и маска обязательна.
— Как же вам их доставить?
— В среду я пришлю вам письмо, в котором опишу свой костюм и признаки, по которым вы меня легко узнаете. Отдайте посланному билеты и напишите несколько слов о вашем костюме.
— Хорошо.
Она поцеловала его и побежала к двери. Минуты через две послышался стук отъезжающего экипажа.
В среду вечером отель испанского генерала С. был в полном освещении. Здесь собралась вся парижская и иностранная знать.
Длинная вереница экипажей стояла уже по обеим сторонам улицы.
В одиннадцать часов вечера подъехал к крыльцу экипаж, запряженный четверкой белых, как снег, лошадей.
Из экипажа вышли две дамы в богатых костюмах польских крестьянок.
Одна из них была высокая стройная женщина с золотистыми кудрями. Другая была женщина полная, по-видимому, не первой молодости.
Лишь только они вошли в залу, к ним подошел мужчина в черном костюме с красными отворотами и взял под руку толстую даму;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32