— Кажется, что так, но она отпирается от этого… По ее словам, дон Хозе был просто одурачен ею.
— Вот как!
— И он умер прежде, чем получил награду за свою небольшую подлость. Он, видите ли, влюбился в Банко — а она обещала ему свое сердце взамен пригласительного билета… Но так как дон Хозе умер, то билет достался ей даром.
— Чем же все это кончилось?
— Да тем, что я уехал домой в самую минуту этого объяснения.
— И вы больше ничего не знаете?
— Ничего, но я могу только утвердительно сказать, что через час после убийства дона Хозе все гости уже разъехались.
— Ну, право же, — проговорил маркиз де Шамери, вставая и расплачиваясь, — я сейчас поеду к генералу, а потом в отель де Салландрера.
Вслед за этим Рокамболь пожал руки своим приятелям и направился к двери, где остановился и, обращаясь к блондину, сказал:
— Милый Макс, позвольте мне задать вам еще один вопрос?
— Слушаю вас.
— Вы не насмехаетесь надо мной?
— То есть как же это?
— Во мне теперь родилось одно маленькое подозрение.
— В чем же оно состоит?
— В том, что вам вздумалось помистифицировать меня и заставить прогуляться к таким покойникам, которые находятся в самом добром здоровье.
— Позвольте мне заметить вам, что если бы меня вздумали так мистифицировать, то я вышел бы на смертельный поединок. А я, по правде вам сказать, не имею ни малейшего желания драться с вами.
— Простите меня!.. Но, право, все это так необыкновенно, — сказав это, Рокамболь поклонился и вышел.
— Этот господин порядочный простак, — заметил после его ухода Макс.
— Да, он не способен представить на какой-нибудь светский бал дочь своего привратника! — добавил один из молодых людей.
— И убить кого-нибудь кинжалом. Он кроток, как какая-нибудь молоденькая девушка, желающая выйти замуж, — докончил третий.
Если бы сэр Вильямс мог слышать эту апологию своему ученику, он, наверное, засмеялся бы им в лицо.
Маркиз де Шамери подъехал к отелю генерала. Двор отеля был полон народа. С раннего утра весть о происшествии на балу у генерала пронеслась по всему Парижу, и карточки соболезнования посыпались градом к генералу, но он никого не принимал.
Впрочем, тело цыганки лежало в зале нижнего этажа, так что мнимый маркиз де Шамери мог свободно видеть его.
— Бедная девушка! — прошептал Рокамболь с приличным этому случаю волнением.
— Ну, — добавил он мысленно, — тебе посчастливится, если тебя признают за ту самую женщину, которая жила в улице Роше, так как и я даже не узнаю тебя.
И затем он отправился в Вавилонскую улицу, то есть в отель де Салландрера.
Здесь его встретил швейцар в глубоком трауре.
— Герцог и герцогиня не принимают, — сказал он, когда Рокамболь потребовал, чтобы доложили о нем.
— Даже и друзей?
— Никого… завтра будут похороны дона Хозе, и вы получите пригласительный билет.
Рокамболь подал карточку и уехал.
— Держу пари, — сказал он себе, — что не далее как сегодня же вечером я получу весточку от Концепчьоны. Пойду теперь поболтать с сэром Вильямсом.
Выходя из кареты, во дворе своего отеля Рокамболь увидал своего зятя, виконта Фабьена д'Асмолля, возвращавшегося домой и уже знавшего о происшествии на балу у генерала С.
— Ты был вчера у генерала? — спросил он.
— Был.
— А сегодня утром промолчал о катастрофе?
— Да ведь я и сам ничего не знал. Это ведь случилось, как говорят, в три часа, а я уехал с бала ровно в два и сегодня утром за завтраком в cafe de Paris узнал подробности.
— Гм, гм… — пробормотал виконт, беря своего шурина за руку и наклоняясь к его уху. — Ты все еще любишь Концепчьону?
Маркиз притворился смущенным и взглянул вопрошающим взглядом на Фабьена.
— Что такое? — пробормотал он.
— Дон Хозе убит!..
— Ну так что же?
— Он ведь был женихом.
— В таком случае, мне кажется, невеста его должна разочароваться относительно его.
— Отчего?
— Оттого, что у него были две любовницы.
— И еще какие! — прошептал виконт и затем громко добавил: — Все это прекрасно, но я возвращаюсь к тому, что ты говорил.
— А именно?
— У Концепчьоны теперь нет больше жениха.
— Но, мой друг, — сказал Рокамболь, умевший покраснеть кстати и проявить должное замешательство, — я не люблю… и никогда и не думал о Концепчьоне де Салландрера…
— Зачем притворяться…
— Да уж, конечно, не теперь перед открытой могилой…
— Эх, Боже ты мой, да я и не говорю, что сегодня… речь идет о будущем, мы еще потолкуем; ты идешь к Бланш?
— Конечно.
И Рокамболь, будучи в восторге от своего мнимого зятя, последовал за ним к виконтессе и просидел у нее до восьми часов вечера.
Затем он отправился к сэру Вильямсу, нуждаясь в его совете.
Но когда Рокамболь изложил ему весь ход дела, то сэр Вильямс написал ему следующий короткий ответ:
— Жди письма от Концепчьоны или свидания с нею.
— Однако, черт побери! — пробормотал Рокамболь. И прождал целый вечер, но ни письма, ни посланного не было, и он, чтобы как-нибудь заполнить время, поехал в клуб и проиграл там в карты почти до трех часов ночи. Выходя из клуба, он получил через негра Концепчьоны письмо от нее и, вернувшись домой, прочел его.
В этом письме Концепчьона описывала состояние своей души и все то, что произошло со времени убийства дона Хозе.
«Мне хотелось бы увидеться с вами (Писала она), вы добрый и честный человек, вы протянули свою руку на защиту бедной, всеми покинутой девушки… Мне кажется, что вы придадите мне бодрости… Видеть вас! — Но где?.. Когда?.. Я едва нашла возможность писать вам это письмо. Завтра будут похороны дона Хозе. Приезжайте, но вы не увидите меня: по испанскому обычаю, дамы не присутствуют на выносе. А между тем я надеюсь видеть вас вечером или на другой день. Прощайте, маркиз, пожалейте меня… благодарю вас!..
Концепчьона».
— Честное слово, — прошептал Рокамболь, — девочка не ценит всей важности своих последних слов. Ей, видите ли, хочется, чтобы я пожалел ее, так как суровая необходимость вынудила ее распорядиться жизнью кузена, и вместе с тем она благодарит меня, что я не отказался содействовать ей в этой маленькой операции. По-видимому, это все не логично, а между тем для меня ясно, что Пепита Долорес Концепчьона де Салландрера бессознательно любит господина маркиза Альберта-Фридерика-Оноре де Шамери. Как подумаешь, что меня звали некогда Рокамболем, что я был приемышем мамаши Фипар, что я подвел под гильотину Николо — а теперь я маркиз де Шамери, по которому сходит с ума дочь герцога де Салландрера!.. А тут еще философы уверяют, что одна добродетель может довести до всего!..
Рокамболь не додумал своей мысли и, задув свечу, бросил сигару.
Господин маркиз де Шамери изволил проснуться на другой день только в десять часов утра; ему всю ночь снился замок де Салландрера.
Одевшись в траурное платье, он зашел к сэру Вильямсу;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32