Через час лодка вошла в порт Карфагена. Триремы давно уже были там и затерялись среди других боевых судов, на которых лихорадочно кипела работа: флот Карфагена деятельно готовился к встрече с врагом.
XVIII. СНОВА В КАРФАГЕНЕ
Вечером того дня, когда Хирам убил Тсоура, он в сопровождении Талы шел по улицам Карфагена.
Офир, Фульвия и молодая рабыня остались в доме Фульвии, куда все сопровождавшие Хирама люди пробрались, не обратив на себя особого внимания, маленькими группами.
Собственно говоря, и Сидон, и многие из воинов Талы, да и сам старый солдат были очень не прочь покинуть Карфаген, явно осужденный на гибель. Сидон сердито ворчал, что Хирам делает глупость, ввязываясь в безнадежную борьбу с римлянами, но когда Хирам заявил, что он решил разделить участь родного города, а всем своим спутникам предоставляет полную свободу действий, отнюдь не принуждая их сражаться против римлян, ни один не захотел покинуть своего вождя.
По дороге ко дворцу Гермона к Хираму и Тале присоединился поджидавший их Фегор.
— Привет вам, храбрые воины! — сказал он. — Поздравляю с удачным исходом всей вашей затеи. Дело-то поворачивалось совсем не в вашу пользу, но боги, видимо, устали преследовать тебя, Хирам, и я очень этому рад, хотя бы в силу того, что погибни ты, пропал бы и обещанный мне тобою талант.
— Ты получишь заработанные деньги! — хмуро отозвался Хирам.
— Да. Я ведь верно служу тебе и… И другим. Между прочим, друг Хирам, ты спрятал Офир, конечно, в доме Фульвии? Я знаю. Я все знаю. Но позволь посоветовать тебе: Гермону ты об этом не говори. Я человек осторожный: кто знает, не передумает ли горделивый Гермон? Сейчас ты в милости. А через день погода может измениться. Но идем же, Гермон не любит, чтобы его заставляли дожидаться. Да, еще; Совет Ста Четырех уже обсуждал вопрос о тебе.
— И как решил совет? — живо обернулся Хирам.
— В твою пользу… пока. Ты можешь оказать слишком ценные услуги, чтобы отказываться от твоего меча. Но повторяю:
пока… Никто не может поручиться за то, что будет потом. У Тсоура жив отец. Он может пожелать отомстить тебе за смерть убитого тобою сына. Словом — осторожность, осторожность и еще раз осторожность. Иначе я сильно рискую.
— Ты? Ты чем-то рискуешь? — остановился Хирам. — Чем же?
— Своими деньгами! Боги, как ты забывчив! — сухо рассмеялся шпион.
…Почти до полуночи старый Сидон, ворча и призывая на головы карфагенян всевозможные проклятия, бродил по саду патриция Гормона под стенами небольшого уединенного дома.
По временам он подходил к одному из окон, сквозь прикрытую ставню которого пробивался слабый луч света и слышались неясно два голоса: один — твердый, уверенный, спокойный — Хирама, и другой — слабый, трепетный, усталый — главы Совета Ста Четырех.
— У меня язык отвалился бы, если бы я болтал столько, сколько они сегодня! — бурчал старый моряк. — И о чем это они говорят? Спорят, что ли? Так нет, не похоже…
Он был прав. Гермон встретил Хирама приветливо и сказал ему, что Совет Ста Четырех уже подписал помилование и назначение Хирама командующим флотом Карфагена. Пехотой должен командовать Гасдрубал, а конницей, большей частью навербованной из нумидийцев, Фамия.
— Вот человек, которому я не доверил бы такую ответственную должность! — невольно воскликнул Хирам.
— Что делать? У нас нет людей! — с горечью отозвался Гермон.
Потом он попросил Хирама изложить свой план действий. Осведомившись детально о числе судов карфагенского флота и их боеспособности, Хирам погрузился в глубокую задумчивость.
— Что можно сделать с такими ничтожными силами против римлян? — промолвил он. — Почти ничего…
— Самое важное — отладить осаду нашего города! — сказал Гермон. — Ты должен во что бы то ни стало задержать высадку римлян на берег.
— Попытаюсь, но не ручаюсь за успех.
— Город деятельно готовился к упорнейшей защите. Население отдает все, что у него есть из металлов, на изготовление оружия. Мастерские завалены работой. Женщины жертвуют все свои драгоценности на плату наемникам, на покупку и изготовление лат, мечей, щитов. Они идут дальше: дочери знатнейших фамилий и простолюдинки отдали уже свои волосы, чтобы у наших стрелков были луки с волосяными тетивами. Но все эти жертвы не принесут пользы, если ты не сможешь хоть на несколько дней задержать римский флот.
— Если так, то мне остается одно! Несомненно, римляне должны направиться к Уттике, которая послужит для них прекрасной опорной базой. Я пойду с моими кораблями туда, может быть, мне удастся напасть на вероломную Уттику раньше, чем подойдут римляне, и взять эту колонию Финикии, которая забыла о кровном родстве с нами.
— Но ты можешь, Хирам, при этом натолкнуться и на превосходящие силы римлян?
— Тем лучше, неожиданным нападением, на которое римляне считают нас неспособными, я могу расстроить их флот, нанести ему тяжкий урон. Конечно, о полной победе не может быть и речи. Я не обманываюсь ложными надеждами на этот счет.
— Увы, ты прав! — со вздохом ответил Гермон. Потом он спросил:
— Когда же ты думаешь отправиться в Уттику?
— Сегодня же на рассвете! — с жаром ответил Хирам.
— А Офир?
— Не беспокойся о ней. Она в надежных руках.
— Но на дом, где ты скрыл ее, могут напасть?
— Кто? Рабы отца Тсоура? — презрительно ответил Хирам. — Не бойся, патриций: Офир под охраной целого отряда, который обеспечит ей полную безопасность. Оставь ее в моих руках: я отвечаю за нее. Потом, я взял ее в бою. Я отнял ее у жрецов Таниты, я убил претендента на ее руку. И я не выпущу ее из своих рук, хотя бы весь Карфаген поднялся против меня.
Гермон, казалось, хотел возразить, но ограничился тем, что тяжело вздохнул.
— Я стар и одинок! — промолвил он беззвучно. — Офир своим присутствием украшала дни моего заката…
— Да. Но ты принуждал ее отдать свою руку Тсоуру, а она любила меня.
Оба смолкли. Потом патриций поднялся.
— Будь по-твоему! — сказал Гермон. — Иди же, послужи Карфагену!
И когда Хирам в сопровождении Сидона и поджидавшего его возвращения в том же дворцовом саду Фегора шли по темным улицам Карфагена к дому Фульвии, и когда потом, оставив дом и трех девушек под охраной четырех наиболее сильных и умных нумидийцев, они опять шли через весь Карфаген, направляясь в порт, где стояли боевые корабли, Хирам наблюдал непривычные картины: несмотря на то, что до рассвета было еще несколько часов, город жил лихорадочной жизнью. Во дворах горели огромные костры, насыщавшие воздух удушливым дымом. На них в котлах плавили медь, серебро и золото, отливая из них пластины, которые могли пойти на латы или мечи, стрелы и наконечники для пик.
Меди не хватало, и в ход шли драгоценные металлы.
Над огромным городом без умолку несся перестук тысяч молотов — ковали оружие, а на стенах и башнях тысячи людей, громко крича, трудились на укреплениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
XVIII. СНОВА В КАРФАГЕНЕ
Вечером того дня, когда Хирам убил Тсоура, он в сопровождении Талы шел по улицам Карфагена.
Офир, Фульвия и молодая рабыня остались в доме Фульвии, куда все сопровождавшие Хирама люди пробрались, не обратив на себя особого внимания, маленькими группами.
Собственно говоря, и Сидон, и многие из воинов Талы, да и сам старый солдат были очень не прочь покинуть Карфаген, явно осужденный на гибель. Сидон сердито ворчал, что Хирам делает глупость, ввязываясь в безнадежную борьбу с римлянами, но когда Хирам заявил, что он решил разделить участь родного города, а всем своим спутникам предоставляет полную свободу действий, отнюдь не принуждая их сражаться против римлян, ни один не захотел покинуть своего вождя.
По дороге ко дворцу Гермона к Хираму и Тале присоединился поджидавший их Фегор.
— Привет вам, храбрые воины! — сказал он. — Поздравляю с удачным исходом всей вашей затеи. Дело-то поворачивалось совсем не в вашу пользу, но боги, видимо, устали преследовать тебя, Хирам, и я очень этому рад, хотя бы в силу того, что погибни ты, пропал бы и обещанный мне тобою талант.
— Ты получишь заработанные деньги! — хмуро отозвался Хирам.
— Да. Я ведь верно служу тебе и… И другим. Между прочим, друг Хирам, ты спрятал Офир, конечно, в доме Фульвии? Я знаю. Я все знаю. Но позволь посоветовать тебе: Гермону ты об этом не говори. Я человек осторожный: кто знает, не передумает ли горделивый Гермон? Сейчас ты в милости. А через день погода может измениться. Но идем же, Гермон не любит, чтобы его заставляли дожидаться. Да, еще; Совет Ста Четырех уже обсуждал вопрос о тебе.
— И как решил совет? — живо обернулся Хирам.
— В твою пользу… пока. Ты можешь оказать слишком ценные услуги, чтобы отказываться от твоего меча. Но повторяю:
пока… Никто не может поручиться за то, что будет потом. У Тсоура жив отец. Он может пожелать отомстить тебе за смерть убитого тобою сына. Словом — осторожность, осторожность и еще раз осторожность. Иначе я сильно рискую.
— Ты? Ты чем-то рискуешь? — остановился Хирам. — Чем же?
— Своими деньгами! Боги, как ты забывчив! — сухо рассмеялся шпион.
…Почти до полуночи старый Сидон, ворча и призывая на головы карфагенян всевозможные проклятия, бродил по саду патриция Гормона под стенами небольшого уединенного дома.
По временам он подходил к одному из окон, сквозь прикрытую ставню которого пробивался слабый луч света и слышались неясно два голоса: один — твердый, уверенный, спокойный — Хирама, и другой — слабый, трепетный, усталый — главы Совета Ста Четырех.
— У меня язык отвалился бы, если бы я болтал столько, сколько они сегодня! — бурчал старый моряк. — И о чем это они говорят? Спорят, что ли? Так нет, не похоже…
Он был прав. Гермон встретил Хирама приветливо и сказал ему, что Совет Ста Четырех уже подписал помилование и назначение Хирама командующим флотом Карфагена. Пехотой должен командовать Гасдрубал, а конницей, большей частью навербованной из нумидийцев, Фамия.
— Вот человек, которому я не доверил бы такую ответственную должность! — невольно воскликнул Хирам.
— Что делать? У нас нет людей! — с горечью отозвался Гермон.
Потом он попросил Хирама изложить свой план действий. Осведомившись детально о числе судов карфагенского флота и их боеспособности, Хирам погрузился в глубокую задумчивость.
— Что можно сделать с такими ничтожными силами против римлян? — промолвил он. — Почти ничего…
— Самое важное — отладить осаду нашего города! — сказал Гермон. — Ты должен во что бы то ни стало задержать высадку римлян на берег.
— Попытаюсь, но не ручаюсь за успех.
— Город деятельно готовился к упорнейшей защите. Население отдает все, что у него есть из металлов, на изготовление оружия. Мастерские завалены работой. Женщины жертвуют все свои драгоценности на плату наемникам, на покупку и изготовление лат, мечей, щитов. Они идут дальше: дочери знатнейших фамилий и простолюдинки отдали уже свои волосы, чтобы у наших стрелков были луки с волосяными тетивами. Но все эти жертвы не принесут пользы, если ты не сможешь хоть на несколько дней задержать римский флот.
— Если так, то мне остается одно! Несомненно, римляне должны направиться к Уттике, которая послужит для них прекрасной опорной базой. Я пойду с моими кораблями туда, может быть, мне удастся напасть на вероломную Уттику раньше, чем подойдут римляне, и взять эту колонию Финикии, которая забыла о кровном родстве с нами.
— Но ты можешь, Хирам, при этом натолкнуться и на превосходящие силы римлян?
— Тем лучше, неожиданным нападением, на которое римляне считают нас неспособными, я могу расстроить их флот, нанести ему тяжкий урон. Конечно, о полной победе не может быть и речи. Я не обманываюсь ложными надеждами на этот счет.
— Увы, ты прав! — со вздохом ответил Гермон. Потом он спросил:
— Когда же ты думаешь отправиться в Уттику?
— Сегодня же на рассвете! — с жаром ответил Хирам.
— А Офир?
— Не беспокойся о ней. Она в надежных руках.
— Но на дом, где ты скрыл ее, могут напасть?
— Кто? Рабы отца Тсоура? — презрительно ответил Хирам. — Не бойся, патриций: Офир под охраной целого отряда, который обеспечит ей полную безопасность. Оставь ее в моих руках: я отвечаю за нее. Потом, я взял ее в бою. Я отнял ее у жрецов Таниты, я убил претендента на ее руку. И я не выпущу ее из своих рук, хотя бы весь Карфаген поднялся против меня.
Гермон, казалось, хотел возразить, но ограничился тем, что тяжело вздохнул.
— Я стар и одинок! — промолвил он беззвучно. — Офир своим присутствием украшала дни моего заката…
— Да. Но ты принуждал ее отдать свою руку Тсоуру, а она любила меня.
Оба смолкли. Потом патриций поднялся.
— Будь по-твоему! — сказал Гермон. — Иди же, послужи Карфагену!
И когда Хирам в сопровождении Сидона и поджидавшего его возвращения в том же дворцовом саду Фегора шли по темным улицам Карфагена к дому Фульвии, и когда потом, оставив дом и трех девушек под охраной четырех наиболее сильных и умных нумидийцев, они опять шли через весь Карфаген, направляясь в порт, где стояли боевые корабли, Хирам наблюдал непривычные картины: несмотря на то, что до рассвета было еще несколько часов, город жил лихорадочной жизнью. Во дворах горели огромные костры, насыщавшие воздух удушливым дымом. На них в котлах плавили медь, серебро и золото, отливая из них пластины, которые могли пойти на латы или мечи, стрелы и наконечники для пик.
Меди не хватало, и в ход шли драгоценные металлы.
Над огромным городом без умолку несся перестук тысяч молотов — ковали оружие, а на стенах и башнях тысячи людей, громко крича, трудились на укреплениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33