— Ты хочешь идти с нами? — удивился Хирам.
— Конечно! Не так ли, Фульвия?
Но раньше чем Хирам успел изъявить согласие принять на борт адмиральского судна Фегора с его имуществом, состоявшим в нескольких талантах, как Фульвия вскочила и, сверкая глазами, воскликнула.
— Я остаюсь в Карфагене!..
— Но это безумие, дитя мое! — сказал Гермон. — Идем с нами.
— Что ты будешь здесь делать? — вмешался Хирам. Офир обняла нежно молодую этруску и стала, лаская,
уговаривать ее не упорствовать в своем намерении. Но
Фульвия была непоколебима.
— Я остаюсь тут. Я разделю участь Карфагена. У меня нет отечества. Мне некуда идти. Я буду тосковать всюду! — твердила она.
— Фульвия! Но ты обещала стать моей женой! — в отчаянии закричал Фегор, хватаясь за голову. — Подумай, на что ты идешь?
— Я сдержу свое слово! — ответила этруска, сверкая глазами. — я стану твоей женой в Карфагене. Я поклялась и исполню клятвенное обещание. Если ты в самом деле любишь меня…
— Больше жизни!
— Тем лучше. Ты останешься со мною здесь. Ты будешь защищать меня. Этим ты докажешь мне свою любовь. Я не сделаю ни шагу отсюда.
Фегор метался, словно безумный. Уже рабы Гермона уносили имущество своего господина на адмиральское судно, готовое тронуться в путь, и Фегор боялся, что они не возьмут тех сундуков, в которых хранилось его «маленькое имущество». С другой стороны, он еще не терял надежды уговорить Фульвию бежать. Он решительно не понимал, что творится в душе девушки. Может быть, она любит Хирама… Но тогда почему же она не пользуется случаем бежать, чтобы жить возле любимого человека? Но она хочет остаться, притом остаться в стенах осажденного, готового сдаться или погибнуть города. Тут будет резня на улицах. Когда ворвутся римляне, каждый дом в Карфагене обратится в крепость, никто не будет просить пощады, ибо никто не будет щадить.
— Подумай, Фульвия, на что ты меня толкаешь! — вопил Фегор с искаженным лицом, хватая за руку Фульвию. — Бежим ради всех богов, бежим! Смотри, последние рабы уходят. Постойте, постойте, люди! Сейчас отнесете мои сундуки. Фульвия! Идем же!
Но Фульвия презрительно засмеялась.
— Я остаюсь тут, мой возлюбленный! — сказала она глухим, полным тоски голосом. — Мы отпразднуем нашу свадьбу тут, в Карфагене, где боги послали мне счастье увидеть тебя. Ты защитишь меня от всяких опасностей, а я отплачу тебе нежной и страстной любовью…
Фегор, побледнев как полотно, махнул рукой.
— Рабы, оставьте мои сундуки, — сказал он мрачно. — Моя госпожа, которой принадлежит моя жизнь, решила, и да сбудется воля ее. Я остаюсь.
Потом он обернулся к Фульвии:
— Ты видишь, исполняю твое желание. Но не закрываю глаза. Нет, я знаю, что будет. Я проклинаю и вместе благословляю тот день, когда увидел тебя. Проклинаю, потому что в тот день меня обрекли на гибель. Благословляю, потому что в тот день я впервые полюбил женщину, отдал ей душу, все свои помыслы. Я уже не тот Фегор, который смеялся над всем и над всеми, всех продавал и всех предавал. Ты взяла мою душу. Ты сделала из меня другого человека — и этим ты убила меня. Так пусть же, если так суждено, я погибну в стенах Карфагена рядом с тобой!
— Прощай, Офир! Будь счастлива! — крикнула, не отвечая Фегору, Фульвия, видя, что Офир готова покинуть дворец Гермона.
— Иди с нами, Фульвия! — донесся крик Хирама и Офир.
Но Фульвия отвернулась и молча села на скамью. Фегор стоял рядом с ней.
Задуманная Хирамом морская вылазка увенчалась частичным успехом.
Квинкверема, на которой нашли себе убежище Хирам, Сидон, Тала, нумидийцы Хирама, Гермон, Офир и некоторые близкие Гермону люди, удачно прорвалась сквозь флот римлян, уничтожив ударами грозного тарана несколько вставших на ее пути судов. За квинкверемой Хирама прорвалось еще несколько карфагенских судов. Но римляне скоро оправились, завязался отчаянный бой с другими покидавшими порт судами, и карфагенян погнали обратно в порт, куда следом ворвались римские суда.
Тут, в узком пространстве, где суда с трудом могли развернуться, началось беспощадное истребление последних морских сил Карфагена. К утру от карфагенского флота не уцелело ни единого корабля, кроме тех немногих, которые успели прорваться.
Хирам, видя, что его отчаянный план терпит неудачу, хотел вернуться в порт и погибнуть, сражаясь с врагами отчизны, но Гермон запротестовал.
— Над Карфагеном свершается суд небес! — сказал он. — Мы уйдем отсюда. Мы вернемся к родным берегам древней Финикии, откуда пришли сюда. Там мы попытаемся возродить Финикию, чтобы она отомстила римлянам за гибель Карфагена.
И легкое суденышко помчалось с безумной быстротой, навсегда покидая берега, где свершался последний акт беспримерной исторической драмы — гибели целого народа. Этот великий народ мог спасти ценой унижения и рабства свою жизнь. Но было еще одно условие: покинуть морские берега, отказаться от моря. И народ предпочел погибнуть.
На корме убегающей квинкверемы рядом стояли Хирам и Офир. Глаза молодой девушки были полны слез, мрачен и грозен был взор воина.
— Будь, проклят ты, гордый и беспощадный Рим! — произнес Хирам. — На этот раз ты торжествуешь. Ты истребляешь своих врагов, ты захватываешь все новые и новые края. Тебе все тесно в этом мире, тебе все мало побед. Но настанет день, когда тебя раздавит от тяжести награбленного. Твою кровь отравит смертельный яд, потому что с каждым новым варварским поступком своим ты пьешь частицы яда. За тех, кого погубил ты, придут неведомо откуда страшные мстители. В водах Тибра омоют свои копыта кони пришельцев. Стены Рима будут разрушены, его храмы осквернены, его святыни оскорблены, как сейчас ты, Рим, оскорбляешь святыни других. Будь ты трижды проклят, Рим!
XX. ЭПИЛОГ
Три дня спустя участь Карфагена была окончательно решена. Сципион собрал под стенами полуразрушенного города все свои войска в полной готовности к последнему штурму, но, желая избежать кровопролития, послал парламентеров в город, предлагая пощадить жизнь всем, кто решит покинуть город.
Свыше пятидесяти тысяч человек — почти сплошь женщины и дети — вышли из города и сдались римлянам. Среди них был и тот, кто должен был умереть, защищая отчизну, — гордый Гасдрубал. Но с ним не было ни жены, ни многочисленных детей. Благородная женщина, видя, что Гасдрубал уходит, взошла на крышу храма Эскулапа вместе с детьми и бросилась оттуда на камни мостовой. Она не хотела пережить позор и гибель родины.
В полдень римляне пошли на приступ.
К вечеру город пылал: римляне, взяв стены, проникли в город и отчаянно осаждали Капитолий, в котором засели последние защитники Карфагена, а отдельные отряды брали штурмом буквально каждый квартал, каждый дом. Никто не просил пощады, и никто не щадил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33